Неточные совпадения
Был, после начала возмущения, день седьмый. Глуповцы торжествовали. Но несмотря
на то что внутренние враги были побеждены и польская интрига посрамлена, атаманам-молодцам было как-то не по себе, так
как о новом градоначальнике все еще не было ни слуху ни
духу. Они слонялись по городу, словно отравленные мухи, и не смели ни за
какое дело приняться, потому что не знали, как-то понравятся ихние недавние затеи новому начальнику.
10) Маркиз де Санглот, Антон Протасьевич, французский выходец и друг Дидерота. Отличался легкомыслием и любил петь непристойные песни. Летал по воздуху в городском саду и чуть было не улетел совсем,
как зацепился фалдами за шпиц, и оттуда с превеликим трудом снят. За эту затею уволен в 1772 году, а в следующем же году, не уныв
духом, давал представления у Излера
на минеральных водах. [Это очевидная ошибка. — Прим. издателя.]
Вронскому, бывшему при нем
как бы главным церемониймейстером, большого труда стоило распределять все предлагаемые принцу различными лицами русские удовольствия. Были и рысаки, и блины, и медвежьи охоты, и тройки, и Цыгане, и кутежи с русским битьем посуды. И принц с чрезвычайною легкостью усвоил себе русский
дух, бил подносы с посудой, сажал
на колени Цыганку и, казалось, спрашивал: что же еще, или только в этом и состоит весь русский
дух?
Левин боялся немного, что он замучает лошадей, особенно и левого, рыжего, которого он не умел держать; но невольно он подчинялся его веселью, слушал романсы, которые Весловский, сидя
на козлах, распевал всю дорогу, или рассказы и представления в лицах,
как надо править по-английски four in hand; [четверкой;] и они все после завтрака в самом веселом расположении
духа доехали до Гвоздевского болота.
Он видел, что Россия имеет прекрасные земли, прекрасных рабочих и что в некоторых случаях,
как у мужика
на половине дороги, рабочие и земля производят много, в большинстве же случаев, когда по-европейски прикладывается капитал, производят мало, и что происходит это только оттого, что рабочие хотят работать и работают хорошо одним им свойственным образом, и что это противодействие не случайное, а постоянное, имеющее основание в
духе народа.
Он был в самом ласковом и веселом
духе,
каким в детстве его часто помнил Левин. Он упомянул даже и о Сергее Ивановиче без злобы. Увидав Агафью Михайловну, он пошутил с ней и расспрашивал про старых слуг. Известие о смерти Парфена Денисыча неприятно подействовало
на него.
На лице его выразился испуг; но он тотчас же оправился.
Степан Аркадьич с оттопыренным карманом серий, которые за три месяца вперед отдал ему купец, вошел наверх. Дело с лесом было кончено, деньги в кармане, тяга была прекрасная, и Степан Аркадьич находился в самом веселом расположении
духа, а потому ему особенно хотелось рассеять дурное настроение, нашедшее
на Левина. Ему хотелось окончить день зa ужином так же приятно,
как он был начат.
Несмотря
на то брызжущее весельем расположение
духа, в котором он находился, Степан Аркадьич тотчас естественно перешел в тот сочувствующий, поэтически-возбужденный тон, который подходил к ее настроению. Он спросил ее о здоровье и
как она провела утро.
Девочка, любимица отца, вбежала смело, обняла его и смеясь повисла у него
на шее,
как всегда, радуясь
на знакомый запах
духов, распространявшийся от его бакенбард. Поцеловав его наконец в покрасневшее от наклоненного положения и сияющее нежностью лицо, девочка разняла руки и хотела бежать назад; но отец удержал ее.
—
Как обыкновенно, — отвечал он, тотчас же по одному взгляду
на нее поняв, что она в одном из своих хороших расположений. Он уже привык к этим переходам и нынче был особенно рад ему, потому что сам был в самом хорошем расположении
духа.
— Скажи-ка, хорошо
на мне сидит мундир?.. Ох, проклятый жид!..
как под мышками режет!.. Нет ли у тебя
духов?
Я
как безумный выскочил
на крыльцо, прыгнул
на своего Черкеса, которого водили по двору, и пустился во весь
дух, по дороге в Пятигорск. Я беспощадно погонял измученного коня, который, храпя и весь в пене, мчал меня по каменистой дороге.
— Да
как же в самом деле: три дни от тебя ни слуху ни
духу! Конюх от Петуха привел твоего жеребца. «Поехал, говорит, с каким-то барином». Ну, хоть бы слово сказал: куды, зачем,
на сколько времени? Помилуй, братец,
как же можно этак поступать? А я бог знает чего не передумал в эти дни!
