Неточные совпадения
И тут настала каторга
Корёжскому крестьянину —
До нитки разорил!
А драл… как сам Шалашников!
Да тот был прост; накинется
Со всей воинской силою,
Подумаешь: убьет!
А деньги сунь, отвалится,
Ни
дать ни взять раздувшийся
В собачьем ухе клещ.
У немца — хватка мертвая:
Пока не пустит по миру,
Не
отойдя сосет!
Стародум(сведя обоих). Вам одним за секрет сказать можно. Она сговорена. (
Отходит и
дает знак Софье, чтоб шла за ним.)
Князь
отошел, стараясь не
дать заметить, как ему смешна была вся эта комедия.
— Однако надо написать Алексею, — и Бетси села за стол, написала несколько строк, вложила в конверт. — Я пишу, чтоб он приехал обедать. У меня одна
дама к обеду остается без мужчины. Посмотрите, убедительно ли? Виновата, я на минутку вас оставлю. Вы, пожалуйста, запечатайте и
отошлите, — сказала она от двери, — а мне надо сделать распоряжения.
Другой шутливый дворянин рассказал, как выписаны были лакеи в чулках для бала губернского предводителя и как теперь их придется
отослать назад, если новый губернский предводитель не
даст бала с лакеями в чулках.
Когда стали подходить к кресту, я вдруг почувствовал, что нахожусь под тяжелым влиянием непреодолимой, одуревающей застенчивости, и, чувствуя, что у меня никогда не достанет духу поднести свой подарок, я спрятался за спину Карла Иваныча, который, в самых отборных выражениях поздравив бабушку, переложил коробочку из правой руки в левую, вручил ее имениннице и
отошел несколько шагов, чтобы
дать место Володе.
Они
отошли в кусты. Им следовало бы теперь повернуть к лодке, но Грэй медлил, рассматривая
даль низкого берега, где над зеленью и песком лился утренний дым труб Каперны. В этом дыме он снова увидел девушку.
Покойник отец твой два раза
отсылал в журналы — сначала стихи (у меня и тетрадка хранится, я тебе когда-нибудь покажу), а потом уж и целую повесть (я сама выпросила, чтоб он
дал мне переписать), и уж как мы молились оба, чтобы приняли, — не приняли!
— Главное, — хлопотал Раскольников, — вот этому подлецу как бы не
дать! Ну что ж он еще над ней надругается! Наизусть видно, чего ему хочется; ишь подлец, не
отходит!
Лариса. А вот какая, я вам расскажу один случай. Проезжал здесь один кавказский офицер, знакомый Сергея Сергеича, отличный стрелок; были они у нас, Сергей Сергеич и говорит: «Я слышал, вы хорошо стреляете». — «Да, недурно», — говорит офицер. Сергей Сергеич
дает ему пистолет, ставит себе стакан на голову и
отходит в другую комнату, шагов на двенадцать. «Стреляйте», — говорит.
Он
отошел к столу, накапал лекарства в стакан,
дал Климу выпить, потом налил себе чаю и, держа стакан в руках, неловко сел на стул у постели.
— Между тем поверенный этот управлял большим имением, — продолжал он, — да помещик
отослал его именно потому, что заикается. Я
дам ему доверенность, передам планы: он распорядится закупкой материалов для постройки дома, соберет оброк, продаст хлеб, привезет деньги, и тогда… Как я рад, милая Ольга, — сказал он, целуя у ней руку, — что мне не нужно покидать тебя! Я бы не вынес разлуки; без тебя в деревне, одному… это ужас! Но только теперь нам надо быть очень осторожными.
— Нет,
дай мне плакать! Я плачу не о будущем, а о прошедшем… — выговаривала она с трудом, — оно «поблекло,
отошло»… Не я плачу, воспоминания плачут!.. Лето… парк… помнишь? Мне жаль нашей аллеи, сирени… Это все приросло к сердцу: больно отрывать!..
— Ну, если не берешь, так я отдам книги в гимназию:
дай сюда каталог! Сегодня же
отошлю к директору… — сказал Райский и хотел взять у Леонтия реестр книг.
«
Отошлите это в ученое общество, в академию, — говорите вы, — а беседуя с людьми всякого образования, пишите иначе.
Давайте нам чудес, поэзии, огня, жизни и красок!» Чудес, поэзии! Я сказал, что их нет, этих чудес: путешествия утратили чудесный характер. Я не сражался со львами и тиграми, не пробовал человеческого мяса. Все подходит под какой-то прозаический уровень.
Там шалуна обмыли,
дали примочки, и потом Вандик, с первым встретившимся экипажем, который был, конечно, знаком ему,
отослал сына домой.
На все у них запрещение: сегодня Посьет
дает баниосам серебряные часы, которые забыли
отослать третьего дня в числе прочих подарков: чего бы, кажется, проще, как взять да прибавить к прочим?
