Неточные совпадения
— Вот оно, чего ради
жили, грешили, добро копили! Кабы не стыд, не срам, позвать бы полицию, а завтра
к губернатору… Срамно! Какие же это
родители полицией детей своих травят? Ну, значит, лежи, старик.
— А за кого я в службе-то отдувался, этого тебе родитель-то не обсказывал? Весьма даже напрасно… Теперь что же, по-твоему-то, я по миру должен идти, по заугольям шататься? Нет, я
к этому не подвержен… Ежели што, так пусть мир нас рассудит, а покедова я и так с женой
поживу.
—
Жила я таким родом до шестнадцати годков.
Родитель наш и прежде каждый год с ярмонки в скиты езживал, так у него завсегда с матерями дружба велась. Только по один год приезжает он из скитов уж не один, а с Манефой Ивановной — она будто заместо экономки
к нам в дом взята была. Какая она уж экономка была, этого я доложить вашему благородию не умею…
— Какое
к родителям! — отвергнул, рассмеявшись, ополченец. — Ведь видели здесь, как она в одном экипаже с офицером-то уехала… Наконец их в Вильне кое-кто из здешних видел; они на одной квартире и
жили.
— Это-с как вам угодно, а я только
к тому говорю, что при жене
жить не стану, чтобы ее беречь; пусть тот же
родитель мой будет ее стражем!
Передонов не сомневался, что раскрытие в одном из гимназистов девочки обратит внимание начальства и что, кроме повышения, ему дадут и орден. Это поощряло его бдительно смотреть за поведением гимназистов.
К тому же погода несколько дней под ряд стояла пасмурная и холодная, на биллиард собирались плохо, — оставалось ходить по городу и посещать ученические квартиры и даже тех гимназистов, которые
жили при
родителях.
Алексей Степанович преспокойно служил и
жил в Уфе, отстоявшей в двухстах сорока верстах от Багрова, и приезжал каждый год два раза на побывку
к своим
родителям. Ничего особенного с ним не происходило. Тихий, скромный, застенчивый, ко всем ласковый, цвел он, как маков цвет, и вдруг… помутился ясный ручеек жизни молодого деревенского дворянина.
Настя. «Ненаглядная, говорит, моя любовь!
Родители, говорит, согласия своего не дают, чтобы я венчался с тобой… и грозят меня навеки проклясть за любовь
к тебе. Ну и должен, говорит, я от этого лишить себя жизни…» А леворверт у него — агромадный и заряжен десятью пулями… «Прощай, говорит, любезная подруга моего сердца! — решился я бесповоротно…
жить без тебя — никак не могу». И отвечала я ему: «Незабвенный друг мой… Рауль…»
Она тоже не по уставу, а «по удостоверению своего ума» была уверена, что добрые и умные
родители непременно должны приготовлять своих детей
к уменью с достоинством
жить в счастье и в несчастье.
По приказанию
родителей я, разлинеяв бумагу, написал
к Петруее сам:"Знаешь ли, брат, что? Брат Павлусь приказал тебе долго
жить". Маменька прослушали и, сказав, что очень жалко написано, прослезилися порядочно. В ответ мне Петрусь пространно описывал — и все высоким штилем — все отличные качества покойного и в заключение, утешая себя и меня, прибавил:"Теперь нам, когда батенька и маменька помрут, не между шестью, а только между пятью братьями — если еще который не умрет — должно будет разделяться имением".
Никита (входит, оглядываясь. Видя, что Анисья одна, быстро подходит
к ней. Шепотом). Что, братец ты мой, беда. Приехал
родитель, снимать хочет, — домой идти велит. Окончательно, говорит, женим тебя, и
живи дома.
И, задумчиво рассказав ему о том, как юноша — сын богатых и важных
родителей — ушел от них и от своего счастья, а потом вернулся
к ним, нищий и оборванный,
жил на дворе у них вместе с собаками, не говоря им до смерти своей, кто он, — Мальва тихо спросила у Якова...
Андрей. Семейство хорошее, честное-с, состояние средственное, сирота,
родитель помер…
живет с маменькой… и такое мое
к ней чувство!..
Агафон. Что ж не простить! Я любовь
к ней имею, потому одна, а кого любишь, того и простишь.. Я и врагу прощу, я никого не сужу. Да разве я один судья-то? а Бог-то? Бог-то простит ли? Может, оттого и с мужем-то дурно
живет, что
родителей огорчила. Ведь как знать?
Так и вышло; но до всякого счастья надо, знаете, покорное терпение, и мне тоже даны были два немалые испытания: во-первых,
родители мои померли, оставив меня в очень молодых годах, а во-вторых, квартирка, где я
жил, сгорела ночью на самое Рождество, когда я был в божьем храме у заутрени, — и там погорело все мое заведение, — и утюг, и колодка, и чужие вещи, которые были взяты для штопки. Очутился я тогда в большом злострадании, но отсюда же и начался первый шаг
к моему счастию.
На лето я приехал домой.
