Неточные совпадения
— Ну, — в привычках мысли, в направлении ее, — сказала Марина, и брови ее вздрогнули, по глазам скользнула тень. — Успенский-то, как ты знаешь, страстотерпец был и чувствовал себя жертвой
миру, а супруг мой — гедонист, однако не в смысле только плотского наслаждения жизнью, а —
духовных наслаждений.
И, стремясь возвыситься над испытанным за этот день, — возвыситься посредством самонасыщения словесной мудростью, — Самгин повторил про себя фразы недавно прочитанного в либеральной газете фельетона о текущей литературе; фразы звучали по-новому задорно, в них говорилось «о
духовной нищете людей, которым жизнь кажется простой, понятной», о «величии мучеников независимой мысли, которые свою
духовную свободу ценят выше всех соблазнов
мира».
— «Русская интеллигенция не любит богатства». Ух ты! Слыхал? А может, не любит, как лиса виноград? «Она не ценит, прежде всего, богатства
духовного, культуры, той идеальной силы и творческой деятельности человеческого духа, которая влечет его к овладению
миром и очеловечению человека, к обогащению своей жизни ценностями науки, искусства, религии…» Ага, религия? — «и морали». — Ну, конечно, и морали. Для укрощения строптивых. Ах, черти…
Один —
духовный, ищущий блага себе только такого, которое было бы благо и других людей, и другой — животный человек, ищущий блага только себе и для этого блага готовый пожертвовать благом всего
мира.
Видишь ли, в чем дело, если внешний
мир движется одной бессознательной волей, получившей свое конечное выражение в ритме и числе, то неизмеримо обширнейший внутренний
мир основан тоже на гармоническом начале, но гораздо более тонком, ускользающем от меры и числа, — это начало
духовной субстанции.
Принципиально допустима возможность
духовной жизни без материальных знаков и орудий, но это предполагает иной уровень
духовной действительности, которого не достигло сейчас человечество и
мир.
Почему возможна трагедия познания, почему свет Логоса не всегда освещает познавательный путь человека, как существа
духовного, превышающего
мир?
И сейчас особенно важно для нас осознать
духовные причины этой вражды и отталкивания, разделяющих славянский
мир.
Оно открыло в человеке
духовное начало, которое не зависит от
мира, от природы и общества, зависит от Бога.
Духовная революция, которая должна происходить и происходит в
мире, глубже и идет дальше, чем революции социальные.
Слишком ясно, что Россия не призвана к благополучию, к телесному и
духовному благоустройству, к закреплению старой плоти
мира.
Война
мира славянского и
мира германского не есть только столкновение вооруженных сил на полях битвы; она глубже, это —
духовная война, борьба за господство разного духа в
мире, столкновение и переплетение восточного и западного христианского
мира.
Но это предполагает
духовное движение в
мире, которое есть дело свободы.
Вся
духовная энергия русского человека была направлена на единую мысль о спасении своей души, о спасении народа, о спасении
мира.
На вершинах польской
духовной жизни судьба польского народа переживается, как судьба агнца, приносимого в жертву за грехи
мира.
Германец, прежде всего, верит в свою волю, в свою мысль, и им самим изнутри поставленный категорический императив, в свою организаторскую миссию в
мире,
духовную и материальную.
И
духовное преобладание в
мире России, а не Германии есть дело творческого произвола, а не отвлеченной справедливости.
Мы должны сознать, что русский мессианизм не может быть претензией и самоутверждением, он может быть лишь жертвенным горением духа, лишь великим
духовным порывом к новой жизни для всего
мира.
Нам, русским, необходимо
духовное воодушевление на почве осознания великих исторических задач, борьба за повышение ценности нашего бытия в
мире, за наш дух, а не на почве того сознания, что немцы злодеи и безнравственны, а мы всегда правы и нравственно выше всех.
Величайшие подъемы
духовного творчества связаны были с признанием существования иного
мира, независимо от того, в какой форме это признавалось.
Христианство некогда совершило величайшую
духовную революцию, оно духовно освободило человека от неограниченной власти общества и государства, которая в античном
мире распространялась и на религиозную жизнь.
Но
духовная сила может проходить в
мире через великое испытание и унижение, через Голгофу.
Во всем
мире, во всем христианском человечестве должно начаться объединение всех положительных
духовных, христианских сил против сил антихристианских и разрушительных.
