Неточные совпадения
Всё, что она видела, подъезжая к
дому и проходя через него, и теперь в своей комнате, всё производило в ней впечатление изобилия и щегольства и той новой
европейской роскоши, про которые она читала только в английских романах, но никогда не видала еще в России и в деревне.
Не было возможности дойти до вершины холма, где стоял губернаторский
дом: жарко, пот струился по лицам. Мы полюбовались с полугоры рейдом, городом, которого
европейская правильная часть лежала около холма, потом велели скорее вести себя в отель, под спасительную сень, добрались до балкона и заказали завтрак, но прежде выпили множество содовой воды и едва пришли в себя. Несмотря на зонтик, солнце жжет без милосердия ноги, спину, грудь — все, куда только падает его луч.
Целый вечер просидели мы все вместе
дома, разговаривали о
европейских новостях, о вчерашнем пожаре, о лагере осаждающих, о их неудачном покушении накануне сжечь город, об осажденных инсургентах, о правителе шанхайского округа, Таутае Самква, который был в немилости у двора и которому обещано прощение, если он овладеет городом. В тот же вечер мы слышали пушечные выстрелы, которые повторялись очень часто: это перестрелка императорских войск с инсургентами, безвредная для последних и бесполезная для первых.
У одного
дома европейской наружности, по-видимому почтового, стояло несколько карет, колясок и карт; около них толпились путешественники обоих полов — все англичане.
Мы пристали к одной из множества пристаней
европейского квартала, и сквозь какой-то купеческий
дом, через толпу китайцев, продавцов и носильщиков (кули), сквозь всевозможные запахи протеснились на улицу, думая там вздохнуть свободно.
Наконец, слава Богу, вошли почти в город. Вот подходим к пристани, к доку, видим уже трубу нашей шкуны; китайские ялики снуют взад и вперед. В куче судов видны клиппера, поодаль стоит, закрытый излучиной, маленький, двадцатишестипушечный английский фрегат «Spartan», еще далее французские и английские пароходы. На зданиях развеваются флаги
европейских наций, обозначая консульские
дома.
«Да куда-нибудь, хоть налево!» Прямо перед нами был узенький-преузенький переулочек, темный, грязный, откуда, как тараканы из щели, выходили китайцы, направо большой
европейский каменный
дом; настежь отворенные ворота вели на чистый двор, с деревьями, к широкому чистому крыльцу.
Вы лучше подождите, — заключил я, — когда учредятся
европейские фактории, которые, конечно, выговорят себе право отправлять
дома богослужение, и вы сначала везите священные книги и предметы в эти фактории, чего японцы par le temps qui court запретить уже не могут, а от них исподволь, понемногу, перейдут они к японцам».
Я вошел на двор, отворил дверь в
дом и очутился в светлом, чистом, прекрасном магазине, похожем на все
европейские столичные магазины.
На другой день, ровно в двенадцать часов, гробовщик и его дочери вышли из калитки новокупленного
дома и отправились к соседу. Не стану описывать ни русского кафтана Адриана Прохорова, ни
европейского наряда Акулины и Дарьи, отступая в сем случае от обычая, принятого нынешними романистами. Полагаю, однако ж, не излишним заметить, что обе девицы надели желтые шляпки и красные башмаки, что бывало у них только в торжественные случаи.
Дома большею частью новые, на
европейский лад, крытые железом и часто выкрашенные снаружи.
Вне
дома они ходят в
европейском платье, говорят по-русски очень хорошо; бывая в консульстве, я нередко заставал их за русскими или французскими книжками; книг у них полон шкап.
Райнер, владевший прекрасно почти всеми
европейскими языками, нашел себе здесь очень хорошую работу при одном из ученых учреждений и не мог отбиться от весьма выгодных уроков в частных
домах.
Случайно или не случайно, но с окончанием баттенберговских похождений затихли и
европейские концерты. Визиты, встречи и совещания прекратились, и все разъехались по
домам. Начинается зимняя работа; настает время собирать материалы и готовиться к концертам будущего лета. Так оно и пойдет колесом, покуда есть налицо человек (имярек), который держит всю Европу в испуге и смуте. А исчезнет со сцены этот имярек, на месте его появится другой, третий.
— Это могу: надо преобразовать
европейское общество и экономическое распоряжение его средствами. У меня для этого применительно к России даже составлена кое-какая смета, которою я, — исходя из того, что исправное хозяйство одного крестьянского
дома стоит средним числом сто пятьдесят рублей, — доказываю, что путем благоразумных сбережений в одном Петербурге можно в три года во всей России уменьшить на двадцать пять процентов число заболеваний и на пятьдесят процентов цифру смертности.
Дом свой мать Литвинова тоже поставила на
европейскую ногу; слугам говорила"вы"и никому не позволяла за обедом наедаться до сопения.
На каждой из вещей, которые Елена увидала у него в номере, начиная с нового большого чемодана до толстого клетчатого пледа, лежавшего на диване, ей кинулся в глаза отпечаток
европейского изящества и прочности, и она при этом невольно вспомнила сейчас только оставленный ею богатый
дом русского вельможи, представлявший огромные комнаты, нелепое убранство в них и грязь на всем.
Ее всегдашнее общество составлялось предпочтительно из чиновников французского посольства и из нескольких русских молодых литераторов, которые вслух называли ее Коринною, потому что она писала иногда французские стишки, а потихоньку смеялись над ней вместе с французами, которые в свою очередь насмехались и над ней, и над ними, и над всем, что казалось им забавным и смешным в этом
доме, в котором, по словам их, каждый день разыгрывались презабавные пародии
европейского просвещения.
