Неточные совпадения
Познание предполагает не идеальное, внечеловеческое бытие и совершенную пассивность человека, впускающего в себя предмет познания,
мир сущностей (Wesenheiten), а человека, не психологического, а
духовного человека и его творческую активность.
Пути же познания
мира духовного иные, чем пути познания
мира природного.
Ценность личности есть высшая иерархическая ценность в
мире, ценность
духовного порядка.
Остальным же своим составом она принадлежит к
миру духовному.
Человек может быть в сравнительной гармонии с окружающим
миром не потому, что он менее греховен и лучше, а потому, что в нем менее пробудилась
духовная жизнь и он менее тоскует по иной жизни, что он слишком закрыт в известном кругу и подавлен окружающим
миром до совершенного довольства им.
Нельзя думать о спасении своей души, это есть ложное
духовное состояние, небесный утилитаризм, думать можно только об осуществлении высших ценностей жизни, о Царстве Божьем для всех существ, не только для людей, но и для всего
мира, т. е. думать о Боге, а не о себе.
Святость есть высшая
духовная сила, победа над
миром.
Оно призывает к пробуждению и возрождению
духовной жизни, к новому рождению, к врастанию в Царство Божье, а не к внешним делам в
мире социальном.
Но мы живем в двух планах, под законом и под благодатью, в порядке природном и в порядке
духовном, и в этом безмерная трудность и сложность жизни христианина в
мире.
Творчество в культуре до того вырождается и разлагается, что возникает
духовная реакция против всякого творчества, связанная с потребностью в аскезе и уходе из
мира.
И человеческая душа нисходит в грешный
мир, разделяет судьбу
мира и людей, стремится помочь братьям своим, отдает им
духовную энергию, накопленную в движении души вверх, в стяжании
духовной силы.
Но столь же нехристианским и нетворческим является окончательное растворение души в
мире и в человечестве и отказ от
духовного восхождения и приобретения
духовной силы.
В
мире духовном и в
духовной жизни не существует такого социального пафоса ортодоксии с его неизбежным отыскиванием ересей.
Тоска не есть, конечно, высшее
духовное достижение человека, она подлежит преодолению, она является в пути, она обнаруживает священное недовольство человека обыденным
миром и устремление к
миру высшему.
И это освобождение противоположно
духовной свободе, которая порождает трагизм жизни и острое сознание бездны, отделяющей наш обыденный
мир от
мира божественного.
Такая одинаковая, не знающая личности любовь и есть то, что Розанов назвал стеклянной любовью и что в святоотеческой литературе иногда называют
духовной любовью, любовью, отвлеченной от
мира душевного, от всякой индивидуальности и конкретности.
Смысл жизни для человека всегда лежит в Боге, а не в
мире, в
духовном, а не в природном.
Мистическая,
духовная церковь есть охристовленный космос, охристовленная и облагодатствованная душа
мира, и государство есть лишь ее подчиненная часть, как и все, часть, наименее охристовленная и облагодатствованная, наиболее находящаяся во власти греха и, следовательно, закона.
Но
духовная проповедь
мира и братства народов есть дело христианское, и христианская этика должна оспаривать его у рационалистического пасифизма.
Такова этическая установка вовне, в жизни социальной, этическая же установка в глубину, в отношении к жизни
духовной, требует
духовной свободы от власти собственности над человеческой душой, аскезы в отношении к материальной собственности, преодоления греховной похоти к материальным благам, недопущения себя до рабства у
мира.
Должна ли личность лишь вести
духовную борьбу с грехом, принимая всякий строй как ниспосланный Божьим Промыслом и неизбежный в греховном
мире — или должна вести борьбу социальную, бороться за социальную правду?
В нем порывается всякая
духовная связь между людьми, общество окончательно атомизируется, и якобы освобожденная личность остается покинутой, предоставленной самой себе и беспомощной в этом страшном и чуждом
мире.
Техника имеет свою эсхатологию, обратную христианской, — завоевание
мира и организацию жизни без Бога и без
духовного перерождения человека.
Категории «бедного» и «богатого» тут совсем не социальные, а
духовные категории, они означают свободу от материальных благ
мира или рабство у этих благ.
Человек бессмертен и вечен, как
духовное существо, принадлежащее к нетленному
миру, но он есть
духовное существо неестественно и фактически, он есть
духовное существо, когда он осуществляет себя
духовным существом, когда в нем побеждает дух и духовность овладевает его природными элементами.
Но в
мире духовном нет замкнутой личности, личность соединена с Богом, с другими личностями, с космосом.
По орфическому мифу, душа нисходит в греховный материальный
мир, и она должна от него освободиться, вернуться на свою
духовную родину.
Под «плотью» тут, конечно, понимается не материальный состав моего тела и тела
мира, а плоть
духовная.
В
мире духовном нельзя мыслить дьявола внеположным душе человеческой, он ей имманентен, он есть ее обреченность самой себе.
Неточные совпадения
— Ну, — в привычках мысли, в направлении ее, — сказала Марина, и брови ее вздрогнули, по глазам скользнула тень. — Успенский-то, как ты знаешь, страстотерпец был и чувствовал себя жертвой
миру, а супруг мой — гедонист, однако не в смысле только плотского наслаждения жизнью, а —
духовных наслаждений.
И, стремясь возвыситься над испытанным за этот день, — возвыситься посредством самонасыщения словесной мудростью, — Самгин повторил про себя фразы недавно прочитанного в либеральной газете фельетона о текущей литературе; фразы звучали по-новому задорно, в них говорилось «о
духовной нищете людей, которым жизнь кажется простой, понятной», о «величии мучеников независимой мысли, которые свою
духовную свободу ценят выше всех соблазнов
мира».
— «Русская интеллигенция не любит богатства». Ух ты! Слыхал? А может, не любит, как лиса виноград? «Она не ценит, прежде всего, богатства
духовного, культуры, той идеальной силы и творческой деятельности человеческого духа, которая влечет его к овладению
миром и очеловечению человека, к обогащению своей жизни ценностями науки, искусства, религии…» Ага, религия? — «и морали». — Ну, конечно, и морали. Для укрощения строптивых. Ах, черти…
Один —
духовный, ищущий блага себе только такого, которое было бы благо и других людей, и другой — животный человек, ищущий блага только себе и для этого блага готовый пожертвовать благом всего
мира.
Видишь ли, в чем дело, если внешний
мир движется одной бессознательной волей, получившей свое конечное выражение в ритме и числе, то неизмеримо обширнейший внутренний
мир основан тоже на гармоническом начале, но гораздо более тонком, ускользающем от меры и числа, — это начало
духовной субстанции.