Неточные совпадения
Гаврило Афанасьевич
Из тарантаса выпрыгнул,
К крестьянам подошел:
Как лекарь, руку каждому
Пощупал, в лица
глянул им,
Схватился за бока
И покатился со смеху…
«Ха-ха! ха-ха! ха-ха! ха-ха!»
Здоровый смех помещичий
По утреннему воздуху
Раскатываться стал…
Придет,
глядит начальником
(Горда свинья: чесалася
О барское крыльцо!),
Кричит: «Приказ
по вотчине!»
Ну, слушаем приказ:
«Докладывал я барину,
Что у вдовы Терентьевны
Избенка развалилася,
Что баба побирается
Христовым подаянием,
Так барин приказал...
Дворовый, что у барина
Стоял за стулом с веткою,
Вдруг всхлипнул! Слезы катятся
По старому лицу.
«Помолимся же Господу
За долголетье барина!» —
Сказал холуй чувствительный
И стал креститься дряхлою,
Дрожащею рукой.
Гвардейцы черноусые
Кисленько как-то
глянулиНа верного слугу;
Однако — делать нечего! —
Фуражки сняли, крестятся.
Перекрестились барыни.
Перекрестилась нянюшка,
Перекрестился Клим…
С ребятами, с дево́чками
Сдружился, бродит
по лесу…
Недаром он бродил!
«Коли платить не можете,
Работайте!» — А в чем твоя
Работа? — «Окопать
Канавками желательно
Болото…» Окопали мы…
«Теперь рубите лес…»
— Ну, хорошо! — Рубили мы,
А немчура показывал,
Где надобно рубить.
Глядим: выходит просека!
Как просеку прочистили,
К болоту поперечины
Велел
по ней возить.
Ну, словом: спохватились мы,
Как уж дорогу сделали,
Что немец нас поймал!
С ним случай был: картиночек
Он сыну накупил,
Развешал их
по стеночкам
И сам не меньше мальчика
Любил на них
глядеть.
У каждого крестьянина
Душа что туча черная —
Гневна, грозна, — и надо бы
Громам греметь оттудова,
Кровавым лить дождям,
А все вином кончается.
Пошла
по жилам чарочка —
И рассмеялась добрая
Крестьянская душа!
Не горевать тут надобно,
Гляди кругом — возрадуйся!
Ай парни, ай молодушки,
Умеют погулять!
Повымахали косточки,
Повымотали душеньку,
А удаль молодецкую
Про случай сберегли!..
План был начертан обширный. Сначала направиться в один угол выгона; потом, перерезав его площадь поперек, нагрянуть в другой конец; потом очутиться в середине, потом ехать опять
по прямому направлению, а затем уже куда глаза
глядят. Везде принимать поздравления и дары.
По плечам рассыпались русые, почти пепельные кудри, из-под маски
глядели голубые глаза, а обнаженный подбородок обнаруживал существование ямочки, в которой, казалось, свил свое гнездо амур.
На другой день, проснувшись рано, стали отыскивать"языка". Делали все это серьезно, не моргнув. Привели какого-то еврея и хотели сначала повесить его, но потом вспомнили, что он совсем не для того требовался, и простили. Еврей, положив руку под стегно, [Стегно́ — бедро.] свидетельствовал, что надо идти сначала на слободу Навозную, а потом кружить
по полю до тех пор, пока не явится урочище, называемое Дунькиным вра́гом. Оттуда же, миновав три повёртки, идти куда глаза
глядят.
Теперь, когда он не мешал ей, она знала, что делать, и, не
глядя себе под ноги и с досадой спотыкаясь
по высоким кочкам и попадая в воду, но справляясь гибкими, сильными ногами, начала круг, который всё должен был объяснить ей.
Через три минуты, не
глядя на часы, чтобы не растравлять раны, Левин бегом бежал
по коридору.
Пожимаясь от холода, Левин быстро шел,
глядя на землю. «Это что? кто-то едет», подумал он, услыхав бубенцы, и поднял голову. В сорока шагах от него, ему навстречу,
по той большой дороге-муравке,
по которой он шел, ехала четверней карета с важами. Дышловые лошади жались от колей на дышло, но ловкий ямщик, боком сидевший на козлах, держал дышлом
по колее, так что колеса бежали
по гладкому.
— Кити! я мучаюсь. Я не могу один мучаться, — сказал он с отчаянием в голосе, останавливаясь пред ней и умоляюще
глядя ей в глаза. Он уже видел
по ее любящему правдивому лицу, что ничего не может выйти из того, что он намерен был сказать, но ему всё-таки нужно было, чтоб она сама разуверила его. — Я приехал сказать, что еще время не ушло. Это всё можно уничтожить и поправить.
— Какой опыт? столы вертеть? Ну, извините меня, дамы и господа, но,
по моему, в колечко веселее играть, — сказал старый князь,
глядя на Вронского и догадываясь, что он затеял это. — В колечке еще есть смысл.
С чувством усталости и нечистоты, производимым ночью в вагоне, в раннем тумане Петербурга Алексей Александрович ехал
по пустынному Невскому и
глядел пред собою, не думая о том, что ожидало его.
Вронскому
по крайней мере показалось, что она поняла всё, что он теперь,
глядя на нее, чувствовал.
