Неточные совпадения
— Слушаю-с. У нас на постирушечки две
женщины приставлены особо, а белье всё машиной. Граф сами
до всего
доходят. Уж какой муж…
(Эта
женщина никогда не делала вопросов прямых, а всегда пускала в ход сперва улыбки и потирания рук, а потом, если надо было что-нибудь узнать непременно и верно, например: когда угодно будет Аркадию Ивановичу назначить свадьбу, то начинала любопытнейшими и почти жадными вопросами о Париже и о тамошней придворной жизни и разве потом уже
доходила по порядку и
до третьей линии Васильевского острова.)
«Вот», — вдруг решил Самгин, следуя за ней. Она
дошла до маленького ресторана, пред ним горел газовый фонарь, по обе стороны двери — столики, за одним играли в карты маленький, чем-то смешной солдатик и лысый человек с носом хищной птицы, на третьем стуле сидела толстая
женщина, сверкали очки на ее широком лице, сверкали вязальные спицы в руках и серебряные волосы на голове.
Райский все шел тихо, глядя душой в этот сон: статуя и все кругом постепенно оживало, делалось ярче… И когда он
дошел до дома, созданная им
женщина мало-помалу опять обращалась в Софью.
Не
доходя до Тараса, Нехлюдов остановился в проходе подле почтенного вида старика с белой бородой, в нанковой поддевке, разговаривавшего с молодой
женщиной в деревенской одежде.
В любви между мужчиной и
женщиной бывает всегда одна минута, когда любовь эта
доходит до своего зенита, когда нет в ней ничего сознательного, рассудочного и нет ничего чувственного.
Агриппина Филипьевна была несколько другого мнения относительно Зоси Ляховской, хотя и находила ее слишком эксцентричной. Известная степень оригинальности, конечно, идет к
женщине и делает ее заманчивой в глазах мужчин, хотя это слишком скользкий путь, на котором нетрудно
дойти до смешного.
16-го числа выступить не удалось. Задерживали проводники-китайцы. Они явились на другой день около полудня. Тазы провожали нас от одной фанзы
до другой, прося зайти к ним хоть на минутку. По адресу Дерсу сыпались приветствия,
женщины и дети махали ему руками. Он отвечал им тем же. Так от одной фанзы
до другой, с постоянными задержками, мы
дошли наконец
до последнего тазовского жилья, чему я, откровенно говоря, очень порадовался.
И я не увидел их более — я не увидел Аси. Темные слухи
доходили до меня о нем, но она навсегда для меня исчезла. Я даже не знаю, жива ли она. Однажды, несколько лет спустя, я мельком увидал за границей, в вагоне железной дороги,
женщину, лицо которой живо напомнило мне незабвенные черты… но я, вероятно, был обманут случайным сходством. Ася осталась в моей памяти той самой девочкой, какою я знавал ее в лучшую пору моей жизни, какою я ее видел в последний раз, наклоненной на спинку низкого деревянного стула.
— Разве получаса не достаточно, чтобы
дойти от Астраковых
до Поварской? Мы бы тут болтали с тобой целый час, ну, оно как ни приятно, а я из-за этого не решился прежде, чем было нужно, оставить умирающую
женщину. Левашова, — прибавил он, — посылает вам свое приветствие, она благословила меня на успех своей умирающей рукой и дала мне на случай нужды теплую шаль.
Увы! За первой остановкой последовала вторая, за ней третья, в пока мы
дошли до центра города, пан Крыжановский стал совершенно неузнаваем. Глаза его гордо сверкали, уныние исчезло, но, — что уже было совсем плохо, — он стал задирать прохожих, оскорблять
женщин, гоняться за евреями… Около нас стала собираться толпа. К счастью, это было уже близко от дома, и мы поспешили ретироваться во двор.
