Неточные совпадения
— Да я их отпирал, — сказал Петрушка, да и соврал. Впрочем,
барин и сам знал, что он соврал, но уж не хотел ничего возражать. После сделанной поездки он чувствовал сильную усталость. Потребовавши самый легкий ужин, состоявший только в поросенке, он тот же час разделся и, забравшись под одеяло, заснул сильно, крепко, заснул чудным образом, как спят одни только те счастливцы, которые не
ведают ни геморроя, ни блох, ни слишком сильных умственных способностей.
Что думал он в то время, когда молчал, — может быть, он говорил про себя: «И ты, однако ж, хорош, не надоело тебе сорок раз повторять одно и то же», — Бог
ведает, трудно знать, что думает дворовый крепостной человек в то время, когда
барин ему дает наставление.
— Тут причина ясная: они выбирают Бога, чтоб не преклоняться перед людьми, — разумеется, сами не
ведая, как это в них делается: преклониться пред Богом не так обидно. Из них выходят чрезвычайно горячо верующие — вернее сказать, горячо желающие верить; но желания они принимают за самую веру. Из этаких особенно часто бывают под конец разочаровывающиеся. Про
господина Версилова я думаю, что в нем есть и чрезвычайно искренние черты характера. И вообще он меня заинтересовал.
— Почему я с вами, с вовсе мне незнакомым человеком, так неожиданно разговорился —
Господь,
Господь один
ведает!
— А
Господь его
ведает, батюшка. Проявился у нас жид какой-то; и отколе его принесло — кто его знает? Вася, иди, сударик, к маме; кш, кш, поскудный!
— А бог их
ведает, батюшка Владимир Андреевич…
Барин, слышь, не поладил с Кирилом Петровичем, а тот и подал в суд, хотя по часту он сам себе судия. Не наше холопье дело разбирать барские воли, а ей-богу, напрасно батюшка ваш пошел на Кирила Петровича, плетью обуха не перешибешь.
— Если вы до сего времени не
ведали, то
ведайте, что в рекруты продавать людей запрещается; что крестьяне людей покупать не могут; что вам от
барина дана отпускная и что вас покупщики ваши хотят приписать в свою волость будто по вашей воле.
— Кажется, он ей нравится, а впрочем,
господь ее
ведает! Чужая душа, ты знаешь, темный лес, а девичья и подавно. Вот и Шурочкину душу — поди, разбери! Зачем она прячется, а не уходит, с тех пор как ты пришел?
Он упал на колени перед наибольшиим хозяином, чудищем мохнатыим, и возговорил голосом жалобныим: «Ох ты гой еси,
господин честной, зверь лесной, чудо морское! как взвеличать тебя — не знаю, не
ведаю.
Пришла она в избу, уселась в угол и знай зубами стучит да себе под нос чего-то бормочет, а чего бормочет, и
господь ее
ведает. Ноженьки у ней словно вот изорваны, все в крове, а лопотинка так и сказать страсти! — где лоскуток, где два! и как она это совсем не измерзла — подивились мы тутотка с бабой. Василиса же у меня, сам знаешь, бабонька милосердая; смотрит на нее, на убогую, да только убивается.
— Я Матвей Хомяк! — отвечал он, — стремянный Григория Лукьяновича Скуратова-Бельского; служу верно
господину моему и царю в опричниках. Метла, что у нас при седле, значит, что мы Русь метем, выметаем измену из царской земли; а собачья голова — что мы грызем врагов царских. Теперь ты
ведаешь, кто я; скажи ж и ты, как тебя называть, величать, каким именем помянуть, когда придется тебе шею свернуть?
—
Ведаю себя чистым пред богом и пред государем, — ответствовал он спокойно, — предаю душу мою
господу Иисусу Христу, у государя же прошу единой милости: что останется после меня добра моего, то все пусть разделится на три части: первую часть — на церкви божии и на помин души моей; другую — нищей братии; а третью — верным слугам и холопям моим; а кабальных людей и рабов отпускаю вечно на волю! Вдове же моей прощаю, и вольно ей выйти за кого похочет!
— Но каким чудом ты мог отгадать то, что знала я одна и
ведал один
господь?
— Слава тебе господи! — вскричал Алексей. — Насилу ты за ум хватился, боярин! Ну, отлегло от сердца! Знаешь ли что, Юрий Дмитрич? Теперь я скажу всю правду: я не отстал бы от тебя, что б со мной на том свете ни было, если б ты пошел служить не только полякам, но даже татарам; а как бы знал да
ведал, что у меня было на совести? Каждый день я клал по двадцати земных поклонов, чтоб
господь простил мое прегрешение и наставил тебя на путь истинный.
— Что я умею владеть саблею, боярин, — сказал Юрий, — это знают враги России; а удостоюсь ли быть схимником, про то
ведает один
господь.
— А
господь его
ведает! Со вчерашнего дня такой-то стал… И сами не знаем, что такое. Так вот с дубу и рвет! Вы, родные, коли есть что на уме, лучше и не говорите ему. Обождите маленько. Авось отойдет у него сердце-то… такой-то бедовый, боже упаси!
