Неточные совпадения
— Но, государи мои, — продолжал он, выпустив, вместе с глубоким вздохом, густую струю табачного дыму, — я не смею взять на себя столь великую ответственность, когда дело идет о безопасности вверенных мне провинций ее императорским величеством, всемилостивейшей моею государыней. Итак, я соглашаюсь с большинством
голосов, которое решило, что всего благоразумнее и безопаснее внутри города ожидать осады, а нападения неприятеля силой артиллерии и (буде
окажется возможным) вылазками — отражать.
Чтоб не думать, он пошел к Варавке, спросил, не нужно ли помочь ему?
Оказалось — нужно. Часа два он сидел за столом, снимая копию с проекта договора Варавки с городской управой о постройке нового театра, писал и чутко вслушивался в тишину. Но все вокруг каменно молчало. Ни
голосов, ни шороха шагов.
— Это — что еще? — заспанным
голосом, капризно и сердито спросила Варвара, встряхивая газету, как салфетку, на которой
оказались какие-то крошки.
— А Любаша еще не пришла, — рассказывала она. — Там ведь после того, как вы себя почувствовали плохо, ад кромешный был. Этот баритон — о, какой удивительный
голос! — он
оказался веселым человеком, и втроем с Гогиным, с Алиной они бог знает что делали! Еще? — спросила она, когда Клим, выпив, протянул ей чашку, — но чашка соскользнула с блюдца и, упав на пол, раскололась на мелкие куски.
— У Тагильского
оказалась жена, да — какая! — он закрыл один глаз и протяжно свистнул. — Стиль модерн, ни одного естественного движения, говорит
голосом умирающей. Я попал к ней по объявлению: продаются книги. Книжки, брат, замечательные. Все наши классики, переплеты от Шелля или Шнелля, черт его знает! Семьсот целковых содрала. Я сказал ей, что был знаком с ее мужем, а она спросила: «Да?» И — больше ни звука о нем, стерва!
Скоро все успокоились: это
оказался не пароход, а китоловное судно, поймавшее кита и вытапливавшее из него жир. От этого и дым. Неприятель все не показывался. «Бегает нечестивый, ни единому же ему гонящу!» — слышу я
голос сзади себя.
Положение Привалова
оказалось безвыходным: из передней уже доносился разговор Половодова с лакеем. По тону его
голоса и по растягиванию слов можно было заключить, что он явился навеселе. Привалов стоял посредине комнаты, не зная, что ему делать.
— Подождите-с, — проговорил он наконец слабым
голосом и вдруг, вытащив из-под стола свою левую ногу, начал завертывать на ней наверх панталоны. Нога
оказалась в длинном белом чулке и обута в туфлю. Не торопясь, Смердяков снял подвязку и запустил в чулок глубоко свои пальцы. Иван Федорович глядел на него и вдруг затрясся в конвульсивном испуге.
Наконец мы услышали
голоса: кто-то из казаков ругал лошадь. Через несколько минут подошли люди с конями. Две лошади были в грязи. Седла тоже были замазаны глиной.
Оказалось, что при переправе через одну проточку обе лошади оступились и завязли в болоте. Это и было причиной их запоздания. Как я и думал, стрелки нашли трубку Дерсу на тропе и принесли ее с собой.
Еще есть и теперь в живых люди, помнящие «Татьянин день» в «Эрмитаже», когда В. А. Гольцева после его речи так усиленно «качали», что сюртук его
оказался разорванным пополам; когда после Гольцева так же энергично чествовали А. И. Чупрова и даже разбили ему очки, подбрасывая его к потолку, и как, тотчас после Чупрова, на стол вскочил косматый студент в красной рубахе и порыжелой тужурке, покрыл шум
голосов неимоверным басом, сильно ударяя на «о», по-семинарски...
Поп радостно прибежал к своей попадье и, наклонив рога, сказал: «Снимай грошi». Но когда попадья захотела снять котелок, то
оказалось, что он точно прирос к рогам и не поддавался. «Ну, так разрежь шов и сними с кожей». Но и тут, как только попадья стала ножницами резать шов, — пол закричал не своим
голосом, что она режет ему жилы.