— При нем не
давайте, а когда он
отойдет, а то отберут.
Нехлюдов
отошел и пошел искать начальника, чтоб просить его о рожающей женщине и о Тарасе, но долго не мог найти его и добиться ответа от конвойных. Они были в большой суете: одни вели куда-то какого-то арестанта, другие бегали закупать себе провизию и размещали свои вещи по вагонам, третьи прислуживали
даме, ехавшей с конвойным офицером, и неохотно отвечали на вопросы Нехлюдова.
Я
дала ему эти три тысячи под условием, чтоб он
отослал их, если хочет, в течение месяца.
Рабочие изумленно посмотрели на меня. Мне не хотелось при посторонних
давать волю своим чувствам; я
отошел в сторону, сел на пень и отдался своей печали.
От Олона до Табандо около 40 км. Здесь река прижимается к правому краю долины, а слева тянется огромное болото. Горы
отходят далеко в сторону и теряются в туманной
дали на юго-западе.
Он махал руками и
давал мне понять, чтобы я скорее
отходил назад.
— Нет, ничего, это так;
дайте воды, не беспокойтесь, Мосолов уже несет. Благодарю, Мосолов; — она взяла воду, принесенную тем молодым ее спутником, который прежде
отходил к окну, — видите, как я его выучила, все вперед знает. Теперь совершенно прошло. Продолжайте, пожалуйста; я слушаю.
— Даже и мы порядочно устали, — говорит за себя и за Бьюмонта Кирсанов. Они садятся подле своих жен. Кирсанов обнял Веру Павловну; Бьюмонт взял руку Катерины Васильевны. Идиллическая картина. Приятно видеть счастливые браки. Но по лицу
дамы в трауре пробежала тень, на один миг, так что никто не заметил, кроме одного из ее молодых спутников; он
отошел к окну и стал всматриваться в арабески, слегка набросанные морозом на стекле.
Подобные милые шутки навлекли на него гонение пермских друзей, и начальство решилось сорокалетнего шалуна
отослать в Верхотурье. Он
дал накануне отъезда богатый обед, и чиновники, несмотря на разлад, все-таки поехали: Долгорукий обещал их накормить каким-то неслыханным пирогом.
Зависимость моя от него была велика. Стоило ему написать какой-нибудь вздор министру, меня
отослали бы куда-нибудь в Иркутск. Да и зачем писать? Он имел право перевести в какой-нибудь дикий город Кай или Царево-Санчурск без всяких сообщений, без всяких ресурсов. Тюфяев отправил в Глазов одного молодого поляка за то, что
дамы предпочитали танцевать с ним мазурку, а не с его превосходительством.
Наконец
отошел и обед. В этот день он готовится в изобилии и из свежей провизии; и хотя матушка, по обыкновению, сама накладывает кушанье на тарелки детей, но на этот раз оделяет всех поровну, так что дети всесыты. Шумно встают они, по окончании обеда, из-за стола и хоть сейчас готовы бежать, чтобы растратить на торгу подаренные им капиталы, но и тут приходится ждать маменькиного позволения, а иногда она довольно долго не догадывается
дать его.
Приносят десерт. Ежели лето в разгаре, то ставят целые груды ягод, фруктов, сахарного гороха, бобов и т. д. Матушка выбирает что получше и потчует дедушку; затем откладывает лакомства на особые тарелки и
отсылает к Настасье. Детям
дает немного, да и то преимущественно гороху и бобов.
Желающих обстоятельно познакомиться с гиляками я
отсылаю к специалистам-этнографам, например к Л. И. Шренку. [К его превосходному сочинению «Инородцы Амурского края» приложены этнографическая карта и две таблицы с рисунками г. Дмитриева-Оренбургского; на одной из таблиц изображены гиляки.] Я же ограничусь лишь теми частностями, которые характерны для местных естественных условий и которые могут
дать прямо или косвенно указания, практически полезные для новичков-колонистов.
Распустив гриву и хвост, оглашая степную
даль ржаньем, носится он вокруг табуна и вылетает навстречу приближающемуся животному или человеку и, если мнимый враг не
отойдет прочь, с яростию бросается на него, рвет зубами, бьет передом и лягает задними копытами.
Рожков и Ноздрин молчали. Не
давая им опомниться, я быстро пошел назад по лыжнице. Оба они сняли лямки с плеч и пошли следом за мной.
Отойдя немного, я дождался их и объяснил, почему необходимо вернуться назад. До Вознесенского нам сегодня не дойти, дров в этих местах нет и, значит, остается один выход — итти назад к лесу.
Однако холод
давал себя чувствовать. Мы поплыли дальше и не успели сделать десятка ударов веслами, как подошли к песчаной косе. Волны с шипением взбегали на пологий берег и беззвучно
отходили назад.