— Нет, батюшка! Зачем? — возразил сын, качая головою. — Зачем?.. Ну, а как кому-нибудь из братьев вынется жеребий либо Гришке, ведь они век мучиться будут, что я за них иду!..
Господь с ними! Пущай себе живут, ничего не
ведая, дело пущай уж лучше будет закрытое.
— Почем мне знать, батюшка! — спокойно и как-то неохотно отвечал сын. — Кабы я с ними шел, так, может статься, сказал бы тебе;
господь их
ведает, чего они нейдут…
— Полно, говорю! Тут хлюпаньем ничего не возьмешь! Плакалась баба на торг, а торг про то и не
ведает; да и
ведать нет нужды! Словно и взаправду горе какое приключилось. Не навек расстаемся,
господь милостив: доживем, назад вернется — как есть, настоящим человеком вернется; сами потом не нарадуемся… Ну, о чем плакать-то? Попривыкли! Знают и без тебя, попривыкли: не ты одна… Слава те господи! Наслал еще его к нам в дом… Жаль, жаль, а все не как своего!
А
господь его
ведает, вор ли, разбойник — только здесь и добрым людям нынче прохода нет — а что из того будет? ничего; ни лысого беса не поймают: будто в Литву нет и другого пути, как столбовая дорога! Вот хоть отсюда свороти влево, да бором иди по тропинке до часовни, что на Чеканском ручью, а там прямо через болото на Хлопино, а оттуда на Захарьево, а тут уж всякий мальчишка доведет до Луёвых гор. От этих приставов только и толку, что притесняют прохожих да обирают нас, бедных.
Но с той поры лишь
ведаю блаженство,
Как в монастырь
господь меня привел.
— Mille remerciements! [Тысяча благодарностей! (франц.).] — воскликнула Анна Юрьевна, до души обрадованная таким предложением барона, потому что считала его, безусловно, честным человеком, так как он, по своему служебному положению, все-таки принадлежал к их кругу, а между тем все эти адвокаты, бог еще
ведает, какого сорта
господа. — Во всяком случае permettez-moi de vous offrir des emoluments [позвольте предложить вам вознаграждение (франц.).], — прибавила она.
— Не таковский я человек, сударыня Наталья Николаевна, чтобы жаловаться или трусить, — угрюмо заговорил он. — Я вам только как благодетельнице моей и уважаемой особе чувства мои изложить пожелал. Но
господь бог
ведает (тут он поднял руку над головою), что скорее шар земной в раздробление придет, чем мне от своего слова отступиться, или… (тут он даже фыркнул) или трусить, или раскаиваться в том, что я сделал! Значит, были причины! А дочери мои из повиновения не выдут, во веки веков, аминь!
— Нет, с той самой поры, как в солдаты взяли, ни слуху ни духу; и жена и муж — словно оба сгинули; мы летось еще посылали к ним грамотку да денег полтинничек; последний отдали; ну, думали, авось что и проведаем, никакого ответу: живы ли, здоровы ли —
господь их
ведает. Прошлый год солдаты у нас стояли, уж мы немало понаведывались; не знаем, говорят, такого, — что станешь делать… Ну, а ты, старуха, кажись, сказывала нам, также не
ведаешь ничего про сына-то своего с того времени, как в некруты пошел…
—
Господь их
ведает, может, и по честности станут цену давать; мне, братцы, така-то, право, тоска пришла, что хошь бы сбыть ее с рук скорей.
— И куды, кормилец ты наш, ломлива! И не
ведает господь, что за баба такая… — сказала Василиса, показывая голову из своей прятки.
Пришла она с поля, сердечная; устамши, что ли, была или другое что,
господь ее
ведает, только и завались она прямо на полати.
Негоже так, бояре, говорить!
Царь милостив. А мне
Господь свидетель,
Я вашего не
ведал воровства!
Помыслить сметь на батюшку царя!
Ах, грех какой! Пойдем, Семен Никитич,
Пойдем к владыке начинать допрос.
Помилуй Бог царя и государя!
И, наконец, он подал знак рукой,
И тот исчез быстрей китайской тени.
Проворный, хитрый, с смелою душой,
Он жил у Саши как служебный гений,
Домашний дух (по-русски домовой);
Как Мефистофель, быстрый и послушный,
Он исполнял безмолвно, равнодушно,
Добро и зло. Ему была закон
Лишь воля
господина.
Ведал он,
Что кроме Саши, в целом божьем мире
Никто, никто не думал о Зафире.
Только хитрый был парень, куды! Слушал он, слушал меня, да потом, знать, ему надоело, чуть увидит, что я осерчал, возьмет шинелишку да и улизнет — поминай как звали! день прошатается, придет под вечер пьяненький. Кто его поил, откуда он деньги брал, уж
господь его
ведает, не моя в том вина виновата!..
— Пожалей ты меня, успокой ради
Господа! — продолжала Манефа. — Дай отраду концу последних дней моих… Фленушка, Фленушка!.. Знала б ты да
ведала, каково дорога ты мне!