Оказалось, что червонцы прикипели к котлу, котел прирос к рогам, а бычья кожа — к попу…
В прихожей стало вдруг чрезвычайно шумно и людно; из гостиной казалось, что со двора вошло несколько человек и все еще продолжают входить. Несколько
голосов говорило и вскрикивало разом; говорили и вскрикивали и на лестнице, на которую дверь из прихожей, как слышно было, не затворялась. Визит
оказывался чрезвычайно странный. Все переглянулись; Ганя бросился в залу, но и в залу уже вошло несколько человек.
Тот изумился, начал было говорить; но вдруг
оказалось, почти с первого слова, что надобно совершенно изменить слог, диапазон
голоса, прежние темы приятных и изящных разговоров, употреблявшиеся доселе с таким успехом, логику, — всё, всё, всё!
Актер
оказался совсем не лишним. Он произвел сразу много шуму и поднял падавшее настроение. И поминутно он кричал зычным
голосом: «Кельнер! Шампанскава-а-al» — хотя привыкший к его манере Симеон очень мало обращал внимания на эти крики.
Когда он принялся работать, то снял свой синий кафтан и
оказался в красной рубахе и плисовых штанах. Обивая в гостиной мебель и ползая на коленях около кресел, он весьма тщательно расстилал прежде себе под ноги тряпку. Работая, он обыкновенно набивал себе полнехонек рот маленькими обойными гвоздями и при этом очень спокойно, совершенно полным
голосом, разговаривал, как будто бы у него во рту ничего не было. Вихров заметил ему однажды, что он может подавиться.
— Видать есть многое, многое! — вскрикивал с каким-то даже визгом Рагуза, так что Вихров не в состоянии был более переносить его
голоса. Он встал и вышел в другую комнату, которая
оказалась очень большим залом. Вслед за ним вышел и Плавин, за которым, робко выступая, появился и пианист Кольберт.
Отрезанный ломтик
оказался необыкновенно тонкого вкуса. Удивленный этим сюрпризом, набоб съел второй ломтик и потом с отчаянием в
голосе проговорил...
И
голос у него
оказался такой, какого следовало ожидать: густой и самоуверенно-сочный, но не слишком громкий, с некоторой даже ласковостью в тембре.
— Батюшка, Сергей Николаич!.. Вот кого бог принес!.. — воскликнул Иван Дорофеев, узнав по
голосу доктора Сверстова, который затем стал вылезать из кибитки и
оказался в мерлушечьей шапке, бараньем тулупе и в валяных сапогах.
После того мы вновь перешли в гостиную, и раут пошел обычным чередом, как и в прочих кварталах. Червонным валетам дали по крымскому яблоку и посулили по куску колбасы, если по окончании раута
окажется, что у всех гостей носовые платки целы. Затем, по просьбе дам, брантмейстер сел за фортепьяно и пропел «Коль славен», а в заключение, предварительно раскачавшись всем корпусом, перешел в allegro и не своим
голосом гаркнул...
Голос его звучал пророчески. Обыкновенно он держал себя молчаливо и даже робко, так что самые свойства его
голоса; были нам почти неизвестны. И вдруг
оказалось, что у него гневный бас, осложненный перепоем.
Голос Иоанна был умерен, но взор его говорил, что он в сердце своем уже решил участь князя и что беда ожидает того, чей приговор
окажется мягче его собственного.
Около семи часов дом начинал вновь пробуждаться. Слышались приготовления к предстоящему чаю, а наконец раздавался и
голос Порфирия Владимирыча. Дядя и племянница садились у чайного стола, разменивались замечаниями о проходящем дне, но так как содержание этого дня было скудное, то и разговор
оказывался скудный же. Напившись чаю и выполнив обряд родственного целования на сон грядущий, Иудушка окончательно заползал в свою нору, а Аннинька отправлялась в комнату к Евпраксеюшке и играла с ней в мельники.
Ответ по обычаю через две недели. Иду, имея в виду встретить того же любвеобильного старичка европейца. Увы, его не
оказалось в редакции, а его место заступил какой-то улыбающийся черненький молодой человечек с живыми темными глазами. Он юркнул в соседнюю дверь, а на его место появился взъерошенный пожилой господин с выпуклыми остановившимися глазами. В его руках была моя рукопись. Он посмотрел на меня через очки и хриплым
голосом проговорил...
«Упокоев», которыми соблазнил нас Борис, к нашим услугам, впрочем, не
оказалось. Встретившая нас в верхних сенях баба, а затем и сам Петр Иванович Гусев — атлетического роста мужчина с окладистою бородой — ласковым
голосом и с честнейшим видом объявил нам, что в «упокоях» переделываются печи и ночевать там невозможно, но что в зале преотлично и чай кушать и опочивать можно на диванах.
