Неточные совпадения
Не
говоря уже о том, что редкий из них способен был помнить оскорбление и более тяжкое, чем перенесенное Лонгреном, и горевать так сильно, как горевал он до конца жизни о Мери, — им было отвратительно,
непонятно, поражало их, что Лонгрен молчал.
Стоя, он
говорил наиболее
непонятно, многословно, вызывая досаду.
— Нет, но… Как
непонятно все, Клим, милый, — шептала она, закрыв глаза. — Как
непонятно прекрасное… Ведь было потрясающе прекрасно, да? А потом он… потом мы ели поросенка,
говоря о Христе…
У него была привычка беседовать с самим собою вслух. Нередко, рассказывая историю, он задумывался на минуту, на две, а помолчав, начинал
говорить очень тихо и
непонятно. В такие минуты Дронов толкал Клима ногою и, подмигивая на учителя левым глазом, более беспокойным, чем правый, усмехался кривенькой усмешкой; губы Дронова были рыбьи, тупые, жесткие, как хрящи. После урока Клим спрашивал...
Ее слова о духе и вообще все, что она, в разное время,
говорила ему о своих взглядах на религию, церковь, — было
непонятно, неинтересно и не удерживалось в его памяти.
Изредка Дронов ставил вопросы социального характера, но учитель или не отвечал ему, или
говорил нехотя и
непонятно. Из всех его речей Клим запомнил лишь одно суждение...
Но иногда рыжий пугал его: забывая о присутствии ученика, он
говорил так много, долго и
непонятно, что Климу нужно было кашлянуть, ударить каблуком в пол, уронить книгу и этим напомнить учителю о себе. Однако и шум не всегда будил Томилина, он продолжал
говорить, лицо его каменело, глаза напряженно выкатывались, и Клим ждал, что вот сейчас Томилин закричит, как жена доктора...
Самгин слушал, улыбаясь и не находя нужным возражать Кумову. Он — пробовал и убедился, что это бесполезно: выслушав его доводы, Кумов продолжал
говорить свое, как человек, несокрушимо верующий, что его истина — единственная. Он не сердился, не обижался, но иногда слова так опьяняли его, что он начинал
говорить как-то судорожно и уже совершенно
непонятно; указывая рукой в окно, привстав, он
говорил с восторгом, похожим на страх...
— «Война тянется, мы все пятимся и к чему придем — это
непонятно. Однако поговаривают, что солдаты сами должны кончить войну. В пленных есть такие, что
говорят по-русски. Один фабричный работал в Питере четыре года, он прямо доказывал, что другого средства кончить войну не имеется, ежели эту кончат, все едино другую начнут. Воевать выгодно, военным чины идут, штатские деньги наживают. И надо все власти обезоружить, чтобы утверждать жизнь всем народом согласно и своею собственной рукой».
— Даже. И преступно искусство, когда оно изображает мрачными красками жизнь демократии. Подлинное искусство — трагично. Трагическое создается насилием массы в жизни, но не чувствуется ею в искусстве. Калибану Шекспира трагедия не доступна. Искусство должно быть более аристократично и
непонятно, чем религия. Точнее: чем богослужение. Это — хорошо, что народ не понимает латинского и церковнославянского языка. Искусство должно
говорить языком непонятным и устрашающим. Я одобряю Леонида Андреева.
Я, конечно,
говорил хорошо, хотя и знал, что для них почти
непонятно.
Голубчики мои, — дайте я вас так назову — голубчиками, потому что вы все очень похожи на них, на этих хорошеньких сизых птичек, теперь, в эту минуту, как я смотрю на ваши добрые, милые лица, — милые мои деточки, может быть, вы не поймете, что я вам скажу, потому что я
говорю часто очень
непонятно, но вы все-таки запомните и потом когда-нибудь согласитесь с моими словами.
