Неточные совпадения
Так и Чичикову заметилось все в тот вечер: и эта малая, неприхотливо убранная комнатка, и добродушное выраженье, воцарившееся в лице хозяина, и поданная Платонову
трубка с янтарным мундштуком, и
дым, который он стал пускать в толстую морду Ярбу, и фырканье Ярба, и смех миловидной хозяйки, прерываемый словами: «Полно, не мучь его», — и веселые свечки, и сверчок в углу, и стеклянная дверь, и весенняя ночь, которая оттоле на них глядела, облокотясь на вершины дерев, из чащи которых высвистывали весенние соловьи.
В то время, когда один пускал кудреватыми облаками трубочный
дым, другой, не куря
трубки, придумывал, однако же, соответствовавшее тому занятие: вынимал, например, из кармана серебряную с чернью табакерку и, утвердив ее между двух пальцев левой руки, оборачивал ее быстро пальцем правой, в подобье того как земная сфера обращается около своей оси, или же просто барабанил по табакерке пальцами, насвистывая какое-нибудь ни то ни се.
Огонь потух; едва золою
Подернут уголь золотой;
Едва заметною струею
Виется пар, и теплотой
Камин чуть дышит.
Дым из
трубокВ трубу уходит. Светлый кубок
Еще шипит среди стола.
Вечерняя находит мгла…
(Люблю я дружеские враки
И дружеский бокал вина
Порою той, что названа
Пора меж волка и собаки,
А почему, не вижу я.)
Теперь беседуют друзья...
Ассоль спала. Лонгрен, достав свободной рукой
трубку, закурил, и ветер пронес
дым сквозь плетень в куст, росший с внешней стороны огорода. У куста, спиной к забору, прожевывая пирог, сидел молодой нищий. Разговор отца с дочерью привел его в веселое настроение, а запах хорошего табаку настроил добычливо.
Под вечер он уселся в каюте, взял книгу и долго возражал автору, делая на полях заметки парадоксального свойства. Некоторое время его забавляла эта игра, эта беседа с властвующим из гроба мертвым. Затем, взяв
трубку, он утонул в синем
дыме, живя среди призрачных арабесок [Арабеска — здесь: музыкальное произведение, причудливое и непринужденное по своему характеру.], возникающих в его зыбких слоях.
Он курил немецкую фарфоровую
трубку,
дым шел из ноздрей его широкого носа, изо рта,
трубка висела на груди, между лацканами модного толстого пиджака, и оттуда тоже шел
дым.
Самгин не удивился, встретив у Елены человека в форме английского офицера, в зубах его дымилась
трубка,
дым окутывал лицо голубоватой вуалью, не сразу можно было вспомнить, что это — мистер Крэйтон.
Ему представилось, как он сидит в летний вечер на террасе, за чайным столом, под непроницаемым для солнца навесом деревьев, с длинной
трубкой, и лениво втягивает в себя
дым, задумчиво наслаждаясь открывающимся из-за деревьев видом, прохладой, тишиной; а вдали желтеют поля, солнце опускается за знакомый березняк и румянит гладкий, как зеркало, пруд; с полей восходит пар; становится прохладно, наступают сумерки, крестьяне толпами идут домой.
Гости ушли; мы остались вдвоем, сели друг противу друга и молча закурили
трубки. Сильвио был озабочен; не было уже и следов его судорожной веселости. Мрачная бледность, сверкающие глаза и густой
дым, выходящий изо рту, придавали ему вид настоящего дьявола. Прошло несколько минут, и Сильвио прервал молчание.
Сверх того, я видел, что у ворот конного двора стоит наша коляска с поднятым фордеком и около нее сидит наш кучер Алемпий, пускает
дым из трубки-носогрейки и разговаривает с сгорбленным стариком в синем, вылинявшем от употребления крашенинном сюртуке.
По всем стенам аванзала стояли удивительно покойные, мягкие диваны, где после обеда члены клуба и гости переваривали пищу в облаках
дыма ароматных сигар, а в старину — жуковского табаку в
трубках с саженными черешневыми чубуками, которые зажигали лакеи.
Сивые волосы его курчавились, бородка вилась кольцами; он курил
трубку,
дым ее — одного цвета с волосами — тоже завивался, и речь его была кудрява, изобилуя прибаутками.
Странная наружность, угрюмо сдвинутые брови, стук костылей и клубы табачного
дыма, которыми он постоянно окружал себя, не выпуская изо рта
трубки, — все это пугало посторонних, и только близкие к инвалиду люди знали, что в изрубленном теле бьется горячее и доброе сердце, а в большой квадратной голове, покрытой щетиной густых волос, работает неугомонная мысль.
В открытое окно кухни, выходившее во двор, наносило табачным
дымом: это караульщик Антип сидел на завалинке с своей
трубкой и дремал.
