Неточные совпадения
Женщины имеют право
рожать детей только зимой, потому что нарушение этого правила может воспрепятствовать успешному ходу летних работ.
И ей пришла мысль о том, как несправедливо сказано, что проклятие наложено на
женщину, чтобы в муках
родить чада.
— Хотя не верю, чтоб человек с такой
рожей и фигурой… отнимал себя от
женщины из философических соображений, а не из простой боязни быть отцом… И эти его сожаления, что
женщины не
родят…
— А может быть, это — прислуга. Есть такое суеверие: когда
женщина трудно
родит — открывают в церкви царские врата. Это, пожалуй, не глупо, как символ, что ли. А когда человек трудно умирает — зажигают дрова в печи, лучину на шестке, чтоб душа видела дорогу в небо: «огонек на исход души».
—
Женщины не хотят
родить детей для контор и машин.
— Он, бедненький, дипломатическую
рожу сделал себе, а у меня коронка от шестерки, ну, я его и взвинтила! — сочно хвасталась дородная
женщина в шелках; ее уши, пухлые, как пельмени, украшены тяжелыми изумрудами, смеется она смехом уничтожающим.
— Вовсе не каждая
женщина для того, чтоб детей
родить, — обиженно кричала Алина. — Самые уродливые и самые красивые не должны делать это.
История арестантки Масловой была очень обыкновенная история. Маслова была дочь незамужней дворовой
женщины, жившей при своей матери-скотнице в деревне у двух сестер-барышень помещиц. Незамужняя
женщина эта
рожала каждый год, и, как это обыкновенно делается по деревням, ребенка крестили, и потом мать не кормила нежеланно появившегося, ненужного и мешавшего работе ребенка, и он скоро умирал от голода.
— Нет, мой и не пьет и не курит, — сказала
женщина, собеседница старика, пользуясь случаем еще раз похвалить своего мужа. — Таких людей, дедушка, мало земля
родит. Вот он какой, — сказала она, обращаясь и к Нехлюдову.
У большинства помещиков было принято за правило не допускать браков между дворовыми людьми. Говорилось прямо: раз вышла девка замуж — она уж не слуга; ей впору детей
родить, а не господам служить. А иные к этому цинично прибавляли: на них, кобыл, и жеребцов не напасешься! С девки всегда спрашивалось больше, нежели с замужней
женщины: и лишняя талька пряжи, и лишний вершок кружева, и т. д. Поэтому был прямой расчет, чтобы девичье целомудрие не нарушалось.
Антось нимало не смутился. Скорчив невероятную
рожу, он вытянул губы хоботом и так щелкнул в сторону Павла, что обе
женщины расхохотались уже над Павлом. К вечеру он стал на кухне своим человеком и пользовался видимым успехом.
В Дербинском жена свободного состояния Александра Тимофеева ушла от своего мужа молокана к пастуху Акиму, живет в тесной, грязной лачужке и уже
родила пастуху дочь, а муж взял к себе другую
женщину, сожительницу.
Говорят, что на Сахалине самый климат располагает
женщин к беременности;
рожают старухи и даже такие, которые в России были бесплодны и не надеялись уже иметь когда-либо детей.
Женщины точно торопятся населить Сахалин и часто
рожают двойней.
…Я теперь все с карандашом — пишу воспоминания о Пушкине. Тут примешалось многое другое и, кажется, вздору много. Тебе придется все это критиковать и оживить. Мне как кажется вяло и глупо. Не умею быть автором. J'ai l'air d'une femme en couche. [Я похож на
женщину, собирающуюся
родить (франц.).] Все как бы скорей услышать крик ребенка, покрестить его, а с этой системой вряд ли творятся произведения для потомства!..
Все мы согласны, что проституция — одно из величайших бедствий человечества, а также согласны, что в этом зле виноваты не
женщины, а мы, мужчины, потому что спрос
родит предложение.
Воспитанный в благочинии семейной и провинциальной жизни, где считалось, что если чиновник — так чиновник, монах — так монах, где позволялось
родить только
женщинам замужним, где девушек он привык видеть до последнего крючка застегнутыми, — тут он вдруг встретил бог знает что такое!
Развивая и высказывая таким образом свою теорию, Вихров дошел наконец до крайностей; он всякую
женщину, которая вышла замуж,
родит детей и любит мужа, стал презирать и почти ненавидеть, — и странное дело: кузина Мари как-то у него была больше всех в этом случае перед глазами!
Потом в переднюю впорхнуло семейство Лыкачевых — целый выводок хорошеньких, смешливых и картавых барышень во главе с матерью — маленькой, живой
женщиной, которая в сорок лет танцевала без устали и постоянно
рожала детей — «между второй и третьей кадрилью», как говорил про нее полковой остряк Арчаковский.
— Нет, погоди-ка! Кто
родит —
женщина? Кто ребёнку душу даёт — ага? Иная до двадцати раз
рожает — стало быть, имела до двадцати душ в себе. А которая
родит всего двух ребят, остальные души в ней остаются и всё во плоть просятся, а с этим мужем не могут они воплотиться, она чувствует. Тут она и начинает бунтовать. По-твоему — распутница, а по должности её — нисколько.