Жил то в Туле, то в Зыбине. Усиленно готовился
к экзаменам, а в часы отдыха писал задуманную повесть. Маруся окончила гимназию. Она собиралась поступить на Петербургские высшие женские курсы, но дела
родителей были очень расстроены, содержать ее в Петербурге они не могли. Маруся собиралась с осени поступить учительницей в семью соседнего помещика, чтобы принакопить денег на курсы.
— Они друг другу совсем не пара. Маша — дочь состоятельных
родителей, привыкла
к богатой жизни, а Витя должен будет
жить своим трудом.
А не возьмет, —
жить стареющею девою на иждивении
родителей или у замужней сестры на положении полуэкономки, полубонны, Все пути
к высшей школе были перегорожены наглухо.
Родители ее
живут далеко в провинции; чтобы приехать
к ней, у них нет денег.
Свадьбу назначили на самое ближайшее время, чтобы не задерживать подготовки
к экзаменам. Это была очень оригинальная свадьба. У жениха и невесты, кроме курсовых стипендий, ничего нет. Придется
жить на пятьдесят рублей в двух маленьких, точно игрушечных, комнатках на одной из самых отдаленных улиц Васильевского Острова. Но эти игрушечные комнатки мать Маруси и
родители Бориса убрали, как бонбоньерки.
Дрожащею рукою он написал сначала письмо
к родителям жены, живущим в Серпухове. Он писал старикам, что честный ученый мастер не желает
жить с распутной женщиной, что
родители свиньи и дочери их свиньи, что Швей желает плевать на кого угодно… В заключение он требовал, чтобы старики взяли
к себе свою дочь вместе с ее рыжим мерзавцем, которого он не убил только потому, что не желает марать рук.
Вскоре по выходе в офицеры и достижении совершеннолетия он быстро прокутил доставшееся ему после
родителей незначительное состояние и стал
жить неведомо чем, частью на счет своих товарищей, а частью в кредит, пока последний не иссяк, но не оставлял своих привычек и своей страсти
к игре.
— Ее
родители были очень достаточные люди, она сирота,
живет у своей тетки, полковницы Усовой, которая очень богата. Она убедительно просила отпускать
к ним Олю. Сегодня у них семейный праздник. Надо же доставить девочке удовольствие. Пусть повеселится.
Квартирная хозяйка оставила молодую девушку в той же комнате, где
жили ее
родители, и даже сбавила ей цену. Девочка выросла на ее глазах, она привыкла
к ней и любила ее как дочь.
Надо, впрочем, заметить, что не одна дружба
к Виктору Гарину привлекала нового друга в дом его
родителей, вместе с которыми, на отдельной половине,
жил и сын.
— Ох, не говори… — сделал гримасу Владимир Игнатьевич. — Попутал меня черт… Увлекся, похитил ее из родительского дома… Привез из Петербурга в имение, а затем сюда,
живу в гостинице, жду, что
родители вступят в переговоры, а между тем не рассчитал, что страсть моя
к ней прошла, а она влюблена, как кошка, и страшно этим наскучила…
Дубянская порой переживала мучительные часы сомнения. Имеет ли она право
жить в доме, нося в уме своем чудовищное подозрение, относительно дочери сердечно относящихся
к ней
родителей, не имея возможности подтвердить это подозрение фактами, а следовательно, и высказать его прямо и открыто.
— Я была в поселке… Феклуша водила меня на могилу
к моей матери… Там я помолилась, и мне стало как-то легче на душе… Потом я была у развалившейся избушки, где
жили мои
родители… Я хотела просить тебя, крестный, приказать выстроить ее вновь…
— Ты понимаешь, mon cher, что в доме моих дражайших
родителей, где я
к несчастью
живу, не моя воля…
К тебе я не премину заглядывать. Да не прокатишься ли в Москву? Я на днях еду туда.
Слава Богу,
проживут и с тем, что понахватали в школе!» Меня саму покойный
родитель не очень, чтобы
к науке нудил, и вот, слава Богу, до седых волос дожила счастливо, как дай Бог всякому.
— Эй, Оноприйку! Шануй своего отца, бо ты видишь, как мы за его кровь сколько получаем и можем чай пить, когда у других и
к мяте сахару нет. — Так мы и
жили во всякой богу благодарности, и как
родители мои были набожные, то и я был отведен материю моею в семилетнем возрасте на дух
к попу! А поп у нас тогда был Маркел, Прокопов зять, — бо Прокоп помер, — и был той Маркел страшенный хозяин и превеликий хитрец, и он с предумыслом спросил у меня...
— Нет, — сказал мне пастор, с которым я вступил в разговор при его выходе из кирки: — нет, они этого еще не делали, и им пока не в чем раскаиваться. Но мои прихожане
живут в тесном соседстве и в беспрестанном общении с русскими, у которых это делается, — я видел вред такого ужасного поведения со стороны русских
родителей и счел долгом предупредить своих слушателей, чтобы они не научились следовать примеру своих русских соседей. Мои прихожане плакали от сожаления
к чужим детям.