Неточные совпадения
В конце села под ивою,
Свидетельницей скромною
Всей жизни вахлаков,
Где праздники справляются,
Где сходки собираются,
Где
днем секут, а
вечеромЦалуются, милуются, —
Всю ночь огни и шум.
— А что ты дашь? —
«Дам хлебушка
По полупуду в
день,
Дам водки по ведерочку,
Поутру дам огурчиков,
А в полдень квасу кислого,
А
вечером чайку...
Сижу, креплюсь… по счастию,
День кончился, а к
вечеруПохолодало, — сжалился
Над сиротами Бог!
Уж
день клонился к
вечеру,
Идут путем-дорогою,
Навстречу едет поп.
Но происшествие это было важно в том отношении, что если прежде у Грустилова еще были кое-какие сомнения насчет предстоящего ему образа действия, то с этой минуты они совершенно исчезли.
Вечером того же
дня он назначил Парамошу инспектором глуповских училищ, а другому юродивому, Яшеньке, предоставил кафедру философии, которую нарочно для него создал в уездном училище. Сам же усердно принялся за сочинение трактата:"О восхищениях благочестивой души".
Разговор этот происходил утром в праздничный
день, а в полдень вывели Ионку на базар и, дабы сделать вид его более омерзительным, надели на него сарафан (так как в числе последователей Козырева учения было много женщин), а на груди привесили дощечку с надписью: бабник и прелюбодей. В довершение всего квартальные приглашали торговых людей плевать на преступника, что и исполнялось. К
вечеру Ионки не стало.
Тут тоже в тазы звонили и дары дарили, но время пошло поживее, потому что допрашивали пастуха, и в него, грешным
делом, из малой пушечки стреляли.
Вечером опять зажгли плошку и начадили так, что у всех разболелись головы.
Так шло
дело до
вечера. Когда наступила ночь, осаждающие, благоразумно отступив, оставили для всякого случая у клоповного завода сторожевую цепь.
На пятый
день отправились обратно в Навозную слободу и по дороге вытоптали другое озимое поле. Шли целый
день и только к
вечеру, утомленные и проголодавшиеся, достигли слободы. Но там уже никого не застали. Жители, издали завидев приближающееся войско, разбежались, угнали весь скот и окопались в неприступной позиции. Пришлось брать с бою эту позицию, но так как порох был не настоящий, то, как ни палили, никакого вреда, кроме нестерпимого смрада, сделать не могли.
Несмотря на всё это, к концу этого
дня все, за исключением княгини, не прощавшей этот поступок Левину, сделались необыкновенно оживлены и веселы, точно дети после наказанья или большие после тяжелого официального приема, так что
вечером про изгнание Васеньки в отсутствие княгини уже говорилось как про давнишнее событие.
— Красивее. Я тоже венчалась
вечером, — отвечала Корсунская и вздохнула, вспомнив о том, как мила она была в этот
день, как смешно был влюблен ее муж и как теперь всё другое.
К
вечеру этого
дня, оставшись одна, Анна почувствовала такой страх за него, что решилась было ехать в город, но, раздумав хорошенько, написала то противоречивое письмо, которое получил Вронский, и, не перечтя его, послала с нарочным.
Когда Левин разменял первую сторублевую бумажку на покупку ливрей лакею и швейцару, он невольно сообразил, что эти никому ненужные ливреи, но неизбежно необходимые, судя по тому, как удивились княгиня и Кити при намеке, что без ливреи можно обойтись, — что эти ливреи будут стоить двух летних работников, то есть около трехсот рабочих
дней от Святой до заговень, и каждый
день тяжкой работы с раннего утра до позднего
вечера, — и эта сторублевая бумажка еще шла коло̀м.
Взойдя наверх одеться для
вечера и взглянув в зеркало, она с радостью заметила, что она в одном из своих хороших
дней и в полном обладании всеми своими силами, а это ей так нужно было для предстоящего: она чувствовала в себе внешнюю тишину и свободную грацию движений.
