Неточные совпадения
Слушая спокойный, задумчивый голос наставника, разглядывая его, Клим
догадывался: какова та
женщина, которая могла бы полюбить Томилина? Вероятно, некрасивая, незначительная, как Таня Куликова или сестра жены Катина, потерявшая надежды на любовь. Но эти размышления не мешали Климу ловить медные парадоксы и афоризмы.
«Интересно: как она встретится с Макаровым? И — поймет ли, что я уже изведал тайну отношений мужчины и
женщины? А если
догадается — повысит ли это меня в ее глазах? Дронов говорил, что девушки и
женщины безошибочно по каким-то признакам отличают юношу, потерявшего невинность. Мать сказала о Макарове: по глазам видно — это юноша развратный. Мать все чаще начинает свои сухие фразы именем бога, хотя богомольна только из приличия».
Клим
догадался, что при Инокове она не хочет говорить по поводу обыска. Он продолжал шагать по двору, прислушиваясь, думая, что к этой
женщине не привыкнуть, так резко изменяется она.
Такие мысли являлись у нее неожиданно, вне связи с предыдущим, и Клим всегда чувствовал в них нечто подозрительное, намекающее. Не считает ли она актером его? Он уже
догадывался, что Лидия, о чем бы она ни говорила, думает о любви, как Макаров о судьбе
женщин, Кутузов о социализме, как Нехаева будто бы думала о смерти, до поры, пока ей не удалось вынудить любовь. Клим Самгин все более не любил и боялся людей, одержимых одной идеей, они все насильники, все заражены стремлением порабощать.
Чувство тревоги — росло. И в конце концов вдруг
догадался, что боится не ссоры, а чего-то глупого и пошлого, что может разрушить сложившееся у него отношение к этой
женщине. Это было бы очень грустно, однако именно эта опасность внушает тревогу.
Он задремал, затем его разбудил шум, — это Дуняша, надевая ботинки, двигала стулом. Сквозь веки он следил, как эта
женщина, собрав свои вещи в кучу, зажала их под мышкой, погасила свечу и пошла к двери. На секунду остановилась, и Самгин
догадался, что она смотрит на него; вероятно, подойдет. Но она не подошла, а, бесшумно открыв дверь, исчезла.
Ей жаль мужика, который едва тащит мешок на спине. Она
догадывается, что вон эта
женщина торопится с узлом заложить последний салоп, чтоб заплатить за квартиру и т. д. Всякого и всякую провожает задумчиво-заботливый взгляд Софьи.
— Это ты не сам собою
догадался; тут влияние
женщины; и сколько уже ненависти в словах твоих — в грубой догадке твоей!
О вероятном прибытии дочери мой князь еще не знал ничего и предполагал ее возвращение из Москвы разве через неделю. Я же узнал накануне совершенно случайно: проговорилась при мне моей матери Татьяна Павловна, получившая от генеральши письмо. Они хоть и шептались и говорили отдаленными выражениями, но я
догадался. Разумеется, не подслушивал: просто не мог не слушать, когда увидел, что вдруг, при известии о приезде этой
женщины, так взволновалась мать. Версилова дома не было.
— Если тебя Александр спросит, почему ты не приехал в «Магнит», сообщи ему под секретом, что у тебя было назначено rendez-vous [свидание (фр.).] с одной замужней
женщиной. Ведь он глуп и не
догадается…
Борьба насмерть шла внутри ее, и тут, как прежде, как после, я удивлялся. Она ни разу не сказала слова, которое могло бы обидеть Катерину, по которому она могла бы
догадаться, что Natalie знала о бывшем, — упрек был для меня. Мирно и тихо оставила она наш дом. Natalie ее отпустила с такою кротостью, что простая
женщина, рыдая, на коленях перед ней сама рассказала ей, что было, и все же наивное дитя народа просила прощенья.
Уже подходя к бабушкиной избе, Нюрочка
догадалась, что эта плакавшая
женщина была послушница Аглаида.
— Сделай милость, не
догадался! — произнесла Фатеева, покачав головой. — Ни один мужчина, — прибавила она с ударением, — никогда не показал бы
женщине такого большого участия без того, чтобы она хоть на капельку, хоть немножко да не нравилась ему.