Не успеет, бывало, Бахарев, усевшись у двери, докурить первой
трубки, как уже вместо беспорядочных облаков
дыма выпустит изо рта стройное, правильное колечко, что обыкновенно служило несомненным признаком, что Егор Николаевич ровно через две минуты встанет, повернет обратно ключ в двери, а потом уйдет в свою комнату, велит запрягать себе лошадей и уедет дня на два, на три в город заниматься делами по предводительской канцелярии и дворянской опеке.
Он курит огромную немецкую
трубку, выпуская из-под своих седых прокопченных усищ целые облака
дыма, который по тихому ветерку прямо ползет на лицо сидящих возле Бахарева дам и от которого дамы, ничего не говоря, бесцеремонно отмахиваются платками.
— Вот они где, лицедеи-то! — сказал он и прямо принял из рук Ваньки уже заранее приготовленную ему
трубку с длиннейшим чубуком и отчаянно затянулся из нее. — И пройде сие ядове во все жилы живота моего, — сказал он, выпуская из себя
дым.
Такими намеками молодые люди говорили вследствие присутствия капитана, который и не думал идти к своим птицам, а преспокойно уселся тут же, в гостиной, развернул книгу и будто бы читал, закуривая по крайней мере шестую
трубку. Настенька начала с досадою отмахивать от себя
дым.
Скоро комната вся наполнилась голубоватыми облаками
дыма,
трубка начала хрипеть, горячий табак подпрыгивать, а во рту я почувствовал горечь и в голове маленькое кружение.
Я скоро понял, в чем дело, и с страшной головной болью, расслабленный, долго лежал на диване, с тупым вниманием вглядываясь в герб Бостонжогло, изображенный на четвертке, в валявшуюся на полу
трубку, окурки и остатки кондитерских пирожков, и с разочарованием грустно думал: «Верно, я еще не совсем большой, если не могу курить, как другие, и что, видно, мне не судьба, как другим, держать чубук между средним и безымянным пальцем, затягиваться и пускать
дым через русые усы».
Гордей Евстратыч осторожно присел на самый кончик дивана, в самых ногах у Порфира Порфирыча, от которого так и разило перегорелой водкой. Порфир Порфирыч набил глиняную
трубку с длиннейшим чубуком «Жуковым» и исчез на время в клубах
дыма.
Улан курил
трубку, мы с Костыгой табачок костромской понюхивали, а раскольник Кузьмич сторонился
дыму от
трубки: «нечистому ладан возжигаешь», — говорил Улану, а нам замечал, что табак — сатанинское зелье, за которое нюхарям на том свете дьяволы ноздри повыжгут, и что этого зелья даже пес не нюхает…
— Как не видать! Хоша сам не пробовал, что за
трубка за такая, а видал не однова, — возразил словоохотливо Гришка, продолжая грести. — У нас, вестимо, в диковинку: никто этим не занимается; знамо, занятно!.. У тебя и табак-то, как видно, другой: не тем
дымом пахнет; у нас коли курит кто, так все больше вот эти корешки… Я чай, и это те же корешки, только ты чего-нибудь подмешиваешь?..
Старик замолчал, зажег
трубку, — в неподвижном воздухе повисло белое облако сладкого
дыма. Вспыхивает огонь, освещая кривой темный нос и коротко остриженные усы под ним.
Утих аул; на солнце спят
У саклей псы сторожевые.
Младенцы смуглые, нагие
В свободной резвости шумят;
Их прадеды в кругу сидят,
Из
трубок дым виясь синеет.
Они безмолвно юных дев
Знакомый слушают припев,
И старцев сердце молодеет.
Для чего он курит свою
трубку, когда отлично знает, что я совсем не выношу табачного
дыма?
Бучинский насосал свою
трубку, исчез в облаках
дыма и засмеялся...
Итак, почти решившись на что-то, господин Голядкин, войдя в свою квартиру, нимало не медля схватился за
трубку и, насасывая ее из всех сил, раскидывая клочья
дыма направо и налево, начал в чрезвычайном волнении бегать взад и вперед по комнате.
Возвращаясь через двор с пылающей
трубкой, я с таким усердием затягивался благовонным
дымом «Жукова», что чуть среди двора не упал от головокружения. Тем не менее
трубка была доставлена до принадлежности, и черноморка на классной доске неоднократно доставляла мне удовольствие затянуться «Жуковым».
Однажды, когда, пуская
дым из длиннейшего гордового чубука, я читал какой-то глупейший роман, дверь отворилась и на пороге совершенно неожиданно появился отец в медвежьей шубе. Зная от меня, как враждебно смотрит отец мой на куренье табаку, не куривший Введенский, услыхав о приезде отца, вбежал в комнату и сказал: «Извини, что помешал, но я забыл у тебя свою
трубку и табак».
Потом, в комнате, закурив
трубку, прислонясь широкой спиною к печке и прищурив глаза, он пускал струйки
дыма в бороду себе и, медленно составляя слова в простую, ясную речь, говорил, что давно уже заметил, как бесполезно трачу я годы юности.
Он натискал табака в
трубку, раскурил ее, сразу окутался
дымом и спокойно, памятно заговорил о том, что мужик — человек осторожный, недоверчивый.