Скрепя сердце и стиснув зубы, он, однако же, имел присутствие
духа сказать необыкновенно учтивым и мягким голосом, между тем
как пятна выступили
на лице его и все внутри его кипело...
Смотря долго
на имена их, он умилился
духом и, вздохнувши, произнес: «Батюшки мои, сколько вас здесь напичкано! что вы, сердечные мои, поделывали
на веку своем?
как перебивались?» И глаза его невольно остановились
на одной фамилии: это был известный Петр Савельев Неуважай-Корыто, принадлежавший когда-то помещице Коробочке.
Селифан только помахивал да покрикивал: «Эх! эх! эх!» — плавно подскакивая
на козлах, по мере того
как тройка то взлетала
на пригорок, то неслась
духом с пригорка, которыми была усеяна вся столбовая дорога, стремившаяся чуть заметным накатом вниз.
Губернаторша, сказав два-три слова, наконец отошла с дочерью в другой конец залы к другим гостям, а Чичиков все еще стоял неподвижно
на одном и том же месте,
как человек, который весело вышел
на улицу, с тем чтобы прогуляться, с глазами, расположенными глядеть
на все, и вдруг неподвижно остановился, вспомнив, что он позабыл что-то и уж тогда глупее ничего не может быть такого человека: вмиг беззаботное выражение слетает с лица его; он силится припомнить, что позабыл он, — не платок ли? но платок в кармане; не деньги ли? но деньги тоже в кармане, все, кажется, при нем, а между тем какой-то неведомый
дух шепчет ему в уши, что он позабыл что-то.
Слова ли Чичикова были
на этот раз так убедительны, или же расположение
духа у Андрея Ивановича было как-то особенно настроено к откровенности, — он вздохнул и сказал, пустивши кверху трубочный дым: «
На все нужно родиться счастливцем, Павел Иванович», — и рассказал все,
как было, всю историю знакомства с генералом и разрыв.
Чудная, однако же, вещь:
на другой день, когда подали Чичикову лошадей и вскочил он в коляску с легкостью почти военного человека, одетый в новый фрак, белый галстук и жилет, и покатился свидетельствовать почтение генералу, Тентетников пришел в такое волненье
духа,
какого давно не испытывал.
Янтарь
на трубках Цареграда,
Фарфор и бронза
на столе,
И, чувств изнеженных отрада,
Духи в граненом хрустале;
Гребенки, пилочки стальные,
Прямые ножницы, кривые,
И щетки тридцати родов
И для ногтей, и для зубов.
Руссо (замечу мимоходом)
Не мог понять,
как важный Грим
Смел чистить ногти перед ним,
Красноречивым сумасбродом.
Защитник вольности и прав
В сем случае совсем неправ.
В то время
как я таким образом мысленно выражал свою досаду
на Карла Иваныча, он подошел к своей кровати, взглянул
на часы, которые висели над нею в шитом бисерном башмачке, повесил хлопушку
на гвоздик и,
как заметно было, в самом приятном расположении
духа повернулся к нам.
Странно то, что я
как теперь вижу все лица дворовых и мог бы нарисовать их со всеми мельчайшими подробностями; но лицо и положение maman решительно ускользают из моего воображения: может быть, оттого, что во все это время я ни разу не мог собраться с
духом взглянуть
на нее. Мне казалось, что, если бы я это сделал, ее и моя горесть должны бы были дойти до невозможных пределов.
После обеда я в самом веселом расположении
духа, припрыгивая, отправился в залу,
как вдруг из-за двери выскочила Наталья Савишна с скатертью в руке, поймала меня и, несмотря
на отчаянное сопротивление с моей стороны, начала тереть меня мокрым по лицу, приговаривая: «Не пачкай скатертей, не пачкай скатертей!» Меня так это обидело, что я разревелся от злости.
— Молчи ж! — прикрикнул сурово
на него товарищ. — Чего тебе еще хочется знать? Разве ты не видишь, что весь изрублен? Уж две недели
как мы с тобою скачем не переводя
духу и
как ты в горячке и жару несешь и городишь чепуху. Вот в первый раз заснул покойно. Молчи ж, если не хочешь нанести сам себе беду.
И когда все было сделано
как нужно, сказал речь козакам, не для того, чтобы ободрить и освежить их, — знал, что и без того крепки они
духом, — а просто самому хотелось высказать все, что было
на сердце.
А уж упал с воза Бовдюг. Прямо под самое сердце пришлась ему пуля, но собрал старый весь
дух свой и сказал: «Не жаль расстаться с светом. Дай бог и всякому такой кончины! Пусть же славится до конца века Русская земля!» И понеслась к вышинам Бовдюгова душа рассказать давно отошедшим старцам,
как умеют биться
на Русской земле и, еще лучше того,
как умеют умирать в ней за святую веру.
Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый XV век
на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен человек; когда
на пожарищах, в виду грозных соседей и вечной опасности, селился он и привыкал глядеть им прямо в очи, разучившись знать, существует ли
какая боязнь
на свете; когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский
дух и завелось козачество — широкая, разгульная замашка русской природы, — и когда все поречья, перевозы, прибрежные пологие и удобные места усеялись козаками, которым и счету никто не ведал, и смелые товарищи их были вправе отвечать султану, пожелавшему знать о числе их: «Кто их знает! у нас их раскидано по всему степу: что байрак, то козак» (что маленький пригорок, там уж и козак).
Далеко понеслось громкое хлопанье по всем окрестным полям и нивам, сливаясь в беспрерывный гул; дымом затянуло все поле, а запорожцы всё палили, не переводя
духу: задние только заряжали да передавали передним, наводя изумление
на неприятеля, не могшего понять,
как стреляли козаки, не заряжая ружей.
Глаза его горели лихорадочным огнем. Он почти начинал бредить; беспокойная улыбка бродила
на его губах. Сквозь возбужденное состояние
духа уже проглядывало страшное бессилие. Соня поняла,
как он мучается. У ней тоже голова начинала кружиться. И странно он так говорил:
как будто и понятно что-то, но… «но
как же!
Как же! О господи!» И она ломала руки в отчаянии.
Вдруг послышалось, что в комнате, где была старуха, ходят. Он остановился и притих,
как мертвый. Но все было тихо, стало быть померещилось. Вдруг явственно послышался легкий крик или
как будто кто-то тихо и отрывисто простонал и замолчал. Затем опять мертвая тишина, с минуту или с две. Он сидел
на корточках у сундука и ждал, едва переводя
дух, но вдруг вскочил, схватил топор и выбежал из спальни.
Но зачем же, спрашивал он всегда, зачем же такая важная, такая решительная для него и в то же время такая в высшей степени случайная встреча
на Сенной (по которой даже и идти ему незачем) подошла
как раз теперь к такому часу, к такой минуте в его жизни, именно к такому настроению его
духа и к таким именно обстоятельствам, при которых только и могла она, эта встреча, произвести самое решительное и самое окончательное действие
на всю судьбу его?
— Потом поймешь. Разве ты не то же сделала? Ты тоже переступила… смогла переступить. Ты
на себя руки наложила, ты загубила жизнь… свою (это все равно!) Ты могла бы жить
духом и разумом, а кончишь
на Сенной… Но ты выдержать не можешь и, если останешься одна, сойдешь с ума,
как и я. Ты уж и теперь
как помешанная; стало быть, нам вместе идти, по одной дороге! Пойдем!
— Книжками интересуешься? — спросила Марина, и голос ее звучал явно насмешливо: — Любопытные? Все —
на одну тему, — о нищих
духом, о тех, чей «румянец воли побледнел под гнетом размышления», —
как сказано у Шекспира. Супруг мой особенно любил Бульвера и «Скучную историю».
— Мы, интеллигенты, аристократы
духа, аристократия демоса, должны бы стоять впереди, у руля, единодушно, не разбиваясь
на партии, а
как единая культурно-политическая сила и, прежде всего,
как сила культурная. Мы — не собственники, не корыстны, не гонимся за наживой…
— Там, в Кремле, Гусаров сказал рабочим речь
на тему — долой политику, не верьте студентам, интеллигенция хочет
на шее рабочих проехать к власти и все прочее в этом
духе, — сказала Татьяна
как будто равнодушно. — А вы откуда знаете это? — спросила она.
— «…Иуда, удавивший в
духе своем все святое, нравственно чистое и нравственно благородное, повесивший себя,
как самоубийца лютый,
на сухой ветке возгордившегося ума и развращенного таланта, нравственно сгнивший до мозга костей и своим возмутительным нравственно-религиозным злосмрадием заражающий всю жизненную атмосферу нашего интеллигентного общества!
Самгин оглядывался. Комната была обставлена,
как в дорогом отеле, треть ее отделялась темно-синей драпировкой, за нею — широкая кровать, оттуда доносился очень сильный запах
духов. Два открытых окна выходили в небольшой старый сад, ограниченный стеною, сплошь покрытой плющом, вершины деревьев поднимались
на высоту окон, сладковато пахучая сырость втекала в комнату, в ней было сумрачно и душно. И в духоте этой извивался тонкий, бабий голосок, вычерчивая словесные узоры...