Митя способен к жертвам: он сам терпит нужду, чтобы только помогать своей матери; он сносит все грубости Гордея Карпыча и не хочет
отходить от него, из любви к его дочери; он, несмотря на гнев хозяина, пригревает в своей комнате Любима Торцова и
дает ему даже денег на похмелье.
— Во-первых, я вам не «милостивый государь», а во-вторых, я вам никакого объяснения
давать не намерен, — резко ответил ужасно разгорячившийся Иван Федорович, встал с места и, не говоря ни слова,
отошел к выходу с террасы и стал на верхней ступеньке, спиной к публике, — в величайшем негодовании на Лизавету Прокофьевну, даже и теперь не думавшую трогаться с своего места.
— Ну, это пусть мне… а ее… все-таки не
дам!.. — тихо проговорил он наконец, но вдруг не выдержал, бросил Ганю, закрыл руками лицо,
отошел в угол, стал лицом к стене и прерывающимся голосом проговорил: — О, как вы будете стыдиться своего поступка!
Лемм прожил у него лет семь в качестве капельмейстера и
отошел от него с пустыми руками: барин разорился, хотел
дать ему на себя вексель, но впоследствии отказал ему и в этом, — словом, не заплатил ему ни копейки.
— Нет, — промолвила она и отвела назад уже протянутую руку, — нет, Лаврецкий (она в первый раз так его называла), не
дам я вам моей руки. К чему?
Отойдите, прошу вас. Вы знаете, я вас люблю… да, я люблю вас, — прибавила она с усилием, — но нет… нет.
Разговор далее между ними не продолжался. Вихрову стало как-то стыдно против Юлии, а она, видимо, собиралась со своими чувствами и мыслями. Он
отошел от нее, чтобы
дать ей успокоиться.
«Вот еще жертва женская!» — подумал Павел,
отходя от своей
дамы.
Людмила встала,
отошла к окну, открыла его. Через минуту они все трое стояли у окна, тесно прижимаясь друг к другу, и смотрели в сумрачное лицо осенней ночи. Над черными вершинами деревьев сверкали звезды, бесконечно углубляя
даль небес…
— Случай подвернулся! Гулял я, а уголовники начали надзирателя бить. Там один есть такой, из жандармов, за воровство выгнан, — шпионит, доносит, жить не
дает никому! Бьют они его, суматоха, надзиратели испугались, бегают, свистят. Я вижу — ворота открыты, площадь, город. И пошел не торопясь… Как во сне.
Отошел немного, опомнился — куда идти? Смотрю — а ворота тюрьмы уже заперты…
Раз весною он всю ночь не спал, тосковал, хотелось ему выпить. Дома нечего захватить было. Надел шапку и вышел. Прошел по улице, дошел до попов. У дьячка борона наружу стоит прислонена к плетню. Прокофий подошел, вскинул борону на спину и понес к Петровне в корчму, «Авось,
даст бутылочку». Не успел он
отойти, как дьячок вышел на крыльцо. Уж совсем светло, — видит, Прокофий несет его борону.
Перебоев не
отходит от открытой настежь двери, в которую уже вошел новый клиент, и наконец делает вид, что позовет дворника, ежели
дама не уйдет.
Дама, ухватив за руку сына, с негодованием удаляется.
А когда этого нет, так и нечего на зеркало пенять: значит, личико криво! — заключил Белавин с одушевлением и с свободой человека, привыкшего жить в обществе,
отошел и сел около одной
дамы.
Я пододвинулся к Володе и сказал через силу, стараясь
дать тоже шутливый тон голосу: «Ну что, Володя, умаялся?» Но Володя посмотрел на меня так, как будто хотел сказать: «Ты так не говоришь со мной, когда мы одни», — и молча
отошел от меня, видимо, боясь, чтобы я еще не прицепился к нему как-нибудь.
— Нам начинать, — говорит его
дама. Они выжидают, когда предыдущая пара не
отойдет на несколько шагов, и тогда одновременно начинают этот волшебный старинный танец, чувствуя теперь, что каждый шаг, каждое движение, каждый поворот головы, каждая мысль связана у них одними и теми же невидимыми нитями.
Наши
дамы провожали нас, провожала и она, и, право, даже смотреть было совестно: хотя бы для приличия взглянула разок на мужа, — нет, повесилась на своем поручике, как черт на сухой вербе, и не
отходит.
Истинный масон не может представить себе полного уничтожения самосознательного и мыслящего существа, и потому об умерших братьях мы говорим: «Они
отошли в вечный восток», то есть чтобы снова ожить; но опять-таки, как и о конечной причине всякого бытия, мы не
даем будущей жизни никакого определения.
Танцы производились в зале под игру тапера, молодой, вертлявый хозяин почти ни на шаг не
отходил от m-me Марфиной, которая, говоря без лести, была красивее и даже наряднее всех прочих
дам: для бала этого Сусанна Николаевна, без всякого понуждения со стороны Егора Егорыча, сделала себе новое и весьма изящное платье.