Павел сейчас же
догадался, что это была та самая
женщина, которую он видел на доске.
Она старалась
догадаться, где эта
женщина печатает, и не видела ничего необычного.
Муза начала играть, но избранная ею пьеса оказалась такою печальной и грустною, что Сусанне Николаевне и Углакову было тяжело даже слушать эти как бы сердечные вопли бедной
женщины. Муза
догадалась об этом и, перестав играть, обратилась к Углакову...
В молодости, служа в гвардии и будучи мужчиною красивым и ловким, князь существовал на счет слабости
женщин, потом женился на довольно, казалось бы, богатой
женщине, но это пошло не в прок, так что, быв еще уездным предводителем, успел все женино состояние выпустить в трубу и ныне существовал более старым кредитом и некоторыми другими средствами, о которых нам потом придется несколько
догадаться.
Везде его преследует представление о какой-то фантастический еде, которая ему приличествует и которую он не может назвать, о какой-то
женщине с диковинным секретом, за который он дорого бы заплатил, но который еще сама природа покуда не
догадалась создать…
По росту и походке он сразу
догадался, что это странноприемница Раиса,
женщина в годах и сильно пьющая, вспомнил, что давно уже её маленькие, заплывшие жиром глаза при встречах с ним сладко щурились, а по жёлтому лицу, точно масло по горячему блину, расплывалась назойливая усмешка, вспомнил — и ему стало горько и стыдно.
Матвей
догадался, что это и есть Добычина, вдова племянника отца Виталия, учителя, замёрзшего в метель этой зимою. Она недавно приехала в Окуров, но уже шёл слух, что отец Виталий променял на неё свою жену, больную водянкой. Лицо этой
женщины было неприветливо, а локти она держала приподняв, точно курица крылья, собираясь лететь.
На крыльце стояла высокая
женщина в тёмном платье, гладко причёсанная, бледная и строгая, точно монахиня. Было в ней также что-то общее с ненастным днём — печальное и настойчивое. Она видела Кожемякина в окне и, наверное,
догадалась, что он хозяин дома, но не поклонилась ему.
А, Зойка! Вот так мастерская! Ай да пошивочная. Ну, ничего, ничего. Ты гениальная
женщина. Хочешь, я выдам тебе удостоверение — предъявительница сего есть действительно гениальная предъявительница. Ах, Зоя! Змея обвила мое сердце, и я
догадываюсь, что она дрянь.
— То вас неприятно поразил разговор о доходах Квашнина? —
догадалась Нина с той внезапной, инстинктивной проницательностью, которая иногда осеняет даже самых недалеких
женщин. — Да? Я угадала? — Она повернулась к нему и опять обдала его глубоким, ласкающим взором. — Ну, говорите откровенно. Вы ничего не должны скрывать от своего друга.
Лаптеву было неприятно, что его жена, молодая
женщина, которой нет еще и 22 лет, так серьезно и холодно рассуждает о любви. Он
догадывался, почему это так.
— Вы полюбили другую
женщину, — начала она, — и я
догадываюсь, кто она… Мы с ней вчера встретились, не правда ли?.. Что ж! Я знаю, что мне теперь остается делать. Так как вы сами говорите, что это чувство в вас неизменно… (Татьяна остановилась на миг; быть может, она еще надеялась, что Литвинов не пропустит этого последнего слова без возражения, но он ничего не сказал) то мне остается возвратить вам… ваше слово.
— Вы уже
догадались, что мешаете вашему товарищу, или нет ещё? — плавно спросила его голубоглазая
женщина.
Глафира. Рада служить вам всем, чем могу. Откройте мне свою душу! Впрочем, не надо, я
догадываюсь. Вы
женщина светская, значит, легкомысленная — вы влюблены?
Женщина была Дигэ, — с другим голосом я никак не смешал бы ее замедленный голос особого оттенка, который бесполезно передавать, по его лишь ей присущей хладнокровной музыкальности. Кто мужчина —
догадаться не составляло особого труда: мы не забываем голоса, язвившего нас. Итак, вошли Галуэй и Дигэ.
