Неточные совпадения
И Левину смутно приходило в голову, что не то что она сама виновата (виноватою она ни в чем не могла быть), но виновато ее воспитание, слишком поверхностное и фривольное («этот
дурак Чарский: она, я знаю, хотела, но не
умела остановить его»), «Да, кроме интереса к дому (это было у нее), кроме своего туалета и кроме broderie anglaise, у нее нет серьезных интересов.
Не того ума, который
умеет подтрунить над
дураком и посмеяться, но умеющего вынесть всякое оскорбление, спустить
дураку — и не раздражиться.
Бывало, он трунил забавно,
Умел морочить
дуракаИ умного дурачить славно,
Иль явно, иль исподтишка,
Хоть и ему иные штуки
Не проходили без науки,
Хоть иногда и сам впросак
Он попадался, как простак.
Умел он весело поспорить,
Остро и тупо отвечать,
Порой расчетливо смолчать,
Порой расчетливо повздорить,
Друзей поссорить молодых
И на барьер поставить их...
Хотя услуга нам при ну́жде дорога́,
Но за неё не всяк
умеет взяться:
Не дай Бог с
дураком связаться!
Услужливый
дурак опаснее врага.
— Я — честно говорю. Надобно
уметь брать. Особенно — у
дураков. Вон как Сергей Витте обирает.
— Нет, они — отлично понимают, что народ —
дурак, — заговорил он негромко, улыбаясь в знакомую Климу курчавенькую бороду. — Они у нас аптекаря, пустяками
умеют лечить.
Бальзаминов. Давай! А вы, маменька, говорили, что я сделать ничего не
умею! А ты говорила, что я
дурак!
— Что же вы видите? Что я
умею лазить через заборы, стреляю в
дураков, ем много, пью… видите!..
Дурак дураком, трех перечесть не может, лба не
умеет перекрестить, едва знает, где право, где лево, ни за сохой, ни в саду: а посуду, чашки, ложки или крестики точит, детские кораблики, игрушки — точно из меди льет!
— Ну, так и я тогда же подумала! Лжет он мне, бесстыжий, вот что! И приревновал он теперь меня, чтобы потом на меня свалить. Ведь он
дурак, ведь он не
умеет концов хоронить, откровенный он ведь такой… Только я ж ему, я ж ему! «Ты, говорит, веришь, что я убил», — это мне-то он говорит, мне-то, это меня-то он тем попрекнул! Бог с ним! Ну постой, плохо этой Катьке будет от меня на суде! Я там одно такое словечко скажу… Я там уж все скажу!
Марья Алексевна так и велела: немножко пропой, а потом заговори. — Вот, Верочка и говорит, только, к досаде Марьи Алексевны, по — французски, — «экая дура я какая, забыла сказать, чтобы по — русски»; — но Вера говорит тихо… улыбнулась, — ну, значит, ничего, хорошо. Только что ж он-то выпучил глаза? впрочем,
дурак, так
дурак и есть, он только и
умеет хлопать глазами. А нам таких-то и надо. Вот, подала ему руку — умна стала Верка, хвалю.
Он
умел делать фокусы с картами, деньгами, кричал больше всех детей и почти ничем не отличался от них. Однажды дети, играя с ним в карты, оставили его «
дураком» несколько раз кряду, — он очень опечалился, обиженно надул губы и бросил игру, а потом жаловался мне, шмыгая носом...
Как-то, прислуживая за обедом мне и одному чиновнику, он подал что-то не так, как нужно, и чиновник крикнул на него строго: «
Дурак!» Я посмотрел тогда на этого безответного старика и, помнится, подумал, что русский интеллигент до сих пор только и
сумел сделать из каторги, что самым пошлым образом свел ее к крепостному праву.
Они рассказали ему, что играла Настасья Филипповна каждый вечер с Рогожиным в
дураки, в преферанс, в мельники, в вист, в свои козыри, — во все игры, и что карты завелись только в самое последнее время, по переезде из Павловска в Петербург, потому что Настасья Филипповна всё жаловалась, что скучно и что Рогожин сидит целые вечера, молчит и говорить ни о чем не
умеет, и часто плакала; и вдруг на другой вечер Рогожин вынимает из кармана карты; тут Настасья Филипповна рассмеялась, и стали играть.
Марье Дмитриевне это до того понравилось, что она даже умилилась и подумала про себя: «Какой же, однако,
дурак должен быть Федор Иваныч: не
умел такую женщину понять!»
— Выкинуть их совсем,
дурак этакий! — вспылил Петр Петрович. — Изжарить порядочно не
умеет: либо сварит, либо иссушит все… Чтобы в соку у меня было подано свежих три куропатки.
