Но верно обратное: именно этот эмпирический, объективированный мир есть царство общего, царство закона, царство необходимости, царство принуждения универсальными началами всего индивидуального и личного, иной же
духовный мир есть царство индивидуального, единичного, личного, царство свободы.
Но интервертированность сама по себе может означать углубление в самого себя, в раскрывающийся в глубине
духовный мир, как экстервертированность может означать творческую активность, направленную на мир и людей.
Неточные совпадения
Есть
духовное содержание
мира идей, о котором нужно сказать, чтобы понять путь философа.
Личность есть субъект, а не объект среди объектов, и она вкоренена во внутреннем плане существования, т. е. в
мире духовном, в
мире свободы.
Но, с другой стороны, христианство необычайно возвышает человека, признает его образом и подобием Божиим, признает в нем
духовное начало, возвышающее его над природным и социальным
миром, признает в нем
духовную свободу, независимо от царства кесаря, верит, что сам Бог стал человеком и этим возвысил человека до небес.
Личность связана также с аскезой и предполагает аскезу, т. е.
духовное упражнение, концентрацию внутренних сил, выбор, несогласие на смешение с безличными силами и внутри человека, и в окружающем
мире.
Авторитарному сознанию или авторитарному строю жизни нужно противополагать не разум, не природу и не суверенное общество, а дух, т. е. свободу,
духовное начало в человеке, образующее его личность и независимое от объективированной природы и от объективированного логического
мира.
«Общее», объективно принуждающее господствует лишь в этом эмпирическом
мире, его нет в
мире духовном.
Вина тут лежит не на познании, которое есть положительная ценность, а на
духовном состоянии
мира и человека, на разобщенности и раздоре в самом бытии.
Это значит, что при достижении высшей
духовной общности людей
мир представлялся бы иным и познание его было бы иным.
Подлинный аристократизм есть не что иное, как достижение
духовной свободы, независимости от окружающего
мира, от человеческого количества, в какой бы форме оно ни явилось, как слушание внутреннего голоса, голоса Бога и голоса совести.
Вероятно, среди этих царств
духовному взору Христа предстали и все те царства
мира, которые будут именовать себя христианскими, все трансформации царства до конца времен.
Таковы все революции, которые не являются революциями
духовными, которые опираются на объективированный, т. е. утерявший свободу
мир.
Но
духовное движение в
мире должно уничтожить психологически-этическую категорию пролетария.
Это означает
духовную крепость личности в противостоянии соблазнам
мира, личность порабощающим.
Красота есть прорыв, она дается
духовной борьбой, но это прорыв не к вечному, неподвижному
миру идей, а к
миру преображенному, который достигается человеческим творчеством, к
миру небывшему, не к «бытию», а к свободе.
В человеке есть
духовное начало, независимое от
мира и не детерминированное
миром.
Человек свободный должен чувствовать себя не на периферии объективированного
мира, а в центре
мира духовного.
Это есть
духовная революция. «Иной»
мир не может быть создан только человеческими силами, но не может быть создан и без творческой активности человека.
Даже с практической стороны он не видит препятствия; необходимо отправиться в Среднюю Азию, эту колыбель религиозных движений, очистить себя долгим искусом, чтобы окончательно отрешиться от отягощающих наше тело чисто плотских помыслов, и тогда вполне возможно подняться до созерцания абсолютной идеи, управляющей нашим
духовным миром.
Экстаз, который считают характерным для некоторых форм мистики, есть выход из разделения на субъект и объект, есть приобщение не к общему и объективированному миру, а к первореальности
духовного мира.
Неточные совпадения
— Ну, — в привычках мысли, в направлении ее, — сказала Марина, и брови ее вздрогнули, по глазам скользнула тень. — Успенский-то, как ты знаешь, страстотерпец был и чувствовал себя жертвой
миру, а супруг мой — гедонист, однако не в смысле только плотского наслаждения жизнью, а —
духовных наслаждений.
И, стремясь возвыситься над испытанным за этот день, — возвыситься посредством самонасыщения словесной мудростью, — Самгин повторил про себя фразы недавно прочитанного в либеральной газете фельетона о текущей литературе; фразы звучали по-новому задорно, в них говорилось «о
духовной нищете людей, которым жизнь кажется простой, понятной», о «величии мучеников независимой мысли, которые свою
духовную свободу ценят выше всех соблазнов
мира».
— «Русская интеллигенция не любит богатства». Ух ты! Слыхал? А может, не любит, как лиса виноград? «Она не ценит, прежде всего, богатства
духовного, культуры, той идеальной силы и творческой деятельности человеческого духа, которая влечет его к овладению
миром и очеловечению человека, к обогащению своей жизни ценностями науки, искусства, религии…» Ага, религия? — «и морали». — Ну, конечно, и морали. Для укрощения строптивых. Ах, черти…
Один —
духовный, ищущий блага себе только такого, которое было бы благо и других людей, и другой — животный человек, ищущий блага только себе и для этого блага готовый пожертвовать благом всего
мира.
Видишь ли, в чем дело, если внешний
мир движется одной бессознательной волей, получившей свое конечное выражение в ритме и числе, то неизмеримо обширнейший внутренний
мир основан тоже на гармоническом начале, но гораздо более тонком, ускользающем от меры и числа, — это начало
духовной субстанции.