Есть две основные точки зрения на соотношения кесаря, власти, государства, царства этого
мира и духа,
духовной жизни человека, царства Божьего.
Но так как человеческая общественность была изолирована от мирового целого, от жизни космической и очень преувеличено было самостоятельное значение общественности, то образовался рационалистический утопизм с его верой в совершенное, до конца рациональное устроение общественной жизни, независимое от
духовных основ жизни человека и
мира.
Оправдание России в мировой борьбе, как и всякой страны, всякого народа, может быть лишь в том, что внесет в
мир большие ценности, более высокого качества
духовную энергию, чем Германия, притязания которой на мировое владычество она отражает, что своим неповторимым индивидуальным духом она подымает человечество на более высокую ступень бытия.
Иной
мир,
мир смысла и свободы, раскрывается лишь в
духовном опыте, который отрицают современные экзистенциалисты.
Русский народ, быть может, самый
духовный народ в
мире.
Воля к власти над
миром родилась на
духовной почве, она явилась результатом немецкого восприятия
мира, как беспорядочного, а самого немца, как носителя порядка и организации.
Но
духовная культура России, то ядро жизни, по отношению к которому сама государственность есть лишь поверхностная оболочка и орудие, не занимает еще великодержавного положения в
мире.
Для
духовной общности людей высокой ступени раскрывается истина, которая есть трансцендирование объективного, вернее объективированного
мира.
Весь трагизм жизни происходит от столкновения конечного и бесконечного, временного и вечного, от несоответствия между человеком, как
духовным существом, и человеком, как природным существом, живущим в природном
мире.
Для славянофилов Польша была тем Западом внутри славянского
мира, которому они всегда противополагали русский православный Восток, носитель высшего
духовного типа и полноты религиозной истины.
Якобы героизм и бесстрашие отказа от всякой веры в высший,
духовный, божественный
мир, от всяких утешений есть тоже один из мифов нашего времени, одно из самоутешений.
Это совпадает с периодами особенного
духовного подъема, когда судьбами истории данный народ призывается совершить что-либо великое и новое для
мира.
— Я читал эту книгу, на которую вы возражали, — обратился он к Ивану Федоровичу, — и удивлен был словами
духовного лица, что «церковь есть царство не от
мира сего».
Мир же
духовный, высшая половина существа человеческого отвергнута вовсе, изгнана с некиим торжеством, даже с ненавистью.
Я пережил
мир, весь мировой и исторический процесс, все события моего времени как часть моего микрокосма, как мой
духовный путь.
Это вполне совпадает с моими мыслями о
духовном кризисе
мира.
За малым и раздельным в
мире я вижу
духовную действительность, из которой проливается свет на все.
Но ложь классицизма как известного
духовного типа лежит в допущении возможности имманентного совершенства в конечном, в условиях этого
мира.
Эта реформация или глубокая
духовная реформа необходима и для протестантского
мира.
Революционность, присущая моей природе, есть прежде всего революционность
духовная, есть восстание духа, то есть свободы и смысла, против рабства и бессмыслицы
мира.
Бог открывает Себя
миру, Он открывает Себя в пророках, в Сыне, в Духе, в
духовной высоте человека, но Бог не управляет этим
миром, который есть отпадение во внешнюю тьму.
Когда мой
духовный путь привел меня в близкое соприкосновение с
миром православным, то я ощутил ту же тоску, которую ощущал в
мире аристократическом и в
мире революционном, увидел то же посягательство на свободу, ту же вражду к независимости личности и к творчеству.
Но я не был атеистом, если под атеизмом понимать отрицание высшего
духовного начала, независимых от материального
мира духовных ценностей.
Это связано, вероятно, не только с моим
духовным типом, но и с моей психофизиологической организацией, с моей крайней нервностью, со склонностью к беспокойству, с сознанием непрочности
мира, непрочности всех вещей, непрочности жизни, с моим нетерпением, которое есть и моя слабость.
Я противопоставлял прежде всего принцип
духовной свободы, для меня изначальной, абсолютной, которой нельзя уступить ни за какие блага
мира.
Я называю буржуа по
духовному типу всякого, кто наслаждается и развлекается искусством как потребитель, не связывая с этим жажды преображения
мира и преображения своей жизни.
То было очень интересное и напряженное время, когда для наиболее культурной части интеллигенции раскрывались новые
миры, когда души освобождались для творчества
духовной культуры.