Антону Федотычу просто житья не было: мало того, что ему строжайшим образом было запрещено курить
трубку на том основании, что будто бы табачный
дым проходит наверх к идолу и беспокоит его; мало того, что Катерина Архиповна всей семье вместо обеда предоставила одну только три дня тому назад жареную говядину, — этого мало: у Антона Федотыча был отобран даже матрац и положен под перину Машет; про выговоры и говорить нечего; его бранили за все: и за то, что он говорит громко, и каблуками стучит, и даже за какое-то бессмысленное выражение лица, совершенно неприличное для отца, у которого так больна дочь.
Старый нищий замолчал и стал с ожесточением насасывать
трубку. Она сочно хрипела, но не давала уже больше
дыму. Козел вздохнул, выколотил
трубку о свою босую подошву и спрятал ее за пазуху.
Он слегка поперхнулся
дымом своей
трубки.
Он превосходно декламировал стихи из «Димитрия Донского» и «Горе от ума» и имел особенное искусство пускать из
трубки дым кольцами так удачно, что вдруг мог нанизать их около десяти одно на другое.
Лампадка в последний раз мигнула, затрещала и потухла. Кто-то, должно быть Мерик, вошел в комнату и сел на скамью. Он потянул из
трубки, и на мгновение осветилась смуглая щека с черным пятнышком. От противного табачного
дыма у фельдшера зачесалось в горле.
Петр Васильич, например, наберется
дыму из
трубки и, выпуская его через ноздри, спросит...
Не обращая внимания на то, что холодные волны ветра, распахнув чекмень, обнажили его волосатую грудь и безжалостно бьют ее, он полулежал в красивой, сильной позе, лицом ко мне, методически потягивал из своей громадной
трубки, выпускал изо рта и носа густые клубы
дыма и, неподвижно уставив глаза куда-то через мою голову и мертво молчавшую темноту степи, разговаривал со мной, не умолкая и не делая ни одного движения к защите от резких ударов ветра.
— Вот ее можно теперь посмотреть, — сказал генерал. — Пожалуйста, любезнейший, — примолвил он, обращаясь к своему адъютанту, довольно ловкому молодому человеку приятной наружности, — прикажи, чтобы привели сюда гнедую кобылу! Вот вы увидите сами. — Тут генерал потянул из
трубки и выпустил
дым. — Она еще не слишком в холе: проклятый городишко, нет порядочной конюшни. Лошадь, пуф, пуф, очень порядочная!
Воронько глядел так же серьезно и бесстрастно, только чаще, чем нужно, совал в рот мундштук
трубки и сжатыми губами пропускал
дым сквозь закопченные усы.
Он говорил, выпуская сквозь усы
дым из
трубки...
Чикин нагнулся к огню, достал палочкой уголек, наложил его на
трубку, и молча, как будто не замечая возбужденного в слушателях молчаливого любопытства, долго раскуривал свои корешки. Когда наконец он набрался достаточно
дыму, сбросил уголек, сдвинул еще более назад свою шапочку и, подергиваясь и слегка улыбаясь, продолжал...
Прислуга расступилась. Антонов отбежал в сторону, чтобы видеть полет снаряда,
трубка вспыхнула, и зазвенела медь. В то же мгновение нас обдало пороховым
дымом, и из поразительного гула выстрела отделился металлический, жужжащий, с быстротою молнии удалявшийся звук полета, посреди всеобщего молчания замерший в отдалении.
Помню: сидим мы все в тесной избе; папиросы мои давно вышли, курим мы махорку из
трубок, волнами ходит синий, едкий
дым, керосинка на столе коптит и чадит. Мы еще и еще выпиваем и поем песни. По соломенной крыше шуршит дождь, за лесом вспыхивают синие молнии, в оконце тянет влажностью. На печи сидит лесникова старуха и усталыми глазами смотрит Мимо нас.
— Приехал я, в доме у них
дым коромыслом, — повествовал старик, сидя с
трубкой в зубах на диване своего кабинета, сидевшему перед ним смертельно бледному сыну, — два доктора.
Старик начал обстоятельный доклад о произведенных вчера работах и о намеченных на сегодня. Князь внимательно слушал, изредка затягиваясь
трубкой и выпуская изо рта громадные клубы
дыма, расстилавшегося в синеве прозрачного утреннего воздуха.
В кабинете Николай Павловича шла оживленная беседа.
Дым от
трубок наполнял обширную, с комфортом меблированную комнату и запах табака смешивался с запахом истребляемого стакан за стаканом крепкого пунша.
Три офицера и батюшка курили вместе из двух
трубок, затягиваясь поочередно и затем передавая их для потребы ближнего. Батюшка помещался посередине группы, и потому
трубки шли через него и справа и слева — отчего он получал двойную против всех долю наслаждения и притом еще увеличивал его тем, что после всякой сильной затяжки закрывал себе все лицо своею бородою и выпускал из себя
дым с большою медлительностию сквозь этот удивительный респиратор.
Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а
трубки, из которых редкими клубами выпускал
дым невидимый курильщик.