—
Дурак он… — произнес Еспер Иваныч, — армейщина… кавалерия… только и
умеет усы крутить да выпить, — только и есть!
— Экой дурак-мужик, эка дура! — И сам между тем принялся так же неаккуратно и неумело расставлять перед Павлом все кушанья; Огурцов тоже помогал ему. Видимо, что оба они желали услужить — и оба не
умели.
Даже «
дурак» не прочь бы обойти умного, но только не
умеет.
Тогда как я еще очень хорошо помню наших дядей и отцов, которые, если б сравнить их с нами, показались бы атлетами, были и выпить и покутить не
дураки, а между тем эти люди, потому только, что нюхнули романтизма,
умели и не стыдились любить женщин, по десятку лет не видавшись с ними и поддерживая чувство одной только перепиской.
При этом на небе непременно какой-то фиолетовый оттенок, которого, конечно, никто никогда не примечал из смертных, то есть и все видели, но не
умели приметить, а «вот, дескать, я поглядел и описываю вам,
дуракам, как самую обыкновенную вещь».
Единый народ-«богоносец» — это русский народ, и… и… и неужели, неужели вы меня почитаете за такого
дурака, Ставрогин, — неистово возопил он вдруг, — который уж и различить не
умеет, что слова его в эту минуту или старая, дряхлая дребедень, перемолотая на всех московских славянофильских мельницах, или совершенно новое слово, последнее слово, единственное слово обновления и воскресения, и… и какое мне дело до вашего смеха в эту минуту!
Так и вышло. Поговоривши с немцем, кабатчик принес четыре кружки с пивом (четвертую для себя) и стал разговаривать. Обругал лозищан
дураками и объяснил, что они сами виноваты. — «Надо было зайти за угол, где над дверью написано: «Billetenkasse». Billeten — это и
дураку понятно, что значит билет, a Kasse так касса и есть. А вы лезете, как стадо в городьбу, не
умея отворить калитки».
Передонов сердито посмотрел на Володина и встал. Он подумал, что Володин —
дурак: не
сумел влюбить в себя барышню.
Согласитесь сами: неужели ж терять свое потому только, что какой-то посторонний
дурак украл вашу мысль и не
умел взяться за дело?
— Не, отец мой, ваших-то русских я бы давно перевешал, кабы царь был. Только резать и
умеют. Так-то нашего казака Баклашева не-человеком сделали, ногу отрезали. Стало,
дураки. На чтò теперь Баклашев годится? Нет, отец мой, в горах дохтура есть настоящие. Так-то Гирчика, няню моего, в походе ранили в это место, в грудь, так дохтура ваши отказались, а из гор приехал Саиб, вылечил. Травы, отец мой, знают.
—
Дурак, говорю. Жрать не
умеешь! Не понимаешь того, что язык — орган вкуса, а ты как лопаешь? Без всякого для себя удовольствия!
— Не выходить бы ему из Ярославля, — вскричал Кручина, — если б этот
дурак, Сенька Жданов, не промахнулся! И что с ним сделалось?.. Я его, как самого удалого из моих слуг, послал к Заруцкому; а тот отправил его с двумя казаками в Ярославль зарезать Пожарского — и этого-то, собачий сын, не
умел сделать!.. Как подумаешь, так не из чего этих хамов и хлебом кормить!
— И пускай несут! Другого они ничего не
умеют делать! Физическим трудом может заниматься всякий, даже набитый
дурак и преступник, этот труд есть отличительное свойство раба и варвара, между тем как огонь дан в удел лишь немногим!
— Как вы смеете на меня так кричать, — я не служанка ваша! — заговорила она. — Хоть бы я точно ездила к Жуквичу, вам никакого дела нет до того, и если вы такой
дурак, что не
умеете даже обращаться с женщинами, то я сейчас же уволю себя от вас! Дайте мне бумаги! — присовокупила Елена повелительно.
— Если бы я не был образованным человеком и если бы я не
умел себя держать прилично в порядочном обществе, я сказал бы вам, Петр Иваныч, что вы даже весьма
дурак…
— Нет, так. Зарубили. Ну, того-этого, идем, Погодин. Вы небось по голосу думаете, что я петь
умею? И петь я не
умею, хотя в молодости
дурак один меня учил, думал,
дурак, что сокровище открыл! В хоре-то, пожалуй, подтягивать могу, да в хоре и лягушка поет.
Антон Прокофьевич, несмотря, что его щелкали по носу, был довольно хитрый человек на многие дела, — в ме́не только был он не так счастлив, — он очень знал, когда нужно прикинуться
дураком, и иногда
умел найтиться в таких обстоятельствах и случаях, где редко умный бывает в состоянии извернуться.