В ту же минуту тонкий звон начался в ушах, назойливый, как пение комара, и я
догадался, что это — золото, чистое золото, брошенное к столбу
женщины с завязанными глазами.
Сосипатра. Ах, и не говорите! Я давно знаю этих господ, а такого поступка от них не ожидала. Ведь это злодейство! Я наплакалась на Зою. Мне было обидно вообще за
женщину: нельзя же так ругаться над чистой привязанностью, над женским сердцем, над нашим добрым именем! (Плачет.) Я сразу
догадалась, что главным двигателем тут мой братец любезный. Окоемов действует по его указаниям. Зоя всегда нравилась брату; он зубами скрипел, когда она вышла за Окоемова.
Да и что тут невероятного, когда я уж до того успел растлить себя нравственно, до того от «живой жизни» отвык, что давеча вздумал попрекать и стыдить ее тем, что она пришла ко мне «жалкие слова» слушать; а и не
догадался сам, что она пришла вовсе не для того, чтоб жалкие слова слушать, а чтоб любить меня, потому что для
женщины в любви-то и заключается все воскресение, все спасение от какой бы то ни было гибели и все возрождение, да иначе и проявиться не может, как в этом.
При входе в гостиную он увидел колоссальную фигуру Задор-Мановского, который в широком суконном сюртуке сидел, развалившись в креслах; невдалеке от него на диване сидела хозяйка. По расстроенному виду и беспокойству в беспечном, по обыкновению, лице Клеопатры Николаевны нетрудно было
догадаться, что она имела неприятный для нее разговор с своим собеседником: глаза ее были заплаканы. Задор-Мановский, видно, имел необыкновенную способность всех
женщин заставлять плакать.
Цыплунов. Да ведь жалеют только тех, которые страдают, плачут. Как можно
догадаться, что
женщина, которая высоко держит голову, у которой гордая и презрительная улыбка на лице, заслуживает сожаления? Вот теперь я вас жалею.
Но я
догадываюсь, что эти размышления должны быть тяжелы, несносны для самолюбия и сердца — если оное налицо имеется, ибо натуральная история нынче обогатилась новым классом очень милых и красивых существ — именно классом
женщин без сердца.
Те
догадались, что он немой. «Ничего, — говорят, — ничего, раб божий, не благодари нас, а богу благодарствуй», — и стали его вытаскивать из повозки — мужчины под плечи и под ноги, а
женщины только его слабые ручки поддерживали и еще более напугались страшного состояния больного, потому что руки у него в плечевых суставах совсем «перевалилися» и только волосяными веревками были кое-как перевязаны.
Когда Ольга Михайловна в другой раз очнулась от боли, то уж не рыдала и не металась, а только стонала. От стонов она не могла удержаться даже в те промежутки, когда не было боли. Свечи еще горели, но уже сквозь шторы пробивался утренний свет. Было, вероятно, около пяти часов утра. В спальне за круглым столиком сидела какая-то незнакомая
женщина в белом фартуке и с очень скромною физиономией. По выражению ее фигуры видно было, что она давно уже сидит. Ольга Михайловна
догадалась, что это акушерка.
Вы, вероятно,
догадываетесь, о ком я говорю, и надеюсь, что мы останемся друзьями. Как благородный человек, вы сами понимаете, что дворянка… девица, у которой есть брат… зачем же забывать совершенно? Сестра мне чистосердечно во всем раскаялась… Я ее не мог укорять, потому что все
женщины имеют слабости.
Я не мог спросить и не мог не
догадываться, что за этим смотрят такие образованные
женщины, которые в другой среде гнушались бы подобными занятиями — нашли бы их с своим положением несовместными, даже, пожалуй, шокирующими и унизительными.
В залу тихо вышла Костырева, в черном платье, в черной шляпке и под вуалью. По одному стану ее можно уже было
догадаться, что это была прелестная
женщина. Жандармский офицер поспешил пододвинуть ей стул, на который она, поблагодарив его легким кивком головы, тихо опустилась. Я взглянул на Иосафа; он стоял, низко потупив голову.
