Неточные совпадения
Зимой
дороги узкие,
Так часто с
князем ездили
Мы гусем в пять коней.
Искали, искали они
князя и чуть-чуть в трех соснах не заблудилися, да, спасибо, случился тут пошехонец-слепород, который эти три сосны как свои пять пальцев знал. Он вывел их на торную
дорогу и привел прямо к
князю на двор.
Задумались головотяпы над словами
князя; всю
дорогу шли и все думали.
— И лицо разбойничье! — сказал Собакевич. — Дайте ему только нож да выпустите его на большую
дорогу — зарежет, за копейку зарежет! Он да еще вице-губернатор — это Гога и Магога! [Гога и Магога —
князь Гог, предводитель разбойничьего народа Магог (библ.).]
Вскоре
князь Голицын, под крепостию Татищевой, разбил Пугачева, рассеял его толпы, освободил Оренбург и, казалось, нанес бунту последний и решительный удар. Зурин был в то время отряжен противу шайки мятежных башкирцев, которые рассеялись прежде, нежели мы их увидали. Весна осадила нас в татарской деревушке. Речки разлились, и
дороги стали непроходимы. Мы утешались в нашем бездействии мыслию о скором прекращении скучной и мелочной войны с разбойниками и дикарями.
— В «Кафе де Пари», во время ми-карем великий
князь Борис Владимирович за ужином с кокотками сидел опутанный серпантином, и кокотки привязали к его уху пузырь, изображавший свинью. Вы — подумайте,
дорогая моя, это — представитель царствующей династии, а? Вот как они позорят Россию! Заметьте: это рассказывал Рейнбот, московский градоначальник.
— Ужас, ужас! — шипящими звуками отозвалась Плотникова. — Говорят, что Балетта, любовница великого
князя Алексея, стоит нам
дороже Цусимы!
— Барон, барон… Chere enfant, je vous aime, [
Дорогое дитя, я люблю вас (франц.).] — проплакнул
князь, простирая руки к Анне Андреевне.
— Так вы не знали? — удивилась Версилова. — Olympe!
князь не знал, что Катерина Николаевна сегодня будет. Мы к ней и ехали, мы думали, она уже с утренним поездом и давно дома. Сейчас только съехались у крыльца: она прямо с
дороги и сказала нам пройти к вам, а сама сейчас придет… Да вот и она!
Через полчаса после моего приезда воротился
князь Оболенский, встретивший на
дороге исправника.
Так жила она до 16-ти лет. Когда же ей минуло 16 лет, к ее барышням приехал их племянник — студент, богатый
князь, и Катюша, не смея ни ему ни даже себе признаться в этом, влюбилась в него. Потом через два года этот самый племянник заехал по
дороге на войну к тетушкам, пробыл у них четыре дня и накануне своего отъезда соблазнил Катюшу и, сунув ей в последний день сторублевую бумажку, уехал. Через пять месяцев после его отъезда она узнала наверное, что она беременна.
Ну, чем же я, Бакула, не боярин!
Вались, народ, на мой широкий двор,
На трех столбах да на семи подпорках!
Пожалуйте,
князья, бояре, просим.
Несите мне подарки
дорогиеИ кланяйтесь, а я ломаться буду.
Рогожин вдруг бросил картину и пошел прежнею
дорогой вперед. Конечно, рассеянность и особое, странно-раздражительное настроение, так внезапно обнаружившееся в Рогожине, могло бы, пожалуй, объяснить эту порывчатость; но все-таки как-то чудно стало
князю, что так вдруг прервался разговор, который не им же и начат, и что Рогожин даже и не ответил ему.
— Он! Он! — проговорил он тихо, но торжественно, — как живой! Слышу, повторяют знакомое и
дорогое имя, и припомнил безвозвратное прошлое…
Князь Мышкин?
— Вы очень обрывисты, — заметила Александра, — вы,
князь, верно, хотели вывести, что ни одного мгновения на копейки ценить нельзя, и иногда пять минут
дороже сокровища. Все это похвально, но позвольте, однако же, как же этот приятель, который вам такие страсти рассказывал… ведь ему переменили же наказание, стало быть, подарили же эту «бесконечную жизнь». Ну, что же он с этим богатством сделал потом? Жил ли каждую-то минуту «счетом»?
«И как смели, как смели мне это проклятое анонимное письмо написать про эту тварь, что она с Аглаей в сношениях? — думала Лизавета Прокофьевна всю
дорогу, пока тащила за собой
князя, и дома, когда усадила его за круглым столом, около которого было в сборе всё семейство, — как смели подумать только об этом?
Она не успела еще сойти с лестницы на
дорогу (огибающую кругом парк), как вдруг блестящий экипаж, коляска, запряженная двумя белыми конями, промчалась мимо дачи
князя. В коляске сидели две великолепные барыни. Но, проехав не более десяти шагов мимо, коляска вдруг остановилась; одна из дам быстро обернулась, точно внезапно усмотрев какого-то необходимого ей знакомого.
