Неточные совпадения
Искали, искали они
князя и чуть-чуть в трех соснах не заблудилися, да, спасибо, случился тут пошехонец-слепород, который эти три сосны как свои пять пальцев знал. Он вывел их на торную дорогу и привел прямо к
князю на
двор.
Мы после узнали, что для изготовления этого великолепного обеда был приглашен повар симабарского удельного
князя. Симабара — большой залив по ту сторону мыса Номо, милях в двадцати от Нагасаки. Когда
князь Симабара едет ко
двору, повар, говорили японцы, сопутствует ему туда щеголять своим искусством.
Но едва успел он выехать со
двора, как отец ее вошел и напрямик велел ей быть готовой на завтрашний день. Марья Кириловна, уже взволнованная объяснением
князя Верейского, залилась слезами и бросилась к ногам отца.
Ну, чем же я, Бакула, не боярин!
Вались, народ, на мой широкий
двор,
На трех столбах да на семи подпорках!
Пожалуйте,
князья, бояре, просим.
Несите мне подарки дорогие
И кланяйтесь, а я ломаться буду.
С производством в чины и с приобретением силы при
дворе меняются буквы в имени: так, например, граф Строганов остался до конца дней Сергеем Григорьевичем, но
князь Голицын всегда назывался Сергий Михайлович.
Московский салон прекратился с ее отъездом в 1829 году, а ёёдом во владении Белосельских-Белозерских, служивших при царском
дворе, находился до конца семидесятых годов, когда его у
князей купил подрядчик Малкиель.
В квартире номер сорок пять во
дворе жил хранитель дома с незапамятных времен. Это был квартальный Карасев, из бывших городовых, любимец генерал-губернатора
князя В. А. Долгорукова, при котором он состоял неотлучным не то вестовым, не то исполнителем разных личных поручений. Полиция боялась Карасева больше, чем самого
князя, и потому в дом Олсуфьева, что бы там ни делалось, не совала своего носа.
Князь разрешил, и на другой день Шпейер привез лорда, показал, в сопровождении дежурного чиновника, весь дом,
двор и даже конюшни и лошадей.
Так как он обращался к
князю, то
князь с жаром похвалил его, несмотря на то что Лебедев шептал ему на ухо, что у этого господина ни кола, ни
двора и никогда никакого имения не бывало.
На этот раз не только не отворили у Рогожина, но не отворилась даже и дверь в квартиру старушки.
Князь сошел к дворнику и насилу отыскал его на
дворе; дворник был чем-то занят и едва отвечал, едва даже глядел, но все-таки объявил положительно, что Парфен Семенович «вышел с самого раннего утра, уехал в Павловск и домой сегодня не будет».
— Хотите, я вас доведу, — сказал
князь, привстав с места, и осекся, вспомнив недавний запрет уходить со
двора.
Князь решил зайти через час. Заглянув во
двор, он повстречал дворника.
Князь вошел во
двор, поднялся на крылечко и спросил господина Лебедева.
— Разбогател я, господин мой милый, смелостью своей: вот этак тоже собакой-то бегаючи по Москве, прослышал, что
князь один на Никитской два дома строил; я к нему прямо, на
дворе его словил, и через камердинера не хотел об себе доклад делать.
Возвращаясь домой и проезжая по красному
двору,
князь указал Калиновичу на вновь выстроенные длинные столы и двое качелей, круговую и маховую.
После стола
князь пригласил всех на террасу, обращенную на
двор.
— Ворона, chere amie [милый друг (франц.).], ворона, — отвечал
князь и, возвращаясь назад через усадьбу, услал дочь в комнаты, а Калиновича провел на конский
двор и велел вывести заводского жеребца.
Князь, выйдя на террасу, поклонился всему народу и сказал что-то глазами княжне. Она скрылась и чрез несколько минут вышла на красный
двор, ведя маленького брата за руку. За ней шли два лакея с огромными подносами, на которых лежала целая гора пряников и куски лент и позументов. Сильфидой показалась княжна Калиновичу, когда она стала мелькать в толпе и, раздавая бабам и девкам пряники и ленты, говорила...
— Было. Похороны его в газете описывают. Весь
двор присутствовал. Вот и стихи
князя Коврижкина по этому случаю.
— Прихожу я к подъезду, к дежурному, —
князь завтракает. Я скорей на задний
двор, вхожу к начальнику секретного отделения П.М. Хотинскому, — человек, конечно, он свой, приятель, наш сотрудник. Спрашиваю его...
— Нет, не редок, — скромно возразил ему Федор Иваныч, — и доказательство тому: я картину эту нашел в маленькой лавчонке на Щукином
дворе посреди разного хлама и, не дав, конечно, понять торговцу, какая это вещь, купил ее за безделицу, и она была, разумеется, в ужасном виде, так что я отдал ее реставратору, от которого сейчас только и получил… Картину эту, — продолжал он, обращаясь к
князю, — я просил бы, ваше сиятельство, принять от меня в дар, как изъявление моею глубокого уважения к вам.