Шептали что-то
непонятноУста холодные мои,
И дрожь по телу пробегала,
Мне кто-то
говорил укор,
К груди рыданье подступало,
Мешался ум, мутился взор,
И кровь по жилам стыла, стыла…
Дуняша. Не знаю уж как… Человек он смирный, а только иной раз как начнет
говорить, ничего не поймешь. И хорошо, и чувствительно, только
непонятно. Мне он как будто и нравится. Он меня любит безумно. Человек он несчастливый, каждый день что-нибудь. Его так и дразнят у нас: двадцать два несчастья…
Она стала что-то
говорить быстро,
непонятно; Максимов, прищурясь, наклонился ко мне и сказал...
Долго
говорила что-то тихо, строго и
непонятно, потом встала и начала ходить, стукая пальцами о подбородок, двигая густыми бровями.
Весь день в доме было нехорошо, боязно; дед и бабушка тревожно переглядывались,
говорили тихонько и
непонятно, краткими словами, которые еще более сгущали тревогу.
Мне его жалко было, я даже поплакал тихонько о нем; нежным он был, возьмет меня за уши и
говорит ласково про что-то свое, и
непонятно, а хорошо!
Говорить о всеобщей любви, восторгаться общечеловеческими вопросами и в то же время делать преступления против любви и не замечать их, —
непонятно!
Нет сомнения, что я не люблю этих сходов; нет сомнения, что там только руками махают, а
говорят так грубо и
непонятно, что даже неприятно слушать.
К Клещову он относился
непонятно: слушал его песни с явным наслаждением, даже иногда с ласковой улыбкой, но не знакомился с ним и
говорил о нем грубо, презрительно...
Он вплоть до ужина беспокойно и несвойственно ему вертелся на табурете, играл пальцами и
непонятно говорил о демоне, о женщинах и Еве, о рае и о том, как грешили святые.
Эти словечки и то, что он учился в академии, заставляли меня думать, что он знает много, и было очень обидно, что он не хочет ни о чем
говорить, а если
говорит, то
непонятно. А может быть, я не умел спросить его?
Но и сошествие святого духа надо было подтвердить для тех, которые не видали огненных языков (хотя и
непонятно, почему огненный язык, зажегшийся над головой человека, показывает, что то, что будет
говорить этот человек, — несомненная правда), и понадобились еще чудеса и исцеления, воскресения, умерщвления и все те соблазнительные чудеса, которыми наполнены Деяния и которые не только никогда не могут убедить в истинности христианского учения, но могут только оттолкнуть от него.
Совесть ли, Вершина ли сидела против нее и
говорила что-то скоро и отчетливо, но
непонятно, и курила чем-то чужепахучим, решительная, тихая, требующая, чтобы все было, как она хочет. Марта хотела посмотреть прямо в глаза этой докучной посетительнице, но почему-то не могла, — та странно улыбалась, ворчала, и глаза ее убегали куда-то и останавливались на далеких, неведомых предметах, на которые Марте страшно было глядеть…
Говорил он много, уверенно и
непонятно, часто закрывал глаза и чертил пальцем в воздухе какие-то знаки и вдруг, положив палец на переносье, задумывался.
И было
непонятно, как это можно
говорить о чем-нибудь и смеяться, когда умерла мама.
— Для меня то, что вы
говорите,
непонятно, — сказал он, подходя к ней. — Я вырос в среде, где трудятся каждый день, все без исключения, и мужчины и женщины.
Лунёв, сидя в своей комнате, внимательно вслушивался: что они
говорят о жизни? То, что он слышал, было
непонятно ему. Казалось, что эти люди всё решили, всё знают и строго осудили всех людей, которые живут иначе, чем они.
— За ваше здоровье, голубчик! — сказал он Зинаиде Федоровне и выпил рюмку водки. — Моя маленькая, ваша крестница, кланяется вам. Бедняжка, у нее золотушка! Ах, дети, дети! — вздохнул он. — Что ни
говорите, кума, а приятно быть отцом. Жоржиньке
непонятно это чувство.
— Это всё сожительница моя мудрила, —
говорил он, раздеваясь. — Ушла, сволочь, один жандарм, вахмистр, сманил.