Страх родился среди них, сковал им крепкие руки, ужас
родили женщины плачем над трупами умерших от смрада и над судьбой скованных страхом живых, — и трусливые слова стали слышны в лесу, сначала робкие и тихие, а потом всё громче и громче…
Ветер тек широкой, ровной волной, но иногда он точно прыгал через что-то невидимое и,
рождая сильный порыв, развевал волосы
женщин в фантастические гривы, вздымавшиеся вокруг их голов.
— Писано, — говорит она, — будто было про это, а ей непременно это нужно: она дошла по книжке Пельтана, что
женщины сами виноваты в своем уничижении, потому что сами
рождают своих угнетателей. Она хочет, чтобы дети в ретортах приготовлялись, какого нужно пола или совсем бесполые. Я обещал ей, что ты насчет этих реторт пошныряешь по литературе и скажешь ей, где про это писалось и как это делать.
Несчастливцев. Так, просто лакей, да и все тут. Нельзя ж мне тебя вести в гостиную! Как я тебя представлю тетеньке? Она
женщина набожная, в доме, братец, тишина, скромность — и вдруг, представьте себе, — физиономия. А лакеем быть тебе, с твоей
рожей, братец, в самый раз.
— Люди, — продолжала она, как дитя, ибо каждая Мать — сто раз дитя в душе своей, — люди — это всегда дети своих матерей, — сказала она, — ведь у каждого есть Мать, каждый чей-то сын, даже и тебя, старик, ты знаешь это, —
родила женщина, ты можешь отказаться от бога, но от этого не откажешься и ты, старик!
Поклонимся
женщине — она
родила Моисея, Магомета и великого пророка Иисуса, который был умерщвлен злыми, но — как сказал Шерифэддин [Шерифэддин — по-видимому, Шериф-Эддин-Али, персидский историк XV века.] — он еще воскреснет и придет судить живых и мертвых, в Дамаске это будет, в Дамаске!
Старик Джиованни Туба еще в ранней молодости изменил земле ради моря — эта синяя гладь, то ласковая и тихая, точно взгляд девушки, то бурная, как сердце
женщины, охваченное страстью, эта пустыня, поглощающая солнце, ненужное рыбам, ничего не
родя от совокупления с живым золотом лучей, кроме красоты и ослепительного блеска, — коварное море, вечно поющее о чем-то, возбуждая необоримое желание плыть в его даль, — многих оно отнимает у каменистой и немой земли, которая требует так много влаги у небес, так жадно хочет плодотворного труда людей и мало дает радости — мало!
— Врёшь! — гордо сказал Илья. — Врёшь ты, — ни в чём я не виню тебя. Я знаю — для нашего брата чистых да безгрешных
женщин не приготовлено… нам они дороги. На них ведь жениться надо: они детей
родят… Чистое — всё для богатых… а нам — огрызочки, нам — ососочки, нам — заплёванное да захватанное.
— Видите… ежели
женщина, которая… то есть
родила, то у нее глаза… совсем не такие…
— А так! У них пению время, а молитве час. Они не требуют, чтоб люди уродами поделались за то, что их матери не в тот, а в другой год
родили. У них божие идет богови, а кесарево кесареви. Они и живут, и думают, и любят, и не надоедают своим
женщинам одною докучною фразою. Мне, вы знаете, смерть надоели эти наши ораторы! Все чувства боятся! Сердчишек не дал бог, а они еще мечами картонными отмахиваются. Любовь и привязанность будто чему-нибудь хорошему могут мешать? Будто любовь чему-нибудь мешает.
— Но что же делать с тем, что
женщины, а не мужчины
родят, — это уж закон природы, его же не прейдеши! — сказал князь, смеясь.
— Ах, да, действительно, — воскликнула Елена грустно-насмешливым голосом, —
женщина прежде всего должна думать, что она самка и что первая ее обязанность —
родить здоровых детей, здоровой грудью кормить их, потом снова беременеть и снова кормить: обязанность приятная, нечего сказать!
— Экая ты дородная! — восхищается Артамонов, поглаживая горячее и пышное тело
женщины. — Экая мощная! Что ж ты
родила мало?
— Дела много, — и быстро отошёл прочь. Это обидело
женщину, она не впервые чувствовала, что деверь не так ласков с нею, как прежде. Ей жилось скучно. За четыре, года она
родила двух девочек и уже снова ходила непорожней.
Священство — кое само сеть греха плетёт,
рождая детей от
женщины, — укрепляет этим мир на стезе гибели и, чтобы оправдать отступничество своё от закона, изолгало все законы!
Забыли мы, что
женщина Христа
родила и на Голгофу покорно проводила его; забыли, что она мать всех святых и прекрасных людей прошлого, и в подлой жадности нашей потеряли цену
женщине, обращаем её в утеху для себя да в домашнее животное для работы; оттого она и не
родит больше спасителей жизни, а только уродцев сеет в ней, плодя слабость нашу.