Весь
день этот, за исключением поездки к Вильсон, которая заняла у нее два часа, Анна провела в сомнениях о том, всё ли кончено или есть надежда примирения и надо ли ей сейчас уехать или еще раз увидать его. Она ждала его целый
день и
вечером, уходя в свою комнату, приказав передать ему, что у нее голова болит, загадала себе: «если он придет, несмотря на слова горничной, то, значит, он еще любит. Если же нет, то, значит, всё конечно, и тогда я решу, что мне делать!..»
Письмо было от Анны. Еще прежде чем он прочел письмо, он уже знал его содержание. Предполагая, что выборы кончатся в пять
дней, он обещал вернуться в пятницу. Нынче была суббота, и он знал, что содержанием письма были упреки в том, что он не вернулся во-время. Письмо, которое он послал вчера
вечером, вероятно, не дошло еще.
— Да объясните мне, пожалуйста, — сказал Степан Аркадьич, — что это такое значит? Вчера я был у него по
делу сестры и просил решительного ответа. Он не дал мне ответа и сказал, что подумает, а нынче утром я вместо ответа получил приглашение на нынешний
вечер к графине Лидии Ивановне.
Она приехала с намерением пробыть два
дня, если поживется. Но
вечером же, во время игры, она решила, что уедет завтра. Те мучительные материнские заботы, которые она так ненавидела дорогой, теперь, после
дня проведенного без них, представлялись ей уже в другом свете и тянули ее к себе.
Получив от лакея Сергея Ивановича адрес брата, Левин тотчас же собрался ехать к нему, но, обдумав, решил отложить свою поездку до
вечера. Прежде всего, для того чтобы иметь душевное спокойствие, надо было решить то
дело, для которого он приехал в Москву. От брата Левин поехал в присутствие Облонского и, узнав о Щербацких, поехал туда, где ему сказали, что он может застать Кити.
«А ничего, так tant pis», подумал он, опять похолодев, повернулся и пошел. Выходя, он в зеркало увидал ее лицо, бледное, с дрожащими губами. Он и хотел остановиться и сказать ей утешительное слово, но ноги вынесли его из комнаты, прежде чем он придумал, что сказать. Целый этот
день он провел вне дома, и, когда приехал поздно
вечером, девушка сказала ему, что у Анны Аркадьевны болит голова, и она просила не входить к ней.
С книгой под мышкой он пришел наверх; но в нынешний
вечер, вместо обычных мыслей и соображений о служебных
делах, мысли его были наполнены женою и чем-то неприятным, случившимся с нею.
Левину невыносимо скучно было в этот
вечер с дамами: его, как никогда прежде, волновала мысль о том, что то недовольство хозяйством, которое он теперь испытывал, есть не исключительное его положение, а общее условие, в котором находится
дело в России, что устройство какого-нибудь такого отношения рабочих, где бы они работали, как у мужика на половине дороги, есть не мечта, а задача, которую необходимо решить. И ему казалось, что эту задачу можно решить и должно попытаться это сделать.
Переделав однако все
дела, мокрый от ручьев, которые по кожану заливались ему то за шею, то за голенища, но в самом бодром и возбужденном состоянии духа, Левин возвратился к
вечеру домой.
Вечером, за чаем, в присутствии двух помещиков, приехавших по каким-то
делам опеки, завязался тот самый интересный разговор, какого и ожидал Левин.
Я сидел у княгини битый час. Мери не вышла, — больна.
Вечером на бульваре ее не было. Вновь составившаяся шайка, вооруженная лорнетами, приняла в самом
деле грозный вид. Я рад, что княжна больна: они сделали бы ей какую-нибудь дерзость. У Грушницкого растрепанная прическа и отчаянный вид; он, кажется, в самом
деле огорчен, особенно самолюбие его оскорблено; но ведь есть же люди, в которых даже отчаяние забавно!..
Вечером я имел с ним длинное объяснение: мне было досадно, что он переменился к этой бедной девочке; кроме того, что он половину
дня проводил на охоте, его обращение стало холодно, ласкал он ее редко, и она заметно начинала сохнуть, личико ее вытянулось, большие глаза потускнели.
Вечером Григорий Александрович вооружился и выехал из крепости: как они сладили это
дело, не знаю, — только ночью они оба возвратились, и часовой видел, что поперек седла Азамата лежала женщина, у которой руки и ноги были связаны, а голова окутана чадрой.