Непонятно мне — вдовый он, седой, а она — молодая, на мужчину жадная, однако — ушла! Это уж третья уходит. Давай, ляжем спать…
Глумова. Даже
непонятно. Дядюшка,
говорит, такой умный, такой умный, а тетушка,
говорит, ангел, ангел, да…
— Ну, а вообрази, что мне это
непонятно, и
говори толком: чем он от других рознится?
Обыкновенно раньше всех просыпался Иван Иваныч и тотчас же подходил к Тетке или к коту, выгибал шею и начинал
говорить о чем-то горячо и убедительно, но по-прежнему
непонятно.
Волынцев и к утру не повеселел. Он хотел было после чаю отправиться на работы, но остался, лег на диван и принялся читать книгу, что с ним случалось не часто. Волынцев к литературе влечения не чувствовал, а стихов просто боялся. «Это
непонятно, как стихи», —
говаривал он и, в подтверждение слов своих, приводил следующие строки поэта Айбулата...
Но немного выпил и, отказываясь, стиснул зубы; потом просил есть и опять пить и от всего отказывался. Волновался все сильнее и слабо перебирал пальцами, — ему же казалось, что он бежит, прыгает, вертится и падает, сильно размахивает руками. Бормотал еле слышно и
непонятно, — а ему казалось, что он
говорит громко и сильно, свободно спорит и смеется над ответами. Прислонился к горячей печке спиною, приятно заложил нога за ногу и
говорит, тихо и красиво поводя рукою...
— И вот мне
непонятно, как вы можете писать, если вы не умеете даже
говорить по-русски. Что это за «пара минуточек» и «за кур»? Вы, вероятно, хотели спросить «насчет кур»?
Говорят, что кажется страшным только то, что
непонятно.
Жили Артамоновы ни с кем не знакомясь, хозяйство их вела толстая старуха, вся в чёрном, она повязывала голову чёрным платком так, что, концы его торчали рогами,
говорила каким-то мятым языком, мало и
непонятно, точно не русская; от неё ничего нельзя было узнать об Артамоновых.
Воодушевление пекаря было
непонятно мне и раздражало меня — я уже имел достаточно оснований думать и
говорить о хозяевах иначе.
Мы со Ксеньей
Об этом долго толковали; горько
Казалося и
непонятно нам,
Что ты, отец, который столько раз
Нам
говорил: я лишь дела караю,
Но ни во чью не вмешиваюсь мысль, —
Что начал ты доискиваться мыслей,
Что ты за мысль, за слово посылаешь
Людей на казнь!
Софья. Теперь всё изменилось, стало
непонятно и угрожает. О тебе
говорят ужасно… Ты хуже, чем злой.
— По таким своим ласковым поступкам и начала она, эта англичанка,
говорить что-то такое своему мужу по-ихнему, нам
непонятно, но только слышно по голосу, что, верно, за нас просит.
— Ни с девками ты, ни куда! — задумчиво продолжал старик. — Оно хорошо, конечно. И вина не пьёшь, и грамотен, книжки эти у тебя — я ничего не
говорю! Однако —
непонятно, — парень такой здоровый…
— Я тебя не понимаю, Иуда. Ты
говоришь очень
непонятно. Кто обманывает Иуду? Кто прав?
А мне теперь, когда я стал старше, уже
непонятно, зачем я
говорил те слова, для чего шутил…
Эх!
говорю я хитро,
непонятно!
Знайте и верьте, друзья: благодатна...
— Это, —
говорила няня, — по твоему возрасту
непонятно, но было это самое ужасное, особенно для меня, потому что я об Аркадии мечтала. Я и начала плакать. Серьги бросила на стол, а сама плачу и как вечером представлять буду, того уже и подумать не могу.
Что трогало его в этой истории, так и осталось неизвестным, так как
говорил он очень тихо и
непонятно, закругляя слова и скрадывая окончания, но сам он, видимо, был в восторге, размахивал правой рукой и вращал правым глазом — левая сторона тела была у него парализована.
«Проклятые вы»,
говорит, — и опять по-своему заговорила,
непонятно.