— Смерть уязвляет, дабы исцелить, а некоторый человек был бы доволен бессмертием и
на земле. Тут, Клим Иванович, выходит, что жизнь
как будто чья-то ошибка и несовершенна поэтому, а создал ее совершенный
дух,
как же тогда от совершенного-то несовершенное?
Нехаева была неприятна. Сидела она изломанно скорчившись, от нее исходил одуряющий запах крепких
духов. Можно было подумать, что тени в глазницах ее искусственны, так же
как румянец
на щеках и чрезмерная яркость губ. Начесанные
на уши волосы делали ее лицо узким и острым, но Самгин уже не находил эту девушку такой уродливой,
какой она показалась с первого взгляда. Ее глаза смотрели
на людей грустно, и она
как будто чувствовала себя серьезнее всех в этой комнате.
— Я много читаю, — ответила она и широко улыбнулась, янтарные зрачки разгорелись ярче — Но я с Аристотелем, так же
как и с Марксом, — не согласна: давления общества
на разум и бытия
на сознание — не отрицаю, но
дух мой — не ограничен,
дух — сила не земная, а — космическая, скажем.
В ее комнате стоял тяжелый запах пудры,
духов и от обилия мебели было тесно,
как в лавочке старьевщика. Она села
на кушетку, приняв позу Юлии Рекамье с портрета Давида, и спросила об отце. Но, узнав, что Клим застал его уже без языка, тотчас же осведомилась, произнося слова в нос...
Вообще, скажет что-нибудь в этом
духе. Он оделся очень парадно, надел новые перчатки и побрил растительность
на подбородке. По улице, среди мокрых домов, метался тревожно осенний ветер,
как будто искал где спрятаться, а над городом он чистил небо, сметая с него грязноватые облака, обнажая удивительно прозрачную синеву.
Дверь тихо отворилась, и явилась Ольга: он взглянул
на нее и вдруг упал
духом; радость его
как в воду канула: Ольга
как будто немного постарела. Бледна, но глаза блестят; в замкнутых губах, во всякой черте таится внутренняя напряженная жизнь, окованная, точно льдом, насильственным спокойствием и неподвижностью.
В петербургской службе ему нечего было делать с своею латынью и с тонкой теорией вершать по своему произволу правые и неправые дела; а между тем он носил и сознавал в себе дремлющую силу, запертую в нем враждебными обстоятельствами навсегда, без надежды
на проявление,
как бывали запираемы, по сказкам, в тесных заколдованных стенах
духи зла, лишенные силы вредить.
Как в организме нет у него ничего лишнего, так и в нравственных отправлениях своей жизни он искал равновесия практических сторон с тонкими потребностями
духа. Две стороны шли параллельно, перекрещиваясь и перевиваясь
на пути, но никогда не запутываясь в тяжелые, неразрешаемые узлы.
А между тем орлиным взором
В кругу домашнем ищет он
Себе товарищей отважных,
Неколебимых, непродажных.
Во всем открылся он жене:
Давно в глубокой тишине
Уже донос он грозный копит,
И, гнева женского полна,
Нетерпеливая жена
Супруга злобного торопит.
В тиши ночной,
на ложе сна,
Как некий
дух, ему она
О мщенье шепчет, укоряет,
И слезы льет, и ободряет,
И клятвы требует — и ей
Клянется мрачный Кочубей.
Пробегая мысленно всю нить своей жизни, он припоминал,
какие нечеловеческие боли терзали его, когда он падал,
как медленно вставал опять,
как тихо чистый
дух будил его, звал вновь
на нескончаемый труд, помогая встать, ободряя, утешая, возвращая ему веру в красоту правды и добра и силу — подняться, идти дальше, выше…
— Бабушка! ты не поняла меня, — сказала она кротко, взяв ее за руки, — успокойся, я не жалуюсь тебе
на него. Никогда не забывай, что я одна виновата — во всем… Он не знает, что произошло со мной, и оттого пишет. Ему надо только дать знать, объяснить,
как я больна, упала
духом, — а ты собираешься, кажется, воевать! Я не того хочу. Я хотела написать ему сама и не могла, — видеться недостает сил, если б я и хотела…
Он крался,
как вор, ощупью, проклиная каждый хрустнувший сухой прут под ногой, не чувствуя ударов ветвей по лицу. Он полз наудачу, не зная места свиданий. От волнения он садился
на землю и переводил
дух.
— Если не мудрая, так мудреная!
На нее откуда-то повеяло другим, не здешним
духом!.. Да откуда же: узнаю ли я? Непроницаема,
как ночь! Ужели ее молодая жизнь успела уже омрачиться!.. — в страхе говорил Райский, провожая ее глазами.