Доктор стоя тронул клавиши фортепиано, и оно ответило ему слабо, дрожащим, сиплым, но еще стройным аккордом; он попробовал
голос и запел какой-то романс, морщась и нетерпеливо стуча ногой, когда какой-нибудь клавиш
оказывался немым.
Елена свою новую квартиру в казенном доме нашла выметенною и вымытою; но при всем том она
оказалась очень неприглядною: в ней было всего только две комнаты и небольшая кухня; потолок заменялся сводом; в окнах виднелись железные решетки, так что нянька и горничная, попривыкшие к роскоши в княжеском доме, почти в один
голос воскликнули...
Раздавшееся шушуканье в передней заставило генерала вскочить и уйти туда. На этот раз
оказалось, что приехали актриса Чуйкина и Офонькин. Чуйкина сначала опустила с себя бархатную, на белом барашке, тальму; затем сняла с своего рта сортиреспиратор, который она постоянно носила, полагая, что скверный московский климат испортит ее божественный
голос. Офонькин в это время освободил себя от тысячной ильковой шубы и внимательно посмотрел, как вешал ее на гвоздик принимавший платье лакей.
— Блажен, блажен, кто не ходит на совет нечестивых! — начал он мелодраматическим
голосом. — Пока я не водился с мошенниками, было все хорошо; а повелся — сам
оказался мошенником.
Бил барабан: тра-та! та-та-та! Играли трубы: тру-ру! ру-ру-ру! Звенели тарелочки Клоуна, серебряным голоском смеялась Ложечка, жужжал Волчок, а развеселившийся Зайчик кричал: бо-бо-бо!.. Фарфоровая Собачка громко лаяла, резиновая Кошечка ласково мяукала, а Медведь так притопывал ногой, что дрожал пол. Веселее всех
оказался серенький бабушкин Козлик. Он, во-первых, танцевал лучше всех, а потом так смешно потряхивал своей бородой и скрипучим
голосом ревел: мее-ке-ке!..
— Раз я и то промахнулся, рассказал сдуру одному партийному, а он, партийный-то,
оказалось, драмы, брат, писал, да и говорит мне: позвольте, я драму напишу… Др-р-раму, того-этого! Так он и сгинул, превратился в пар и исчез. Да,
голос… Но только с детства с самого тянуло меня к народу, сказано ведь: из земли вышел и в землю пойдешь…
«Да и потом нужно долго, — мысленно закончил Колесников, — нет, плохой ты атаман, ведешь без дороги, а сам, того гляди, в истерику… с другой же стороны, и хорошо, что так начал, сразу в омут». Но
оказалось, что Саша вел верно, и уже через пять минут засветлела опушка, и испуганный
голос окликнул...
— Если она точно неблагодарной дочерью
окажется, — промолвил хриплым
голосом Харлов, — так мне, кажется, легче будет ее из собственных рук убить!
По своему уму и особенно по своему богатейшему
голосу он смело мог рассчитывать на дьяконское место, но это заветное желание
оказалось решительно неосуществимым, потому что нет-нет Асклипиодот в чем-нибудь и попадет: подерется в пьяном виде, сгрубит попу, поколотит жену — словом, устроит что-нибудь самое неудобосказуемое, что начальство мотает себе на ус, а Асклипиодот сидит себе да сидит в дьячках.
Шервинский (у рояля). Ма-ма… миа… ми… Он далеко, он да… он далеко, он не узнает… Да… В бесподобном
голосе. Ехал к вам на извозчике, казалось, что и
голос сел, а сюда приезжаю —
оказывается, в
голосе.
Последние слова были сказаны гнусавым, почти плачущим
голосом, и всадник опять поднял руку с нагайкой. Лошадь под ним испуганно затопталась. Пеший спутник уклонился от удара. Наши ямщики сошли с санок и приняли участие в обсуждении положения.
Оказалось, что мы все заснули, лошади свернули к берегу. За нами потянулись случайные спутники, причем даже пеший проводник крупного незнакомца, очевидно, тоже заснул на ходу…
Да и, наконец, если обвинение
окажется несправедливым, что за беда; ей скажут: «Поди, голубушка, домой; видишь, какое счастие, что ты невинна!» А до какой степени все это вместе должно разбить, уничтожить оскорблением нежное существо — этого рассказать не могу; для этого надобно было видеть игру Анеты, видеть, как она, испуганная, трепещущая и оскорбленная, стояла при допросе; ее
голос и вид были громкий протест — протест, раздирающий душу, обличающий много нелепого на свете и в то же время умягченный какой-то теплой, кроткой женственностию, разливающей свой характер нежной грации на все ее движения, на все слова.