При ней как-то смущался недобрый человек и немел, а добрый, даже самый застенчивый, мог разговориться с нею, как никогда в жизни своей ни с кем, и — странный обман! — с первых минут разговора ему уже казалось, что где-то и когда-то он знал ее, что случилось это во
дни какого-то незапамятного младенчества, в каком-то родном доме, веселым
вечером, при радостных играх детской толпы, и надолго после того как-то становился ему скучным разумный возраст человека.
Итак, отдавши нужные приказания еще с
вечера, проснувшись поутру очень рано, вымывшись, вытершись с ног до головы мокрою губкой, что делалось только по воскресным
дням, — а в тот
день случись воскресенье, — выбрившись таким образом, что щеки сделались настоящий атлас в рассуждении гладкости и лоска, надевши фрак брусничного цвета с искрой и потом шинель на больших медведях, он сошел с лестницы, поддерживаемый под руку то с одной, то с другой стороны трактирным слугою, и сел в бричку.
Но вообще они были народ добрый, полны гостеприимства, и человек, вкусивший с ними хлеба-соли или просидевший
вечер за вистом, уже становился чем-то близким, тем более Чичиков с своими обворожительными качествами и приемами, знавший в самом
деле великую тайну нравиться.
На другой
день Чичиков провел
вечер у председателя палаты, который принимал гостей своих в халате, несколько замасленном, и в том числе двух каких-то дам.
На другой
день Чичиков отправился на обед и
вечер к полицеймейстеру, где с трех часов после обеда засели в вист и играли до двух часов ночи.
— Иной раз, право, мне кажется, что будто русский человек — какой-то пропащий человек. Нет силы воли, нет отваги на постоянство. Хочешь все сделать — и ничего не можешь. Все думаешь — с завтрашнего
дни начнешь новую жизнь, с завтрашнего
дни примешься за все как следует, с завтрашнего
дни сядешь на диету, — ничуть не бывало: к
вечеру того же
дни так объешься, что только хлопаешь глазами и язык не ворочается, как сова, сидишь, глядя на всех, — право и эдак все.
Теперь же, на
вечере, так сказать, жизни своей, ищу уголка, где бы провесть остаток
дней.
Татьяна (русская душою,
Сама не зная почему)
С ее холодною красою
Любила русскую зиму,
На солнце иней в
день морозный,
И сани, и зарею поздной
Сиянье розовых снегов,
И мглу крещенских
вечеров.
По старине торжествовали
В их доме эти
вечера:
Служанки со всего двора
Про барышень своих гадали
И им сулили каждый год
Мужьев военных и поход.
Бывало, он еще в постеле:
К нему записочки несут.
Что? Приглашенья? В самом
деле,
Три дома на
вечер зовут:
Там будет бал, там детский праздник.
Куда ж поскачет мой проказник?
С кого начнет он? Всё равно:
Везде поспеть немудрено.
Покамест в утреннем уборе,
Надев широкий боливар,
Онегин едет на бульвар,
И там гуляет на просторе,
Пока недремлющий брегет
Не прозвонит ему обед.
Прямым Онегин Чильд Гарольдом
Вдался в задумчивую лень:
Со сна садится в ванну со льдом,
И после, дома целый
день,
Один, в расчеты погруженный,
Тупым кием вооруженный,
Он на бильярде в два шара
Играет с самого утра.
Настанет
вечер деревенский:
Бильярд оставлен, кий забыт,
Перед камином стол накрыт,
Евгений ждет: вот едет Ленский
На тройке чалых лошадей;
Давай обедать поскорей!
Что может быть на свете хуже
Семьи, где бедная жена
Грустит о недостойном муже,
И
днем и
вечером одна;
Где скучный муж, ей цену зная
(Судьбу, однако ж, проклиная),
Всегда нахмурен, молчалив,
Сердит и холодно-ревнив!
Таков я. И того ль искали
Вы чистой, пламенной душой,
Когда с такою простотой,
С таким умом ко мне писали?
Ужели жребий вам такой
Назначен строгою судьбой?