— Куда? Дрянная девчонка! — прошипел он. —
Умеешь к молодым
дуракам на свиданье ходить, так
умей и ответ держать!
Я имел терпение высиживать подле этих людей
дураком часа по четыре и их слушать, сам не смея и не
умея ни об чем с ними заговорить.
Сейчас к лесничему меня вместе с бревном, а наш Карла покричал на меня для видимости, а когда Гаврило Степаныч ушел, он и говорит: «Вот, говорит, два
дурака навязались — один бревна не
умеет украсть, а другой
дурак ловит…» Ей-богу!
Фрак свой он назвал мерзейшим фраком, а про жилет и говорить нечего; даже самого себя Павел назвал неопрятным
дураком, который в Москве не
умел завестись порядочным платьем.
— Ругать стали. Говорят: «У англичанки, верно, деньги были, — а вы — этого не
умели?
Дурак вы».
— Ты —
дурак! — решил Аристид Кувалда. — Что ты тут околачиваешься? Водку пьешь? Нет… Воровать
умеешь? Тоже нет. Иди, научись и приходи тогда, когда уже человеком будешь…
— Эх, и
дурак же ты, Мишка! Прямо сказать: балда деревянная… Разве протопоп Мелетий али Угрюмов сделали бы так? Да они бы кожу с самого генерала сняли… А теперь те над тобой же,
дураком, смеются: «Эх,
дурак Мишка, не
умел взять!»
Генерал.
Дурак! Я
умею считать до двух… Сколько всех?
Бурмистр. Позвольте, ежели теперича таким манером, так Сергей Васильич и знать про то совершенно не должен: мне не то что как другому вотчино-начальнику, барину, что ли, докладывать, али с вотчины по грошам да по гривнам сбивать надо. Вон я сейчас полтораста целковых имею и представляю их. Делить только,
дурак, не
умею как, а деньги готовы. (Кладет торопливо из кармана на стол 150 целковых.)
Дурак, не
умеешь сказать: унтер-офицер гренадерского ее величества самого первого полка.
Я свое достоинство сохранил, но это меня просто ошпарило. Так мне стало досадно и так горько, что я вцепился в жида и исколотил его ужасно, а сам пошел и нарезался молдавским вином до беспамятства. Но и в этом-то положении никак не забуду, что кукона у меня была и я ее не узнал и как ворона ее из рук выпустил. Недаром мне этот шалоновый сверток как-то был подозрителен… Словом, и больно, и досадно, но стыдно так, что хоть сквозь землю провалиться… Был в руках клад, да не
умел брать, — теперь сиди
дураком.
Боровцов.
Дурак ты, братец. Никаких у тебя понятий нет. Кабы у тебя были такие понятия, так ты бы не женился да не развел семьи. Я не глупей тебя, я, может быть, не один раз видал таких-то людей, что не берут взяток, и разговаривать как-то раз привел Бог, так уж они и живут, как монахи. Далеко тебе до них! Что ты нас обманываешь! Те люди почитай что святые! А то вот еще масоны есть. Ты уж живи хоть так, как все мы, грешные. Ты разве бы не брал, — да не
умеешь — вот что надо сказать.
Боровцов. Каких тебе денег? Мы с тобой квиты. Если ты просишь теперича себе на бедность, так нешто так просят! Нешто грубиянить старшим ты можешь? Ты б грубиянил давеча, как право имел, пока не подписал. Тогда я тебе кланялся, а теперь ты мне кланяйся. Дураки-то и всё так живут! Был я у тебя в руках, так не
умел пользоваться. А теперь прощай. Никто тебя,
дурака, не неволил, силой тебя не тянули подписывать-то! Что смотришь-то?
— Вот вздор! Как ты еще молод! Что ж, ты хотел, чтоб я проиграл. Зачем же я бы проиграл? И я проигрывал, когда не
умел. Десять рублей, братец, пригодятся. Надо смотреть практически на жизнь; а то всегда в
дураках будешь.
Русский народ говорит своим старым языком; судьи и подьячие пишут новым бюрократическим языком, уродливым и едва понятным, — они наполняют целые in-folio грамматическими несообразностями и скороговоркой отчитывают крестьянину эту чепуху. Понимай как знаешь и выпутывайся как
умеешь. Крестьянин видит, к чему это клонится, и держит себя осторожно. Он не скажет лишнего слова, он скрывает свою тревогу и стоит молча, прикидываясь
дураком.
— Дурак-дурак, а поди какие фокусы выкидывает! А сам и курить не
умеет, только дым пущает. Ну и жох! — удивляется приказчик.
Иван Ксенофонтыч. И
дурак набитый, читать по-русски не
умеет. Это ваш жених, а не Лизин. Вас будет пара.