Увы! Аглая не выходила, и
князь пропадал. Чуть лепеча и потерявшись, он было выразил мнение, что починить
дорогу чрезвычайно полезно, но Аделаида вдруг засмеялась, и
князь опять уничтожился. В это-то самое мгновение и вошла Аглая спокойно и важно, церемонно отдала
князю поклон и торжественно заняла самое видное место у круглого стола. Она вопросительно посмотрела на
князя. Все поняли, что настало разрешение всех недоумений.
— Право, я чувствую себя не так здоровым, у меня голова тяжела от
дороги, что ль, — отвечал
князь, нахмурясь.
— Всё это не так, милый друг, — проговорил Иван Федорович, сильно волнуясь, — это… это почти невозможно, если это так, Глаша… Извините,
князь, извините,
дорогой мой!.. Лизавета Прокофьевна! — обратился он к супруге за помощью, — надо бы… вникнуть…
Рогожин давеча отрекся: он спросил с искривленною, леденящею улыбкой: «Чьи же были глаза-то?» И
князю ужасно захотелось, еще недавно, в воксале Царскосельской
дороги, — когда он садился в вагон, чтоб ехать к Аглае, и вдруг опять увидел эти глаза, уже в третий раз в этот день, — подойти к Рогожину и сказать ему, «чьи это были глаза»!
Лебедев оглянулся и, увидев
князя, стоял некоторое время как бы пораженный громом, потом бросился к нему с подобострастною улыбкой, но на
дороге опять как бы замер, проговорив, впрочем...
— Я очень рад, что вас здесь встретил, Коля, — обратился к нему
князь, — не можете ли вы мне помочь? — Мне непременно нужно быть у Настасьи Филипповны. Я просил давеча Ардалиона Александровича, но он вот заснул. Проводите меня, потому я не знаю ни улиц, ни
дороги. Адрес, впрочем, имею: у Большого театра, дом Мытовцовой.
Князь очень был рад, что его оставили наконец одного; он сошел с террасы, перешел чрез
дорогу и вошел в парк; ему хотелось обдумать и разрешить один шаг.
— Изложение дела. Я его племянник, это он не солгал, хоть и всё лжет. Я курса не кончил, но кончить хочу и на своем настою, потому что у меня есть характер. А покамест, чтобы существовать, место одно беру в двадцать пять рублей на железной
дороге. Сознаюсь, кроме того, что он мне раза два-три уже помог. У меня было двадцать рублей, и я их проиграл. Ну, верите ли,
князь, я был так подл, так низок, что я их проиграл!
Князь удивился ответу, но он удивился спустя уже по крайней мере две минуты, когда сообразил. Сообразив ответ, он испугался и стал приглядываться к Рогожину. Тот уже шел почти на полшага впереди, смотря прямо пред собой и не взглядывая ни на кого из встречных, с машинальною осторожностию давая всем
дорогу.
Князю пришло в голову, что Рогожину надо кого-то высмотреть и не пропустить на
дороге, и что потому он и перешел на другой тротуар.
— Негодные Ганька, и Варя, и Птицын! Я с ними не буду ссориться, но у нас разные
дороги с этой минуты! Ах,
князь, я со вчерашнего очень много почувствовал нового; это мой урок! Мать я тоже считаю теперь прямо на моих руках; хотя она и обеспечена у Вари, но это всё не то…
— Да, совершенно ложная
дорога! Уверяю вас, господа, — вскричал
князь, — вы напечатали статью в том предположении, что я ни за что не соглашусь удовлетворить господина Бурдовского, а стало быть, чтобы меня за это напугать и чем-нибудь отмстить. Но почему вы знали: я, может быть, и решил удовлетворить Бурдовского? Я вам прямо, при всех теперь заявляю, что я удовлетворю…
«Нет, его теперь так отпустить невозможно, — думал про себя Ганя, злобно посматривая
дорогой на
князя, — этот плут выпытал из меня всё, а потом вдруг снял маску… Это что-то значит. А вот мы увидим! Всё разрешится, всё, всё! Сегодня же!»
На другой день
князь по одному неотлагаемому делу целое утро пробыл в Петербурге. Возвращаясь в Павловск уже в пятом часу пополудни, он сошелся в воксале железной
дороги с Иваном Федоровичем. Тот быстро схватил его за руку, осмотрелся кругом, как бы в испуге, и потащил
князя с собой в вагон первого класса, чтоб ехать вместе. Он сгорал желанием переговорить о чем-то важном.
—
Князя познакомить хотите? — спросил Коля
дорогой.
— Да вечно, что ли, ты мне
дорогу переступать будешь! — заревел Ганя, бросив руку Вари, и освободившеюся рукой, в последней степени бешенства, со всего размаха дал
князю пощечину.
Когда же, уже поздно, вошел этот Келлер и возвестил о вашем торжественном дне и о распоряжении насчет шампанского, то я,
дорогой и многоуважаемый
князь, имея сердце (что вы уже, вероятно, заметили, ибо я заслуживаю), имея сердце, не скажу чувствительное, но благодарное, чем и горжусь, — я, для пущей торжественности изготовляемой встречи и во ожидании лично поздравить вас, вздумал пойти переменить старую рухлядь мою на снятый мною по возвращении моем вицмундир, что и исполнил, как, вероятно,
князь, вы и заметили, видя меня в вицмундире весь вечер.
