Неточные совпадения
Он прочел все, что было написано во Франции замечательного по части философии и красноречия в XVIII веке, основательно знал все лучшие произведения французской литературы, так что мог и любил часто цитировать места из Расина, Корнеля, Боало, Мольера, Монтеня, Фенелона; имел блестящие
познания в мифологии и с пользой изучал, во французских переводах, древние памятники эпической поэзии, имел достаточные
познания в
истории, почерпнутые им из Сегюра; но не имел никакого понятия ни о математике, дальше арифметики, ни о физике, ни о современной литературе: он мог в разговоре прилично умолчать или сказать несколько общих фраз о Гете, Шиллере и Байроне, но никогда не читал их.
Не важный актер поддержал его, развернув свои
познания в
истории...
История еще не кончилась, мы находимся в середине исторического процесса, и невозможно научное
познание грядущего.
Но без этого
познания невозможно постичь смысл
истории.
А она мне вдруг кричит: «Я ненавижу Ивана Федоровича, я требую, чтобы вы его не принимали, чтобы вы ему отказали от дома!» Я обомлела при такой неожиданности и возражаю ей: с какой же стати буду я отказывать такому достойному молодому человеку и притом с такими
познаниями и с таким несчастьем, потому что все-таки все эти
истории — ведь это несчастье, а не счастие, не правда ли?
И на протяжении всей
истории философской мысли обращались к самопознанию как пути к
познанию мира.
Оправдание творчества и есть оправдание
истории, оправдание культуры, оправдание воинственной правды общественной и любви личной,
познания и поэзии, оправдание наших великих людей, наших творцов, для которых должно быть найдено место в Царстве Божьем.
Райнер весь обращался в слух и внимание, а Ярошиньский все более и более распространялся о значении женщин в
истории, цитировал целые латинские места из Тацита, изобличая
познания, нисколько не отвечающие званию простого офицера бывших войск польских, и, наконец, свел как-то все на необходимость женского участия во всяком прогрессивном движении страны.
Из разговоров их я также узнал, что Яковкин был прямо сделан ординарным профессором русской
истории и назначался инспектором студентов, о чем все говорили с негодованием, считая такое быстрое возвышение Яковкина незаслуженным по ограниченности его ученых
познаний.
В рассказах Глинки (композитора) занесен следующий факт. Однажды покойный литератор Кукольник, без приготовлений, «необыкновенно ясно и дельно» изложил перед Глинкой
историю Литвы, и когда последний, не подозревая за автором «Торквато Тассо» столь разнообразных
познаний, выразил свое удивление по этому поводу, то Кукольник отвечал: «Прикажут — завтра же буду акушером».
В одном из писем к издателям, из Звенигорода, сказано, что «посредством «Собеседника» можно рассеять в народе
познания, тем паче что книга сия заключает в себе российскую
историю, каковой еще не бывало, и для одного уже сего сочинения всякой с жадностию покупает «Собеседник»«.
Смотря на всю Европу с высоты своего славянского величия, г. Жеребцов решительно не хочет признать этого и поступает с своими читателями так, как будто бы они не имели ни малейшего понятия — не только об
истории и образованности, но даже о самых простых логических построениях; как будто бы они лишены были не только всяких
познаний, но даже и здравого смысла.
В развитии народов и всего человечества — сами принципы, признаваемые главнейшими двигателями
истории, зависят, несомненно, от того, в каком положении находятся, в ту или другую эпоху, человеческие
познания о мире.
Благодаря такой системе мальчики в короткое время своего пребывания в школе приобретали у него довольно основательные
познания в геометрии, механике и естественной
истории.
Если
познание противостоит бытию как объекту, то
познание не имеет никакой внутренней связи с бытием, оно не входит в
историю бытия.
Вот почему и исследования по
истории философии перестают быть философским
познанием, становятся научным
познанием.
История философии будет философским, а не только научным
познанием в том лишь случае, если мир философских идей будет для познающего его собственным внутренним миром, если он будет его познавать из человека и в человеке.
В"Библиотеку"он явился после своей первой поездки за границу и много рассказывал про Париж, порядки Второй империи и тогдашний полицейский режим. Дальше заметок и небольших статей он у нас не пошел и, по тогдашнему настроению, в очень либеральном тоне. Мне он тогда казался более стоящим интереса, и по
истории русской словесности у него были уже порядочные
познания. Он был уже автором этюда о Веневитинове.
При самом пристрастном желании трудно было бы открыть в
истории духа человеческого рост научности философского
познания.
Только благодаря этому ложному учению, всосавшемуся в плоть и кровь наших поколений, могло случиться то удивительное явление, что человек точно выплюнул то яблоко
познания добра и зла, которое он, по преданию, съел в раю, и, забыв то, что вся
история человека только в том, чтобы разрешать противоречия разумной и животной природы, стал употреблять свой разум на то, чтобы находить законы исторические одной своей животной природы.