Неточные совпадения
Вскоре, однако, он
до того проворовался, что слухи об его несытом воровстве
дошли даже
до князя.
А вор-новотор этим временем
дошел до самого
князя, снял перед ним шапочку соболиную и стал ему тайные слова на ухо говорить. Долго они шептались, а про что — не слыхать. Только и почуяли головотяпы, как вор-новотор говорил: «Драть их, ваша княжеская светлость, завсегда очень свободно».
Нехлюдов, не желая встречаться с тем, чтоб опять прощаться, остановился, не
доходя до двери станции, ожидая прохождения всего шествия. Княгиня с сыном, Мисси, доктор и горничная проследовали вперед, старый же
князь остановился позади с свояченицей, и Нехлюдов, не подходя близко, слышал только отрывочные французские фразы их разговора. Одна из этих фраз, произнесенная
князем, запала, как это часто бывает, почему-то в память Нехлюдову, со всеми интонациями и звуками голоса.
Князь шел, задумавшись; его неприятно поразило поручение, неприятно поразила и мысль о записке Гани к Аглае. Но не
доходя двух комнат
до гостиной, он вдруг остановился, как будто вспомнил о чем, осмотрелся кругом, подошел к окну, ближе к свету, и стал глядеть на портрет Настасьи Филипповны.
— Лев Николаевич! — крикнул сверху Парфен, когда
князь дошел до первой забежной площадки, — крест-от, что у солдата купил, при тебе?
Впрочем,
князь до того
дошел под конец, что рассказал несколько пресмешных анекдотов, которым сам же первый и смеялся, так что другие смеялись более уже на его радостный смех, чем самим анекдотам.
Как
дошел до Ипполита этот слух, нам неизвестно, но когда и
князь услышал о свечке и о пальце, то рассмеялся так, что даже удивил Ипполита; потом вдруг задрожал и залился слезами…
Какой нравственности нужно еще сверх вашей жизни, и последнее хрипение, с которым вы отдадите последний атом жизни, выслушивая утешения
князя, который непременно
дойдет в своих христианских доказательствах
до счастливой мысли, что, в сущности, оно даже и лучше, что вы умираете.
— Вы напрасно слишком жалеете брата, — заметил ему
князь, — если уж
до того
дошло дело, стало быть, Гаврила Ардалионович опасен в глазах Лизаветы Прокофьевны, а, стало быть, известные надежды его утверждаются.
«Подличать, так подличать», — повторял он себе тогда каждый день с самодовольствием, но и с некоторым страхом; «уж коли подличать, так уж
доходить до верхушки, — ободрял он себя поминутно, — рутина в этих случаях оробеет, а мы не оробеем!» Проиграв Аглаю и раздавленный обстоятельствами, он совсем упал духом и действительно принес
князю деньги, брошенные ему тогда сумасшедшею женщиной, которой принес их тоже сумасшедший человек.
— Эх, Лебедев! Можно ли, можно ли
доходить до такого низкого беспорядка,
до которого вы
дошли? — вскричал
князь горестно. Черты Лебедева прояснились.
Когда речь
дошла до хозяина, то мать вмешалась в наш разговор и сказала, что он человек добрый, недальний, необразованный и в то же время самый тщеславный, что он, увидев в Москве и Петербурге, как живут роскошно и пышно знатные богачи, захотел и сам так же жить, а как устроить ничего не умел, то и нанял себе разных мастеров, немцев и французов, но, увидя, что дело не ладится, приискал какого-то промотавшегося господина, чуть ли не
князя, для того чтобы он завел в его Никольском все на барскую ногу; что Дурасов очень богат и не щадит денег на свои затеи; что несколько раз в год он дает такие праздники, на которые съезжается к нему вся губерния.
Потихоньку я выучил лучшие его стихотворения наизусть. Дело
доходило иногда
до ссоры, но ненадолго: на мировой мы обыкновенно читали наизусть стихи того же
князя Долгорукова, под названием «Спор». Речь шла о достоинстве солнца и луны. Я восторженно декламировал похвалы солнцу, а Миницкая повторяла один и тот же стих, которым заканчивался почти каждый куплет: «Все так, да мне луна милей». Вот как мы это делали...
Но восторг его
дошел до последней степени, когда
князь действительно показал ему в одном случае свою чрезвычайную доверенность.
Кстати, здесь место упомянуть об одном слухе про
князя, слухе, который уже давно
дошел до меня.
Рассказала Груша мне, что как ты, говорит, уехал да пропал, то есть это когда я к Макарью отправился,
князя еще долго домой не было: а
до меня, говорит, слухи
дошли, что он женится…
Проговоря это,
князь замолчал; Калинович тоже ничего не возразил, и оба они
дошли молча
до усадьбы.