Нынешний владелец усадьбы,
князь Спиридон Юрьевич, в свое время представлял тип патриарха-помещика, который ревниво следил за каждым крестьянским
двором, входил в мельчайшие подробности мужицкого хозяйства, любя наказывал и любя поощрял и во всех случаях стоял за своих крестьян горой, настойчиво защищая их против притязаний и наездов местных властей.
— Ты видел его,
князь, пять лет тому, рындою при
дворе государя; только далеко ушел он с тех пор и далеко уйдет еще; это Борис Федорович Годунов, любимый советник царский.
В одно мгновение
двор опустел, и
князь остался один, глаз на глаз с медведем.
— Ну, батюшка, Никита Романыч, — сказал Михеич, обтирая полою кафтана медвежью кровь с
князя, — набрался ж я страху! Уж я, батюшка, кричал медведю: гу! гу! чтобы бросил он тебя да на меня бы навалился, как этот молодец, дай бог ему здоровья, череп ему раскроил. А ведь все это затеял вон тот голобородый с маслеными глазами, что с крыльца смотрит, тетка его подкурятина! Да куда мы заехали, — прибавил Михеич шепотом, — виданное ли это дело, чтобы среди царского
двора медведей с цепей спускали?
Но, вглядевшись пристальнее во всадника,
князь в самом деле узнал Михеича. Старик был бледен как смерть. Седла под ним не было; казалось, он вскочил на первого коня, попавшегося под руку, а теперь, вопреки приличию, влетел на
двор, под самые красные окна.
«Осенью того же года Убаши и
князья Цебок-Дорцзи, Сэрын, Гунгэ, Момыньту, Шара-Кэукынь и Цилэ-Мупир препровождены были к китайскому
двору, находившемуся в Жэхэ.
Конечно, завели они речь издалека, что послал их
князь поискать жар-птицы, что ходили они, гуляли по зеленым садам, напали на след и след привел их прямо к брагинскому
двору и т. д.
— Ну, вот прихожу я к подъезду, к дежурному,
князь завтракает. Я скорей на задний
двор, вхожу к начальнику секретного отделения Хотинскому; ну, человек, конечно, свой, приятель, наш сотрудник, спрашиваю его: «Павел Михайлович, за что меня его сиятельство требует? Очень сердит?»
— Ну, в этот самый день, вечером, боярин был у
князя Черкасского, и на
дворе уж стало смеркаться, как мы пошли с ним на постоялый
двор, в который перебрались из дома этого жида, Истомы-Туренина.
Пройдя широким
двором, посреди которого возвышались обширные по тогдашнему времени каменные палаты
князя Черкасского, они добрались по узкой и круглой лестнице до первой комнаты, где, оставив свои верхние платья, вошли в просторный покой, в котором за большим столом сидело человек около двадцати.
Стонет, братья, Киев над горою,
Тяжела Чернигову напасть,
И печаль обильною рекою
По селеньям русским разлилась.
И нависли половцы над нами,
Дань берут по белке со
двора,
И растет крамола меж
князьями,
И не видно от
князей добра.
Бывало, при какой-нибудь уже слишком унизительной сцене: лавочник ли придет и станет кричать на весь
двор, что ему уж надоело таскаться за своими же деньгами, собственные ли люди примутся в глаза бранить своих господ, что вы, мол, за
князья, коли сами с голоду в кулак свищете, — Ирина даже бровью не пошевельнет и сидит неподвижно, со злою улыбкою на сумрачном лице; а родителям ее одна эта улыбка горше всяких упреков, и чувствуют они себя виноватыми, без вины виноватыми перед этим существом, которому как будто с самого рождения дано было право на богатство, на роскошь, на поклонение.
Таким же важным лицом был прежде при царском
дворе и наш
князь.
Любоваться площадью и сценами около каната можно было из окон трактира знаменитого Тестова, числившегося, как писалось на его прейскурантах, «поставщиком
двора его императорского высочества великого
князя Владимира Александровича», посещавшего, как и другие высокопоставленные, трактир во время своих наездов в Москву.
После Коренной ярмарки
князь увлекся театром, бросил придворную службу, переехал в Москву и неожиданно для «высочайшего
двора», с которым он порвал все отношения, стал играть в любительских кружках.
После обедни, по обычаю, был стол духовенству, за которым обедал и управитель, а крестьянам были накрыты особые большие столы на
дворе, и все помянули
князя по предковскому обычаю и подивились тоже предковской силе духа молодой княгини.