Господь их
ведает, какою хитростью делают они из нашего песку золото, а на нашу долю сколько его причитается, деньгами высылают…
— У Бога давностей нет, — сказал Петр Степаныч. — Люди забыли —
Господь помнит… Если б мне
ведать, кого дедушка грабил, отыскал бы я внуков-правнуков тех, что им граблены были, и долю мою отдал бы им до копейки.
— Постарайся, Виринеюшка, ради
Господа постарайся… Сама
ведаешь, какой день станем праздновать… Опять же собрание и почетные гости… Постарайся ради почести нашей обители… У Аркадьюшки по службе все будет как следует, не осрами и ты нас, пожалуйста… Трапезными учреждениями слава обители перед людьми высится больше, чем Божественной службой… Так уж ты постарайся, покажи гостям наше домоводство… Слава бы про нашу обитель чем не умалилась. Потерьки бы какой нашей чести не случилось!..
— Это правилъно-с, я уходил… подавал
господам коньяк и, извините, хлебнул малость; ударило мне в голову и захотелось полежать, пошел, лег и заснул… А кто убил и как, не знаю и
ведать — не
ведаю… Истинно вам говорю!
— Свят ли он, не свят ли,
Господь его
ведает, знаем только, что во святых он не прославлен, — молвил Зиновий Алексеич. — Да и то сказать, кажись бы, не дело ему по торговле да кабалам судить. Дело его духовное!
Сколько ни заговаривал дядя с братáнишнами, они только весело улыбались, но ни та ни другая словечка не проронила. Крепко держа друг дружку за рубашки, жались они к матери, посматривали на дядю и посмеивались старому ли смеху, что под лавкой был, обещанным ли пряникам,
Господь их
ведает.
«
Ведай, Флена Васильевна, что ты мне не токмо дщерь о
Господе, но и по плоти родная дочь. Моли Бога о грешной твоей матери, а покрыет он, Пресвятый, своим милосердием прегрешения ея вольные и невольные, явные и тайные. Родителя твоего имени не поведаю, нет тебе в том никакой надобности. Сохрани тайну в сердце своем, никому никогда ее не повеждь.
Господом Богом в том заклинаю тебя. А записку сию тем же часом, как прочитаешь, огню предай».
И выступи един бес из темного и треклятого их собора и тако возглагола сатане: «Аз
ведаю,
господине, из чего сотворити пианство; знаю бо иде же остася тоя трава, юже ты насадил еси на горах Аравитских и прельсти до потопа жену Ноеву…
— А ты, девушка, зря не болтай… — строго оборвала Дуню нянька. — Тогда и уйдет, когда приступит ее время; ты вот что, ложись-ка почивай, а коли про чего услышишь, один ответ давай! Знать не знаю,
ведать не
ведаю… Ни о какой монашке не слыхала… Помни, девушка, иначе погибель Соне придет. Пожалей ты ее, ради
господа, невинную чистую душу не погуби… Ведь умрет она от тоски по монастырю, совсем изведется бедная.
Смеяться изволил князь. И все большие
господа смеялись, а в других комнатах и на галерее знакомцы, шляхетство мелкопоместное и приказные тоже на тот смех хохотали, хоть к чему тот смех — и не
ведали.
— Не
ведаю за собой ничего, — сказала она, собрав силы, — но о чем спросишь,
господин, на все готова отвечать. («Лишь бы не о Мариорице, — думала она, — о! об этой не заставит меня сказать полслова и то, что вижу в боковой комнате».)
Ты не знаешь, свет мой, мое дитятко, что такая за примана любовь, и дай
господь не
ведать тебе никогда.
— Какой-то
господин с большим носом, будто клевал все черешню. Он садился у ворот на лошадку, ну вот,
ведать, на вороненькую, белоножку, с господской конюшни, что грива такая большая, как у тебя на голове.
— А
Господь ее
ведает… Сама не знаю, с чего… Вдруг обмерла и упала, да теперь вот с час поди пластом лежит.
— Ешьте мое тело, собаки, коли оно вам по вкусу.
Ведаем мы, православные, что вера правая и дела добрыя погибли на земли. Наступило время последнее. Антихрист настал; и скоро будет скончание мира и Страшный суд. Ох, кабы сподобился я святым страдальцем предстать ко
Господу!
Там было для него дело стороннее, кроме ротозейного удовольствия: везли какого-то немца к
господину их, а зачем, про что, владыка небесный
ведает!
— Не утаю от тебя, задушевный… Я уж нес к
господину нашему думку на сердце; на первый раз охнет от ней воевода, будто ударили его ослопом.
Ведаешь, едет к нам от немцев лекарь Онтон, вельми искусный в целении всяких недугов. Остается ему три дня пути…
«
Господин коллежский асессор Ю. А. Николаев через князя Куракина мне высочайшую волю объявил, по силе сего графине В. И. прикажите отдать для пребывания дом и ежегодно отпускать ей по 8000 рублей, примите ваши меры с Д. И. Хвостовым. Я
ведаю, что Г. В. много должна, мне сие посторонне».
Оскорбляй меня, именуй меня чаще князем; ибо ты
ведаешь, что мне давно ненавистны лжеименные почести мира сего, что я променял их на смиренное отшельничество и служение моему
Господу и единому владыке.