И уже томило сильное желание поделиться с кем-нибудь своими воспоминаниями. Но дома нельзя было говорить о своей любви, а вне дома — не с кем. Не с жильцами же и не в банке. И о чем говорить? Разве он любил тогда? Разве было что-нибудь красивое, поэтическое, или поучительное, или просто интересное в его отношениях к Анне Сергеевне? И приходилось говорить неопределенно о любви, о
женщинах, и никто не
догадывался, в чем дело, и только жена шевелила своими темными бровями и говорила...
Яков
догадывался о том, кто она отцу, и это мешало ему свободно говорить с ней. Догадка не поражала его: он слыхал, что на отхожих промыслах люди сильно балуются, и понимал, что такому здоровому человеку, как его отец, без
женщины трудно было бы прожить столько времени. Но все-таки неловко и перед ней, и перед отцом. Потом он вспомнил свою мать —
женщину истомленную, ворчливую, работавшую там, в деревне, не покладая рук…
Странно мне показалось и то, что Казначеев, говоривший о дяде заочно с благоговением, обращался с его личностью как-то слишком запросто; голос же жены Шишкова (как я
догадался), в котором не было заметно никакого уважения, а, напротив, слышалась привычка повелевать, поселил во мне сильное предубеждение против этой
женщины, несмотря на то, что Казначеев уже успел сказать мне, что она добрейшее существо в мире.
В «Фаусте» герой старается ободрить себя тем, что ни он, ни Вера не имеют друг к другу серьезного чувства; сидеть с ней, мечтать о ней — это его дело, но по части решительности, даже в словах, он держит себя так, что Вера сама должна сказать ему, что любит его; речь несколько минут шла уже так, что ему следовало непременно сказать это, но он, видите ли, не
догадался и не посмел сказать ей этого; а когда
женщина, которая должна принимать объяснение, вынуждена наконец сама сделать объяснение, он, видите ли, «замер», но почувствовал, что «блаженство волною пробегает по его сердцу», только, впрочем, «по временам», а собственно говоря, он «совершенно потерял голову» — жаль только, что не упал в обморок, да и то было бы, если бы не попалось кстати дерево, к которому можно было прислониться.
Я сказал, что вы встретите
женщину, на том основании, что летом вы уж, конечно, не увидите ни одного мужика, а если и протащится по перегородке какой-нибудь, в нитяной поневе, нечесаный и в разбитых лаптях, то вы, вероятно,
догадаетесь, что это работник, — и это действительно работник и непременно леменец.
Стоит на трех ногах столишка, огарок шестериковой свечи, самоваришко какой-то; по одну сторону столика сидит, как я
догадался, эта тетенька,
женщина из лица красная и собой этакая обрюзглая, а на другую сторону — и сама Палагея Ивановна.
На
женщину он обратил внимание еще вчера, когда они пошли от Казани, и
догадался, кто она, с кем и куда едет.
— Я ей сделала тоже этот вопрос и по намекам ее
догадалась, что виселица — дипломатическая ловушка; что по ней увидят только глупую месть
женщины, а по защите Гельмета — дух геройский в теле женском; но что всю ее, лифляндку Зегевольд, узнают по следствиям. «Хитрость за хитрость. Время покажет, кто кого победит» — вот слова госпожи баронессы, как я их слышала; а что они значат…
— Простите, но я не верю вам, Анжелика, мое чувство так сильно, так бьет наружу в моих взглядах, в жестах, в тоне голоса, что не надо и хваленой женской проницательности, чтобы
догадаться, к кому стремится мое сердце в течение последних двух недель… Впрочем, если
женщина не хочет видеть, она не видит… Если чувство человека ей противно, она делает вид, что не замечает его…
— Он старательно скрывает эту связь даже от меня, но я не дурак:
догадался, и не желая огорчать его, ограничился обыкновенною любезностью с предметом его сердца. Но что за
женщина, что за
женщина. Уж сумел выбрать! Молодец!..
По одному этому запаху можно было заранее
догадаться, что в этой квартире живет хорошенькая
женщина.