Дело
доходило до того, что, уезжая, он запирал жену на замок, и молодая
женщина, почти ребенок, сидя взаперти, горько плакала от детского огорчения и тяжкой женской обиды…
Презрение к
женщине, как к низкому существу или вещи,
доходит у гиляка
до такой степени, что в сфере женского вопроса он не считает предосудительным даже рабство в прямом и грубом смысле этого слова.
Ему показалось возможным одно только объяснение, что гордость «оскорбленной и фантастической
женщины»
доходит уже
до такого исступления, что ей скорее приятнее выказать раз свое презрение в отказе, чем навсегда определить свое положение и достигнуть недосягаемого величия.
«Подличать, так подличать», — повторял он себе тогда каждый день с самодовольствием, но и с некоторым страхом; «уж коли подличать, так уж
доходить до верхушки, — ободрял он себя поминутно, — рутина в этих случаях оробеет, а мы не оробеем!» Проиграв Аглаю и раздавленный обстоятельствами, он совсем упал духом и действительно принес князю деньги, брошенные ему тогда сумасшедшею
женщиной, которой принес их тоже сумасшедший человек.
— Вместе! Вместе с
женщиной, с которой вы
доходили до таких сцен?
Вы смотрите на меня только как на нужную вам подчас вещь и, кажется, вовсе забываете, что я
женщина и,
дойдя до сближения с человеком, хотела бы, чтоб он смотрел на меня как на человека: словом, хотела бы хоть приязни, хоть внимания; а для вас, — я вижу, — я только вещь.
Слухи эти
дошли, разумеется, и
до Юленьки Захаревской; она при этом сделала только грустно-насмешливую улыбку. Но кто больше всех в этом случае ее рассердил — так это Катишь Прыхина: какую та во всей этой истории играла роль, на языке порядочной
женщины и ответа не было. Юлия хотя была и совершенно чистая девушка, но, благодаря дружбе именно с этой m-lle Прыхиной и почти навязчивым ее толкованиям, понимала уже все.
Развивая и высказывая таким образом свою теорию, Вихров
дошел наконец
до крайностей; он всякую
женщину, которая вышла замуж, родит детей и любит мужа, стал презирать и почти ненавидеть, — и странное дело: кузина Мари как-то у него была больше всех в этом случае перед глазами!
—
До которого
дошла эта
женщина и вы с нею.
Женщины же, «срывая» таким образом сердце, начинают плакать самыми искренними слезами, а самые чувствительные из них даже
доходят до истерики.
Замечательно, что
до всего этого он
дошел своим собственным умом, без малейшей протекции, потому что maman [мамаша (франц.)] Воловитинова хотя была
женщина с состоянием, но жила безвыездно в деревне и никаких знатных связей не имела.
Участь этих
женщин, даже не умевших говорить по-русски, не привлекла к себе участия заводских палачей, и они мало-помалу
дошли до последней степени унижения,
до какого в состоянии только пасть голодная, несчастная
женщина, принужденная еще воспитывать голодных детей.
— Какое, например, наслаждение мечтать о
женщинах! — воскликнул он,
дойдя до дальнего угла и обращаясь к этому углу с широким, убедительным жестом.
— Это говорят все
женщины, покуда дело не
дойдет до первой жертвы, — проговорил он.
Послезавтра Александр приехал пораньше. Еще в саду
до него из комнаты доносились незнакомые звуки… виолончель не виолончель… Он ближе… поет мужской голос, и какой голос! звучный, свежий, который так, кажется, и просится в сердце
женщины. Он
дошел до сердца и Адуева, но иначе: оно замерло, заныло от тоски, зависти, ненависти, от неясного и тяжелого предчувствия. Александр вошел в переднюю со двора.
Елена встала и пошла по палубе, стараясь все время держаться руками за борта и за ручки дверей. Так она
дошла до палубы третьего класса. Тут всюду в проходах, на брезенте, покрывавшем люк, на ящиках и тюках, почти навалившись друг на друга, лежали, спутавшись в кучу, мужчины,
женщины и дети.