Позье бриллиантщик всем, кто к нему цугом приезжал, отказывал, потому что брали, да и не платили; а Иван Васильич,
князь Одоевский, тайный советник был и вотчинной коллегии президент, а до того замотался, что всех крестьян продал: крепостных музыкантов играть по
дворам посылал и тем жил, а потом и этих своих кормильцев продал да стал с карточных столов деньги красть…
Княгиня умела держаться скромно и благородно даже по отношению к падшим врагам своего рода: в то же самое время, когда в Петербурге злословили графиню Прасковью Ивановну Шереметеву, бывший французский посланник при русском
дворе, граф Нельи, описал за границею
князя Платона Зубова, к которому свекор княгини,
князь Яков Протозанов, «в дом не ездил, а кланялся только для courtoisie [вежливости (франц.).]».
Очутившись на
дворе, он простоял несколько времени, как бы желая освежиться на холодном воздухе, а потом вдруг повернул к большому подъезду, ведущему в квартиру старика Оглоблина. У швейцара
князь спросил...
— На другой день, гляжу, катят ко мне прямо на
двор; я думал, кого-то бог несет — уж не
князя ли Александра Даниловича?
На
дворе у моих дачных хозяев стояли три домика — все небольшие, деревянные, выкрашенные серенькою краскою и очень чисто содержанные. В домике, выходившем на улицу, жила сестра бывшего петербургского генерал-губернатора,
князя Суворова, — престарелая княгиня Горчакова, а двухэтажный домик, выходивший одною стороною на
двор, а другою — в сад, был занят двумя семействами: бельэтаж принадлежал мне, а нижний этаж, еще до моего приезда, был сдан другим жильцам, имени которых мне не называли, а сказали просто...
Много снов ему снится в полтысячи лет:
Видит славные схватки и сечи,
Красных девиц внимает радушный привет
И с боярами судит на вече;
Или видит Владимира вежливый
двор,
За ковшами веселый ведет разговор,
Иль на ловле со
князем гуторит,
Иль в совете настойчиво спорит.
Новоприбывшее семейство до сей поры обыкновенно проживало за границею, где покойный муж старой княгини занимал место представителя России при одном из второстепенных европейских
дворов. Молодой
князь и княжна родились и выросли в чужих краях, получив там вполне иностранное, но очень тщательное образование.
Он желал быть «допущен на очи» к приезжим дамам и в витиевато сложенной речи изложил им, что он «раб своей госпожи, бывшей княгини Д*», и был за границей с покойным
князем, и служил «у него при
дворе» в Петербурге, а теперь прибыл от своей госпожи, которая «больна мнением»: она уже всю зиму не выходит из одной комнаты… в другую переступить боится… а если переступит, то сейчас забеспокоится и говорит: «Я, верно, что-то забыла!..
Конфедераты действительно были тогда в восточной России, были и в шайках Пугачева [Нельзя отвергать возможности сношений, посредством этих конфедератов,
князя Радзивила и подставной принцессы Елизаветы с пьяным казаком, которого в Европе представляли человеком образованным, бывшим прежде пажом при
дворе Елизаветы, учившимся в Берлине математике и отличавшимся в знании тактики.
Из Персии же ехала через татарские места, около Волги; была и в Петербурге, а там, чрез Ригу и Кенигсбург, в Потсдаме была и говорила с королем Прусским, сказавшись о себе, кто она такова; знакома очень между имперскими
князьями, а особливо с Трирским и с
князем Голштейн-Шлезвиг или Люнебургским (sic); была во Франции, говорила с министрами, дав мало о себе знать; венский
двор в подозрении имеет; на шведский и прусский очень надеется: вся конфедерация ей очень известна и все начальники оной; намерена была отсель ехать в Константинополь прямо к султану; и уже один от нее самый верный человек туда послан, прежде нежели она сюда приехала.
Жил
князь Лимбург, как и все мелкие имперские
князья того времени: имел свой
двор с гофмаршалом, гофмейстером, камергерами, егермейстерами и прочими придворными чинами, имел свое миниатюрное войско, держал своих поверенных при венском и версальском
дворах с громким названием «посланников», имел свои ордена, которые раздавал щедро, ибо пошлины за пожалование ими составляли не последнюю статью в бюджете его доходов, бил свою монету, словом, пользовался всеми правами и преимуществами коронованных особ.
По падении Меншикова, когда
двор переселился в Москву, на Петра II имела большое нравственное влияние сестра его Наталья Алексеевна, что не нравилось
князьям Долгоруковым, самым близким людям к императору.
Гельбиг, живший в Петербурге в составе саксонской миссии при нашем
дворе и хорошо знавший придворные тайны, говорит, что привезенная Грейгом принцесса, находясь в Петропавловской крепости, родила графу Орлову сына, которого крестили генерал-прокурор
князь Вяземский и жена коменданта крепости Андрея Григорьевича Чернышева и который получил фамилию Чесменского.