«Не потому ли запрещаете вы
женщине свободно
родить детей, что боитесь, как бы не родился некто опасный и враждебный вам? Не потому ли насилуется вами воля
женщины, что страшен вам свободный сын её, не связанный с вами никакими узами? Воспитывая и обучая делу жизни своих детей, вы имеете время и право ослеплять их, но боитесь, что ничей ребёнок, растущий в стороне от надзора вашего, — вырастет непримиримым вам врагом!»
— Помилуйте, — отвечал я, — что за церемония. — Я, признаться, боялся, чтобы эта
Рожа не испортила моего аппетита, но граф настаивал и, по-видимому, сильно надеялся на могущественное влияние своей
Рожи. Я еще отнекивался, как вдруг дверь отворилась и взошла
женщина, высокая, стройная, в черном платьи. Вообразите себе польку и красавицу польку в ту минуту, как она хочет обворожить русского офицера. Это была сама графиня Розалия или Роза, по простонародному
Рожа.
Игумен кончил, встал и пошел по аллее. Юноша долго смотрел ему вслед и был взволнован. «
Женщина требовала главу Иоанна, — думал он, — но дева
родила Христа. Сирах…
«Истинно, истинно говорю вам: вы восплачете и возрыдаете, а мир возрадуется; вы печальны будете, но печаль ваша в радость будет.
Женщина, когда
рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ее; но когда
родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир».
«В поте лица снеси хлеб твой». Это неизменный закон телесный. Как
женщине дан закон в муках
родить, так мужчине дан закон труда.
Женщина не может освободиться от своего закона. Если она усыновит не ею рожденного ребенка, это будет все-таки чужой ребенок, и она лишится радости материнства. То же с трудами мужчин. Если мужчина ест хлеб, выработанный не им, он лишает себя радости труда.
Geist erblicket die Bildniss der Engel, sowohl die Bildniss des Menschen, welche das Verbum Fiat geschaffen hat» [Мудрость Божия есть вечная Дева, не
женщина, а стремление и чистота беспорочная, и существует она как образ Божий и подобие Троицы; она не
рождает, но в ней заложены величайшие чудеса, которые усматривает Св.
И радость этой встречи при рождении, когда мгновенно загорается чувство матери и отца, не имеет на человеческом языке достойных слов, но так говорится о ней в Вечной Книге, в прощальной беседе Спасителя: «
Женщина, когда
рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ее; но когда
родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир» (Ио. 16:21).
И разговор стал самый интересный для Дарьи Александровны: как
рожала? Чем была больна? Где муж? Часто ли бывает? Дарье Александровне не хотелось уходить от баб: так интересен ей был разговор с ними, так совершенно одни и те же были их интересы. Приятнее всего Дарье Александровне было то, что она ясно видела, как все эти
женщины любовались более всего тем, как много было у нее детей, и как они хороши».
Что, например, может быть безобразнее и достойнее сожаления, чем беременная
женщина? Беременность — это уродство, болезнь, — это проклятие, наложенное на
женщину богом. «Умножая, умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь
рождать детей». Только и остается
женщине — покорно и терпеливо нести тяжелую «скорбь» и замирать от ужаса в ожидании грядущих мук и опасностей. Но не так для Толстого.
— Вы отвратительный мошенник и лжец, Фома Магнус! Если она получила воспитание в лупанарии, то ваше высшее образование, почтеннейший синьор, закончилось, видимо, в каторжной тюрьме. Откуда вы принесли этот аромат, которым так густо пропитаны все ваши истинно джентльменские шутки и остроты. Меня начинает тошнить от вашей бледной
рожи. Сделав
женщину приманкой, как самый обыкновенный трущобный герой…
Женщина-мать не только
рождает живые существа, она может и не
рождать живых существ, она также излучает благую, теплую энергию, окутывает ею живые существа, беспомощные, зябнущие, выброшенные в страшный, чуждый мир.
Если бы боги сотворили людей без ощущения боли, очень скоро люди бы стали просить о ней;
женщины без родовых болей
рожали бы детей в таких условиях, при которых редкие бы оставались живыми, дети и молодежь перепортили бы себе все тела, а взрослые люди никогда не знали бы ни заблуждений других, прежде живших и теперь живущих людей, ни, главное, своих заблуждений, — не знали бы что им надо делать в этой жизни, не имели бы разумной цели деятельности, никогда не могли бы примириться с мыслью о предстоящей плотской смерти и не имели бы любви.
Коромыслов. Ага! Значит, сейчас идем к Татьяне Андреевне и сообщаем: поладили. Ах, молодые люди, что вы делаете со старухой: ведь она там трясется вся! Всю жизнь доказываю
женщинам: не нужно
рожать детей, ну и сами виноваты. Ну-с, Георгий Дмитриевич…
Коромыслов. А мама останется одна, такое ее дело, Алеша. Всем
женщинам доказываю, что не нужно
рожать, а они
рожают, ну и сами виноваты. Идем, Горя.