Я пошел за ними по грязи, хотя это была не моя дорога. Когда они
дошла до панели откоса, казак остановился, отошел от
женщины на шаг и вдруг ударил ее в лицо; она вскрикнула с удивлением и испугом...
Сдвинувшись ближе, они беседуют шёпотом, осенённые пёстрою гривою осенней листвы, поднявшейся над забором. С крыши скучно смотрит на них одним глазом толстая ворона; в пыли дорожной хозяйственно возятся куры; переваливаясь с боку на бок, лениво ходят жирные голуби и поглядывают в подворотни — не притаилась ли там кошка? Чувствуя, что речь идёт о нём, Матвей Кожемякин невольно ускоряет шаги и,
дойдя до конца улицы, всё ещё видит
женщин, покачивая головами, они смотрят вслед ему.
Она была в неописанном волнении; голос ее дрожал; на глазах блистали слезы. Эта
женщина, всегда столь скромная, мягкая и даже слабая, вдруг
дошла до такого исступления, что помпадур начал опасаться, чтоб с ней не сделалась на улице истерика.
Белецкий сразу вошел в обычную жизнь богатого кавказского офицера в станице. На глазах Оленина он в один месяц стал как бы старожилом станицы: он подпаивал стариков, делал вечеринки и сам ходил на вечеринки к девкам, хвастался победами и даже
дошел до того, что девки и бабы прозвали его почему-то дедушкой, а казаки, ясно определившие себе этого человека, любившего вино и
женщин, привыкли к нему и даже полюбили его больше, чем Оленина, который был для них загадкой.
Эти строгие и мрачные суждения, отголоски суровой древности, раздавались всё громче и наконец
дошли до ушей матери Эмилии — Серафины Амато,
женщины гордой, сильной и, несмотря на свои пятьдесят лет,
до сего дня сохранившей красоту уроженки гор.
То же самое надо сказать и о слабой
женщине, решающейся на борьбу за свои права: дело
дошло до того, что ей уж невозможно дальше выдерживать свое унижение, вот она и рвется из него уже не по соображению того, что лучше и что хуже, а только по инстинктивному стремлению к тому, что выносимо и возможно.
Нет, очень просто:
до него
дошли разные сплетни про меня, и он считает меня доступной
женщиной.
Вот теперь заехала сюда случайно и вспомнила живо и свою юность, и своего сына, о котором и плачу, как вы видите; я ведь странная
женщина: чувство совершенно владеет мною, захватывает меня всю, и я часто
дохожу до галлюцинаций.
Дохожу до того, что мечтаю о том, как я избавлюсь от нее, и как это будет прекрасно, как сойдусь с другой, прекрасной
женщиной, совсем новой.
В одну минуту столпилось человек двадцать около того места, где я остановился; мужчины кричали невнятным голосом,
женщины стонали; все наперерыв старались всползти на вал: цеплялись друг за друга, хватались за траву, дрались, падали и с каким-то нечеловеческим воем катились вниз, где вновь прибегающие топтали их в ногах и лезли через них, чтоб только
дойти до меня.
— Кто вы такой? — рассердилась Арколь. По наступательному выражению ее кроткого даже в гневе лица я видел, что и эта
женщина дошла до предела. — Я не знаю вас и не приглашала. Это мое помещение, я здесь хозяйка. Потрудитесь уйти!
В первом упоении страсти Ибрагим и графиня ничего не замечали, но вскоре двусмысленные шутки мужчин и колкие замечания
женщин стали
до них
доходить.
Но только чуть дело
дойдет до чего-нибудь серьезного, чуть они начнут подозревать, что пред ним действительно не игрушка, а
женщина, которая может и от них потребовать уважения к своим правам, — они немедленно обращаются в постыднейшее бегство.