Против всего этого мы не думаем спорить; мы даже готовы прибавить, что во всех случаях, где нужно собирать
голоса и по ним узнавать общее мнение, в крестьянском сословии, вследствие его непривычки вести собственные дела по своему собственному желанию,
оказывается гораздо больше бестолковщины, чем где-либо.
Но вот опять все покойники
оказались живехоньки и зычным
голосом отозвались в третьей части «Очерков» и в других литературных произведениях последнего времени.
Недавно лечил я одну молодую женщину, жену чиновника. Муж ее, с нервным, интеллигентным лицом, с странно-тонким
голосом, перепуганный, приехал за мною и сообщил, что у жены его, кажется, дифтерит. Я осмотрел больную. У нее
оказалась фолликулярная жаба.
На правах большого и самого умного, Гриша забрал себе решающий
голос. Что он хочет, то и делают. Долго и тщательно проверяют Соню, и к величайшему сожалению ее партнеров
оказывается, что она не смошенничала. Начинается следующая партия.
Тогда звучит другой
голос, и тогда ад
оказывается понятным, он дан в человеческом опыте.
— Ну, так что же Тася? — произнесла негодующим
голосом Тарочка. — Твоя Тася
оказалась очень дурной девчонкой! И я ничуть не жалею, что она наказана. Я до сих пор считала ее доброй девочкой и только большой шалуньей и охотно дружила с ней, a теперь вижу, что она нехорошая, дурная. Подставить исподтишка ножку — это уже не шалость, a злость, она просто злючка, твоя Тася.
Оказалось, это и есть комендант. Но адъютант попросил еще немножко подождать. Ждали долго. За дверью номера слышались грозные, раскатывающиеся крики, робкий
голос что-то отвечал.
С первых ее слов, когда она начала репетировать (а играла она в полную игру), ее задушевный
голос и какая-то прозрачная искренность тона показали мне, как она подходит к лицу героини драмы и какая вообще эта натура для исполнения не условной театральной «ingenue», а настоящей девической «наивности», то есть чистоты и правды той юной души, которая
окажется способной проявить и всю гамму тяжелых переживаний, всю трепетность тех нравственных запросов, какие трагически доводят ее до ухода из жизни.
— Не зна-аю! — с вызовом возразила Нинка, а в глазах были тоска и страдание. — А одно я хорошо знаю: партиец ты, комсомолец, — а должен шевелить собственными мозгами и справляться с собственным душевным
голосом. Только тогда
окажешься и хорошим партийцем. Иначе ты — разменная монета, собственной цены никакой в тебе нет. Только всего и свету, что в окошке? Так всегда черногряжский райком и должен быть правым? Бороться нужно, Юрка, отстаивать свое, не сдаваться по первому окрику.
По сборе
голосов большинство
оказалось за войну.
Еще на дворе были слышны пьяные
голоса, звон посуды.
Оказывается, у Шерстобитова в комнате пьянка. К нему я не пошла, сидела у Женьки. Мимо нас тяжело топали нетвердою поступью. Ребят рвало в коридоре, и они снова шли пить.
Полина и Валя нехотя выдвинули ящики своих столов, развернули вынутые из них тетрадки, причем тетрадь Полины
оказалась вся зарисованная женскими и мужскими профилями, a Валина щедро испещрена кляксами всевозможных величин. Даша снова сделала вид, что не замечает рисунков и пятен и, дав детям время приготовиться, четким и ясным
голосом начала диктовать по книге, изредка заглядывая в тетради сестричек.
Выстрелы не повторялись; все было тихо. Конечно, Марс не вынимал еще грозного меча из ножен? не скрылся ли он в засаде, чтобы лучше напасть на важную добычу свою? не хочет ли, вместо железа или огня, употребить силки татарские? Впрочем, пора бы уж чему-нибудь
оказаться! — и
оказалось. Послышались
голоса, но это были
голоса приятельские, именно цейгмейстеров и Фрицев. Первый сердился, кричал и даже грозился выколотить душу из тела бедного возничего; второй оправдывался, просил помилования и звал на помощь.