Весь
вечер Ленский был рассеян,
То молчалив, то весел вновь;
Но тот, кто музою взлелеян,
Всегда таков: нахмуря бровь,
Садился он за клавикорды
И брал на них одни аккорды,
То, к Ольге взоры устремив,
Шептал: не правда ль? я счастлив.
Но поздно; время ехать. Сжалось
В нем сердце, полное тоской;
Прощаясь с
девой молодой,
Оно как будто разрывалось.
Она глядит ему в лицо.
«Что с вами?» — «Так». — И на крыльцо.
На другой
день, поздно
вечером, мне захотелось еще раз взглянуть на нее; преодолев невольное чувство страха, я тихо отворил дверь и на цыпочках вошел в залу.
— Досточтимый капитан, — самодовольно возразил Циммер, — я играю на всем, что звучит и трещит. В молодости я был музыкальным клоуном. Теперь меня тянет к искусству, и я с горем вижу, что погубил незаурядное дарование. Поэтому-то я из поздней жадности люблю сразу двух: виолу и скрипку. На виолончели играю
днем, а на скрипке по
вечерам, то есть как бы плачу, рыдаю о погибшем таланте. Не угостите ли винцом, э? Виолончель — это моя Кармен, а скрипка…
Грэй дал еще денег. Музыканты ушли. Тогда он зашел в комиссионную контору и дал тайное поручение за крупную сумму — выполнить срочно, в течение шести
дней. В то время, как Грэй вернулся на свой корабль, агент конторы уже садился на пароход. К
вечеру привезли шелк; пять парусников, нанятых Грэем, поместились с матросами; еще не вернулся Летика и не прибыли музыканты; в ожидании их Грэй отправился потолковать с Пантеном.
До
вечера носило Меннерса; разбитый сотрясениями о борта и
дно лодки, за время страшной борьбы с свирепостью волн, грозивших, не уставая, выбросить в море обезумевшего лавочника, он был подобран пароходом «Лукреция», шедшим в Кассет.
Вчера
вечером, при матери и сестре, и в его присутствии, я восстановил истину, доказав, что передал деньги Катерине Ивановне на похороны, а не Софье Семеновне, и что с Софьей Семеновной третьего
дня я еще и знаком даже не был и даже в лицо еще ее не видал.
Ну-с, государь ты мой (Мармеладов вдруг как будто вздрогнул, поднял голову и в упор посмотрел на своего слушателя), ну-с, а на другой же
день, после всех сих мечтаний (то есть это будет ровно пять суток назад тому) к
вечеру, я хитрым обманом, как тать в нощи, похитил у Катерины Ивановны от сундука ее ключ, вынул, что осталось из принесенного жалованья, сколько всего уж не помню, и вот-с, глядите на меня, все!
— Ведь этакой! Я нарочно о вашем
деле с вами не заговаривал, хоть меня, разумеется, мучит любопытство.
Дело фантастическое. Отложил было до другого раза, да, право, вы способны и мертвого раздразнить… Ну, пойдемте, только заранее скажу: я теперь только на минутку домой, чтобы денег захватить; потом запираю квартиру, беру извозчика и на целый
вечер на острова. Ну куда же вам за мной?
В тот же
день, но уже
вечером, часу в седьмом, Раскольников подходил к квартире матери и сестры своей, — к той самой квартире в доме Бакалеева, где устроил их Разумихин.
Он лет семи и гуляет в праздничный
день, под
вечер, с своим отцом за городом.
Дело в том, что Настасьи, и особенно по
вечерам, поминутно не бывало дома: или убежит к соседям, или в лавочку, а дверь всегда оставляет настежь.
Не стану теперь описывать, что было в тот
вечер у Пульхерии Александровны, как воротился к ним Разумихин, как их успокоивал, как клялся, что надо дать отдохнуть Роде в болезни, клялся, что Родя придет непременно, будет ходить каждый
день, что он очень, очень расстроен, что не надо раздражать его; как он, Разумихин, будет следить за ним, достанет ему доктора хорошего, лучшего, целый консилиум… Одним словом, с этого
вечера Разумихин стал у них сыном и братом.