— Видишь,
князь, этот косогор? — продолжал атаман. — Как
дойдешь до него, будут вам их костры видны. А мой совет — ждать вам у косогора, пока не услышите моего визга. А как пугну табун да послышится визг и крик, так вам и напускаться на нехристей; а им деться некуды; коней-то уж не будет; с одной стороны мы, с другой пришла речка с болотом.
На другой день Пугачев получил из-под Оренбурга известие о приближении
князя Голицына и поспешно уехал в Берду, взяв с собою пятьсот человек конницы и
до полуторы тысячи подвод. Сия весть
дошла и
до осажденных. Они предались радости, рассчитывая, что помощь приспеет к ним чрез две недели. Но минута их освобождения была еще далека.
Если б при московских
князьях да столько разговору было, — никогда бы им не собрать русской земли. Если б при Иоанне Грозном вы, тетенька, во всеуслышание настаивали: непременно нам нужно Сибирь добыть — никогда бы Ермак Тимофеич нам ее из полы в полу не передал. Если б мы не держали язык за зубами — никогда бы
до ворот Мерва не
дошли… Все русское благополучие с незапамятных времен в тиши уединения совершалось. Оттого оно и прочно.
Елена слушала Жуквича с мрачным выражением в лице: она хоть знала нерасположение
князя к полякам, но все-таки не ожидала, чтобы он мог
дойти до подобной дикой выходки.
Князь в самом деле замышлял что-то странное: поутру он, действительно, еще часов в шесть вышел из дому на прогулку, выкупался сначала в пруде, пошел потом по дороге к Марьиной роще, к Бутыркам и, наконец,
дошел до парка; здесь он, заметно утомившись, сел на лавочку под деревья, закрыв даже глаза, и просидел в таком положении, по крайней мере, часа два.
Николя последовал за ним. Он каждую минуту ожидал, что
князь упадет; однако тот
дошел до дому, взошел даже на лестницу, прошел в свой кабинет, упал вверх лицом на канапе и закрыл глаза.
Бакин. Как вам угодно. Я не знаю… я всегда говорю правду. Позвольте,
князь, я продолжу немножко. Так, изволите видеть, госпожа Негина обиделась. Ей бы и в голову не пришло обижаться, по крайней мере своим умом ей бы никак
до этого не
дойти, потому что, в сущности, тут для нее нет ничего обидного. Оказывается постороннее влияние.
Петр рассказывает здесь, что
князь Яков Долгорукий, пред отправлением своим в посольство во Францию, сказал как-то, что у него был «такой инструмент, которым можно было брать дистанции, не
доходя до того места», Петр хотел увидеть этот инструмент, но Долгорукий сказал, что его у него украли.
До князя И. М.
дошли эти слова, и он, задетый за живое в самом чувствительном месте — в искусстве составлять благородные спектакли, — приехал с сильным предубеждением и расположением найти наше представление невыносимо скучным.
Так и после описания того, как схватили, осудили и изгнали Всеволода из Новгорода, автор говорит, что великий
князь весьма был недоволен Всеволодом, потому что «его неустройством» новгородцы
до того
дошли, что передались Ольговичам.
Князь Абрезков. Я вас тоже не понимаю. Вы, способный, умный человек, с такой чуткостью к добру, как это вы можете увлекаться, можете забывать то, что сами от себя требуете? Как вы
дошли до этого, как вы погубили свою жизнь?
О том,
до какой степени
доходило у нас в девяностых годах общее расстройство управления по всем частям, всего лучше рассказывает
князь Щербатов в своем «Рассуждении о нынешнем в 1787 году почти повсеместном голоде в России», в «Размышлении о ущербе торговли, происходящем выхождением великого числа купцов в дворяне и офицеры» и в сочинении «О состоянии России в рассуждении денег и хлеба в начале 1788 года, при начале турецкой войны».
Автор, пользующийся почетной известностью в нашей литературе, не развил в подробности своего мнения, а то, может быть, дело
дошло бы и
до того, чем впоследствии так прославился
князь Черкасский.
Тут Владимир-князь, красно солнышко,
Сам по горенке он похаживает,
Одихмантьичу выговаривает:
«Что ж, Сухмантьюшка, не привез ты мне
Лебедь белую не кровавлену?»
Взговорит Сухман таковы слова:
«Гой, Владимир-князь, за Непрой-рекой
Доходило мне не
до лебедей.
Далее
князь Лимбург писал, что ему представлялись весьма выгодные партии, на которые он, по причине связи с нею, не мог изъявить ни согласия, ни отказа, и что
до него наконец
дошли слухи, что она находится с кем-то в связи и даже располагает выйти замуж.
— И
до меня такие ведомости, сиятельнейший
князь,
доходили, — промолвил губернатор, — а когда Матвей Михайлович из самого дворца матушки-государыни подлинные ведомости привез, значит, оне вероятия достойны.