Марфа Андревна подумала и, не
доходя до своей спальни, вдруг повернула с прямого пути и стала тихо выбираться по скрипучим ступеням деревянной лестницы в верхнюю девичью. Тихо, задыхаясь и дрожа, как осторожный любовник, отыскала она среди спящих здесь
женщин сынову фаворитку, закрыла ладонью ей рот, тихо шепнула: «Иди со мной!» и увела ее к себе за рукав сорочки.
Больница, новая, недавно построенная, с большими окнами, стояла высоко на горе; она вся светилась от заходившего солнца и, казалось, горела внутри. Внизу был поселок. Липа спустилась по дороге и, не
доходя до поселка, села у маленького пруда. Какая-то
женщина привела лошадь поить, и лошадь не пила.
Несмотря на высокое достоинство этой пиесы, слишком длинной для чтения на рауте у какого бы то ни было генерал-губернатора, чтение почти усыпило половину зрителей; но когда к концу пиесы дело
дошло до комических разговоров итальянских
женщин между собою и с своими мужьями, все общество точно проснулось и пришло в неописанный восторг, который и остался надолго в благодарной памяти слушателей.
К<няжна> Софья (в сторону). Бесстыдный! он так же спокоен, как будто читает театральную афишу! Ни одной искры раскаянья в ледяных глазах! Ужели искусство? Нет! Я
женщина, но никогда не могла бы
дойти до такой степени лицемерия. Ах! для чего одно пятно очернило мою чистую душу?
Владимир (в бешенстве). Люди! люди! и
до такой степени злодейства
доходит женщина, творение иногда столь близкое к ангелу… О! проклинаю ваши улыбки, ваше счастье, ваше богатство — всё куплено кровавыми слезами. Ломать руки, колоть, сечь, резать, выщипывать бороду волосок по волоску!.. О боже!.. при одной мысли об этом я чувствую боль во всех моих жилах… я бы раздавил ногами каждый сустав этого крокодила, этой
женщины!.. Один рассказ меня приводит в бешенство!..
Неизвестно как, откуда и чрез какие добродетельные уста, но только состояние Акулины вскоре
дошло до слуха жены управляющего. К счастию, последняя была
женщина добрая, простая; она поспешила к ней на помощь.
Андашевский. Какова наглость этой
женщины!.. После того, как сделала против меня подлость и чуть было не погубила меня, она ходит еще ко мне! Чего надеется и ожидает?.. Что я испугаюсь ее или разнежусь и возвращу ей любовь мою?.. Глупость в некоторых людях
доходит иногда
до таких пределов, что понять даже невозможно! (Звонит.)
Бауакас с калекой пошли к судье. В суде был народ, и судья вызывал по очереди тех, кого судил. Прежде чем черед
дошел до Бауакаса, судья вызвал ученого и мужика: они судились за жену. Мужик говорил, что это его жена, а ученый говорил, что его жена. Судья выслушал их, помолчал и сказал: «Оставьте
женщину у меня, а сами приходите завтра».
Понятие Jungfrau Sophia резко отличается внеполовым, точнее, полувраждебным характером: вообще вся система Беме отмечена отсутствием эротизма и типической для германства безженностью (которая
дошла до апогея в гроссмейстере германской философии Канте). «Die Bildniss ist in Gott eine ewige Jungfrau in der Weisheit Gottes gewesen, nicht eine Frau, auch kein Mann, aber sie ist beides gewesen; wie auch Adam beides war vor seiner Herren, welche bedeitet den irdischen Menschen, darzu tierisch» [Образы Божий, которые принимает вечная Дева в качестве мудрости Бога, не есть ни мужчина, ни
женщина, но и то и другое; как и Адам был и тем и другим перед своим Господом, чем отличался смертный человек от животного (нем.).] [Ib., Cap.
Дойдя под порывами осеннего ветра
до темного подъезда гостиницы, Синтянина остановилась внизу, за дверью, и послала пришедшую с нею
женщину наверх за майором, который сию же минуту показался наверху тускло освещенной лестницы и сказал...