— Слышал, слышал,
дорогой мой
князь, да ведь этого быть не могло!
— Не мучаю,
князь, не мучаю, — с жаром подхватил Лебедев, — я искренно его люблю-с и… уважаю-с; а теперь, вот верьте не верьте, он еще
дороже мне стал-с; еще более стал ценить-с!
Князь перешел через
дорогу и исчез в парке, оставив в раздумье несколько озадаченного Келлера. Он еще не видывал
князя в таком странном настроении, да и вообразить до сих пор не мог.
— Ничему не могу научить, — смеялся и
князь, — я все почти время за границей прожил в этой швейцарской деревне; редко выезжал куда-нибудь недалеко; чему же я вас научу? Сначала мне было только нескучно; я стал скоро выздоравливать; потом мне каждый день становился
дорог, и чем дальше, тем
дороже, так что я стал это замечать. Ложился спать я очень довольный, а вставал еще счастливее. А почему это все — довольно трудно рассказать.
— Да и я бы насказал на вашем месте, — засмеялся
князь Фердыщенке. — Давеча меня ваш портрет поразил очень, — продолжал он Настасье Филипповне, — потом я с Епанчиными про вас говорил… а рано утром, еще до въезда в Петербург, на железной
дороге, рассказывал мне много про вас Парфен Рогожин… И в ту самую минуту, как я вам дверь отворил, я о вас тоже думал, а тут вдруг и вы.
Князь немедленно хотел поворотить назад к себе, в гостиницу; даже повернулся и пошел; но чрез минуту остановился, обдумал и воротился опять по прежней
дороге.
Наконец вдруг энергически выбранила железную
дорогу и посмотрела на
князя с решительным вызовом.
Предупреждение во всяком случае напрасное:
князь наверно не выговорил бы ни одного слова во всю
дорогу и без приказания. Сердце его застучало ужасно, когда он выслушал о скамейке. Чрез минуту он одумался и со стыдом прогнал свою нелепую мысль.
— Не беспокойтесь,
князь, — продолжал воспламененный Коля, — не ходите и не тревожьте его, он с
дороги заснул; он очень рад; и знаете,
князь, по-моему, гораздо лучше, если вы не нынче встретитесь, даже до завтра отложите, а то он опять сконфузится. Он давеча утром говорил, что уже целые полгода не чувствовал себя так хорошо и в силах; даже кашляет втрое меньше.
— Так, так, так, — сказал он, наконец, пробарабанив пальцами по столу. — То, что сделал Лихонин, прекрасно и смело. И то, что
князь и Соловьев идут ему навстречу, тоже очень хорошо. Я, с своей стороны, готов, чем могу, содействовать вашим начинаниям. Но не лучше ли будет, если мы поведем нашу знакомую по пути, так сказать, естественных ее влечений и способностей. Скажите,
дорогая моя, — обратился он к Любке, — что вы знаете, умеете? Ну там работу какую-нибудь или что. Ну там шить, вязать, вышивать.
— Пишет-с, — повторил Еспер Иваныч и начал читать написанное прекрасным почерком письмо: «
Дорогой благодетель! Пишу к вам это письмо в весьма трогательные минуты нашей жизни:
князь Веснев кончил жизнь…»
То есть заплачу за тебя; я уверен, что он прибавил это нарочно. Я позволил везти себя, но в ресторане решился платить за себя сам. Мы приехали.
Князь взял особую комнату и со вкусом и знанием дела выбрал два-три блюда. Блюда были
дорогие, равно как и бутылка тонкого столового вина, которую он велел принести. Все это было не по моему карману. Я посмотрел на карту и велел принести себе полрябчика и рюмку лафиту.
Князь взбунтовался.
Да, бог мне помог! В полчаса моего отсутствия случилось у Наташи такое происшествие, которое бы могло совсем убить ее, если б мы с доктором не подоспели вовремя. Не прошло и четверти часа после моего отъезда, как вошел
князь. Он только что проводил своих и явился к Наташе прямо с железной
дороги. Этот визит, вероятно, уже давно был решен и обдуман им. Наташа сама рассказывала мне потом, что в первое мгновение она даже и не удивилась
князю. «Мой ум помешался», — говорила она.
— Как вы искренни, как вы честны! — сказал
князь, улыбаясь словам ее. — Вы даже не хотите схитрить, чтоб сказать простую вежливость. Но ваша искренность
дороже всех этих поддельных вежливостей. Да! Я сознаю, что я долго, долго еще должен заслуживать любовь вашу!
[Это очень важно,
дорогой мой! (франц.)] потому, что без
князя Ивана Семеныча tout mon systeme s'ecroule et s'evanouit! [вся моя система рушится и исчезает (франц.)]
Князь Чебылкин (Разбитному). Calmez-vous, mon cher, calmez-vous… lorsqu'on est haut placé, il faut bien boire le calice… [Успокойтесь,
дорогой мой, успокойтесь… занимающему высокий пост приходится пить свою чашу… (франц.)]