Вместо улиц тянулись бесконечные ряды труб и печей, посреди которых от времени до времени возвышались полуразрушенные кирпичные
дома; на каждом шагу встречались с ним толпы оборванных солдат: одни, запачканные сажею, черные как негры, копались в развалинах
домов; другие, опьянев от русского вина, кричали охриплым голосом: «Viva 1'еmpereur!» [Да здравствует император! (франц.)] — шумели и пели песни на разных
европейских языках.
К моему удивлению, Гаврило Степаныч порядочно знал политическую экономию, читал Адама Смита, Милля, Маркса и постоянно жалел только о том, что, не зная новых языков, он не может пользоваться богатой
европейской литературой по разным экономическим вопросам из первых рук, а не дожидаясь переводов на русский язык; в статистике Гаврило Степаныч был как у себя
дома, читал Кетле и Кольба, а работы русского профессора Янсона он знал почти наизусть.
Только посмотреть на жизнь, ведомую людьми в нашем мире, посмотреть на Чикаго, Париж, Лондон, все города, все заводы, железные дороги, машины, войска, пушки, крепости, храмы, книгопечатни, музеи, 30-этажные
дома и т. п., и задать себе вопрос, что надо сделать прежде всего для того, чтобы люди могли жить хорошо? Ответить можно наверное одно: прежде всего перестать делать всё то лишнее, что теперь делают люди. А это лишнее в нашем
европейском мире — это 0,99 всей деятельности людей.
Он стоит в дверях нашего
дома, типичного старого грузинского
дома с плоской кровлей, на которой хорошенькая, но вечно сонная Маро сушит виноград и дыни… Таких
домов уже немного осталось в Гори, который приобрел с годами вполне
европейский вид. Волнистые пряди седых волос отца красиво серебрятся в свете выплывшего из-за туч месяца. Темные глаза смотрят прямо в мои глаза с ласковым укором.
В этих-то роскошных
домах европейского города и живут хозяева острова — голландцы и вообще все пребывающие здесь европейцы, среди роскошного парка, зелень которого умеряет зной, в высокой, здоровой местности, окруженные всевозможным комфортом, приноровленным к экваториальному климату, массой туземцев-слуг, баснословно дешевых, напоминая своим несколько распущенным образом жизни и обстановкой плантаторов Южной Америки и, пожалуй, богатых бар крепостного времени, с той только разницей, что обращение их с малайцами, несмотря на презрительную высокомерность европейца к темной расе, несравненно гуманнее, и сцены жестокости, подобные тем, какие бывали в рабовладельческих штатах или в русских помещичьих усадьбах былого времени, здесь немыслимы: во-первых, малайцы свободный народ, а во-вторых, в них развито чувство собственного достоинства, которое не перенесет позорных наказаний.
Володя повернул в другую улицу, потом в третью — все те же хижины, все те же идиллические картины в
домах, все те же встречи гуляющих и катающихся верхом — и вышел, наконец, в лучше освещенную улицу с несколькими лавками и ресторанами, в которых капитаны с купеческих судов играли на бильярде, и многие канаки в более или менее
европейских костюмах потягивали водку или пиво.
Но где же город? Неужели это хваленый Сайгон с громадными каменными зданиями на планах? Оказалось, что Сайгон, расположенный на правом берегу реки, имеет весьма непривлекательный вид громадной деревни с анамитскими
домами и хижинами и наскоро сколоченными французскими бараками. Все эти громадные здания, обозначенные на плане, еще в проекте, а пока всего с десяток
домов европейской постройки.
Парфюмерный магазин с нарядным подъездом и щеголеватой вывеской придавал нижнему этажу монументального
дома богатых монахов
европейский вид.
Положим, она только что вышла из института, это было ее первое заграничное путешествие, со школьной скамьи она перешла прямо в
дом своей тетки, купчихи Ольги Ивановны Зуевой — она не торгует ничем, ее муж был коммерсант на
европейскую ногу, ворочал миллионными подрядами и даже вращался среди сановников и титулованных лиц по разным комитетам, отсюда и знакомство с Зуевой княгини Лидской…
В этот же день он выехал из
дома своей жены, распростившейся с ним как с посторонним человеком, в отделение
Европейской гостиницы, а вечером написал и отправил письмо к Николаю Леопольдовичу Гиршфельду, в котором рассказал ему откровенно свое положение и требование тестя, просил его немедленно распорядиться переводом на имя княгини Анны Васильевны Шестовой пятисот тысяч рублей через Государственный банк, произведя для этого какие он заблагорассудит обороты с его имениями и капиталами.
— Государь изволил заметить, что он не хочет вызывать даже малейшим подозрением сомнения в своем прямодушии, качестве, которое признано за ним всеми
европейскими державами… Что как во внутренней, так и во внешней политике он ведет свое дело начистоту, что ему противно учение Маккиавели, что он, как русский царь, враг всякого лицемерия и двоедушия как у себя
дома, так и при внешних сношениях. Объявив себя правителем ордена, он сделал уже этим решительный шаг и не находит нужным делать второй…
На другой стороне величественной реки, на низкой луговой румынской стороне, расположен красивый городок Турн-Магурель, с
европейской распланировкой и грациозными фасадами румынских
домов.
Представляется ли мне благом сохранение в 12-м году
дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского или других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода
европейское просвещение — прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, еще другие, более общие и недоступные мне цели.