И
до того
дошел князь Заборовский, что рассказы про его житье-бьттье в наше время кажутся страшной сказкой…
Ужели они объяснились, и, писанные ею под влиянием раздражения на
князя Лугового за слова, сказанные в Зиновьеве, одинаковые письма к
князю и к графу Свиридову
дошли до сведения их обоих. Это поставило бы ее в чрезвычайно глупое положение.
Несчастье, обрушившееся на его бывшего камердинера Степана Сидоровича, и его таинственное исчезновение
дошло до сведения
князя Андрея Павловича.
Так говорил в то время народ русский, недовольный нововведениями и сближением с иностранцами, но говорил там, где знал, что речи его не
дойдут до великого
князя, который не любил, чтобы ему поперечили или осуждали его дела.
Князь после отъезда княгини, вспоминая, как он упрашивал ее остаться, как он унижался перед ней, как предлагал свое прощение, все более и более озлоблялся против нее и
дошел даже
до убеждения, что он ее ненавидит.
— В осадном положении! — повторил Гаярин. — Это остроумно, но парадоксально!.. Ведь и я,
князь, безвыездно прожил около пятнадцати лет в деревне… И с мужиками не один куль соли съел, а
до таких отчаянных итогов, как вы, не
дошел… Мы ладим и
до сих пор и с бывшими собственными крепостными, и с другими соседскими крестьянами.
Удалившись от центра столицы, преследуя мысль, чтобы все ее забыли или же считали далеко от Петербурга, она, естественно, не могла не только поддерживать знакомство в том кругу, в котором она вращалась, но даже должна была избегать показываться на людных улицах, а потому первою ее заботою было завести агентов, которые бы дали ей тотчас же знать с прибытии на берега Невы
князя, так как без них весть о его прибытии в Северную Пальмиру могла бы целые годы не
дойти до Зелениной улицы.
Молва
дошла до великого
князя и он вспомнил, что Грубер был представлен ему в Орше и произвел на него приятное впечатление.
При таком порядке вещей им, разумеется, некогда было заниматься воспитанием великого
князя. Они едва успевали опутывать друг друга сетями интриг и крамол; они даже
дошли до такой дерзости, что оказывали явное неуважение особе будущего царя, затевая в его присутствии всевозможные ссоры и делая его свидетелем неприличных сцен, долженствовавших оставить след в душе впечатлительного царственного отрока.
Чтобы показать собою пример уважения к московскому
князю, Феофил снял свой клобук и, наклонив голову, почтительно и внимательно слушал запись, но когда дело
дошло до складной грамоты, лицо его побледнело, как саван, посадники невольно вздрогнули, а народ, объятый немым ужасом, не вдруг пришел в себя.
Однако
до Яковкина стали
доходить слухи, что светлейший очень милостив к простому народу и солдатам, допускает их к себе без замедления и что только одни высшие чины не смеют войти к нему без доклада, а простого человека адъютанты берут за руку и прямо вводят к
князю.
В этом последнем состоянии и находился
князь Сергей Сергеевич Луговой. Он
дошел действительно
до такого положения, когда человек с мольбою восклицает...
— Коли наглости у ней хватит вернуться в дом, так она скорей язык проглотит, чем проболтается, свою же шкуру жалеючи. Да навряд она вернулася: сбежала, чай, и глаз на двор показать не осмелится; знает кошка, чье мясо съела, чует, что не миновать ей за такое дело конюшни княжеской, а что
до князя не
дойдет воровство ее, того ей и на мысль не придет, окаянной!
Иван Андреевич Прозоровский начал со своей стороны хлопоты о примирении своей дочери с мужем. Слухи об этом
дошли до Александра Васильевича и сильно его встревожили. Он вступил в переписку с одним из своих поверенных, которому даже поручил переговорить лично с московским митрополитом, который, по тем же слухам, стоял за примирение супругов и по просьбе
князя Прозоровского взялся быть посредником в этом деле.
Сплетни о влюбленном в «прекрасную гречанку» майоре
дошли до приближенных
князя Потемкина, и эти последние не замедлили довести их
до сведения светлейшего.
— Ну, ребятушки, спасибо вам, что помогли мне княжну, ангела нашего, от неминучей беды вызволить, вырвать ее, чистую, из грязных рук кромешников, но только ни гу-гу обо всем случившемся; на дыбе слова не вымолвить… Ненароком чтобы
до князя не
дошло: поднимет он бурю великую, поедет бить челом на обидчика государю, а тому как взглянется, — не сносить может и нашему князю-милостивцу головы за челобитье на Малюту, слугу излюбленного… Поняли, ребятушки?
Чеглоков схватил халат и побежал наверх. Там стеклянные двери были заперты. Он велел выломать замки и,
дойдя до комнат, где спали великий
князь и великая княгиня, отдернул занавески, разбудил их и сказал, чтобы они скорее вставали и уходили, так как под домом провалился фундамент.