Левин положил брата на спину, сел подле него и не дыша
глядел на его лицо. Умирающий лежал, закрыв глаза, но на лбу его изредка шевелились мускулы, как у человека, который глубоко и напряженно думает. Левин невольно думал вместе с ним о том, что такое совершается теперь в нем, но, несмотря на все усилия мысли, чтоб итти с ним вместе, он видел
по выражению этого спокойного строгого лица и игре мускула над бровью, что для умирающего уясняется и уясняется то, что всё так же темно остается для Левина.
Когда встали из-за стола, Левину хотелось итти за Кити в гостиную; но он боялся, не будет ли ей это неприятно
по слишком большой очевидности его ухаживанья за ней. Он остался в кружке мужчин, принимая участие в общем разговоре, и, не
глядя на Кити, чувствовал ее движения, ее взгляды и то место, на котором она была в гостиной.
Он думал это и вместе с тем
глядел на часы, чтобы расчесть, сколько обмолотят в час. Ему нужно было это знать, чтобы, судя
по этому, задать урок на день.
И ее закопают, и пегого мерина этого очень скоро, — думал он,
глядя на тяжело носящую брюхом и часто дышащую раздутыми ноздрями лошадь, переступающую
по двигающемуся из-под нее наклонному колесу.
«Да, надо опомниться и обдумать, — думал он, пристально
глядя на несмятую траву, которая была перед ним, и следя за движениями зеленой букашки, поднимавшейся
по стеблю пырея и задерживаемой в своем подъеме листом снытки. — Всё сначала, — говорил он себе, отворачивая лист снытки, чтобы он не мешал букашке, и пригибая другую траву, чтобы букашка перешла на нее. — Что радует меня? Что я открыл?»
(Я лечил ее, когда на пожаре на нее упала матица)», думал он,
глядя на худую бабу, которая, двигая граблями зерно, напряженно ступала чернозагорелыми босыми ногами
по неровному жесткому току.
Две горничные, ходившие
по платформе, загнули назад головы,
глядя на нее, что-то соображая вслух о ее туалете: «настоящие», сказали они о кружеве, которое было на ней.
— Вот неразлучные, — прибавил Яшвин, насмешливо
глядя на двух офицеров, которые выходили в это время из комнаты. И он сел подле Вронского, согнув острыми углами свои слишком длинные
по высоте стульев стегна и голени в узких рейтузах. — Что ж ты вчера не заехал в красненский театр? — Нумерова совсем недурна была. Где ты был?
— И
по делом мне, и
по делом мне! — быстро заговорила Кити, схватывая зонтик из рук Вареньки и
глядя мимо глаз своего друга.
Он иногда
по получасу молча
глядел на спящее шафранно-красное, пушистое и сморщенное личико ребенка и наблюдал за движениями хмурящегося лба и за пухлыми рученками с подвернутыми пальцами, которые задом ладоней терли глазенки и переносицу.
Девочка, сидя у стола, упорно и крепко хлопала
по нем пробкой и бессмысленно
глядела на мать двумя смородинами — черными глазами.
Это была г-жа Шталь. Сзади её стоял мрачный здоровенный работник Немец, катавший её. Подле стоял белокурый шведский граф, которого знала
по имени Кити. Несколько человек больных медлили около колясочки,
глядя на эту даму, как на что-то необыкновенное.
Итак, я начал рассматривать лицо слепого; но что прикажете прочитать на лице, у которого нет глаз? Долго я
глядел на него с невольным сожалением, как вдруг едва приметная улыбка пробежала
по тонким губам его, и, не знаю отчего, она произвела на меня самое неприятное впечатление. В голове моей родилось подозрение, что этот слепой не так слеп, как оно кажется; напрасно я старался уверить себя, что бельмы подделать невозможно, да и с какой целью? Но что делать? я часто склонен к предубеждениям…
Лошади были уже заложены; колокольчик
по временам звенел под дугою, и лакей уже два раза подходил к Печорину с докладом, что все готово, а Максим Максимыч еще не являлся. К счастию, Печорин был погружен в задумчивость,
глядя на синие зубцы Кавказа, и, кажется, вовсе не торопился в дорогу. Я подошел к нему.
У подошвы этого возвышения, и частию
по самому скату, темнели вдоль и поперек серенькие бревенчатые избы, которые герой наш, неизвестно
по каким причинам, в ту же минуту принялся считать и насчитал более двухсот; нигде между ними растущего деревца или какой-нибудь зелени; везде
глядело только одно бревно.
Иногда,
глядя с крыльца на двор и на пруд, говорил он о том, как бы хорошо было, если бы вдруг от дома провести подземный ход или чрез пруд выстроить каменный мост, на котором бы были
по обеим сторонам лавки, и чтобы в них сидели купцы и продавали разные мелкие товары, нужные для крестьян.
Заманчиво мелькали мне издали сквозь древесную зелень красная крыша и белые трубы помещичьего дома, и я ждал нетерпеливо, пока разойдутся на обе стороны заступавшие его сады и он покажется весь с своею, тогда, увы! вовсе не пошлою, наружностью; и
по нем старался я угадать, кто таков сам помещик, толст ли он, и сыновья ли у него, или целых шестеро дочерей с звонким девическим смехом, играми и вечною красавицей меньшею сестрицей, и черноглазы ли они, и весельчак ли он сам или хмурен, как сентябрь в последних числах,
глядит в календарь да говорит про скучную для юности рожь и пшеницу.
Это был человек лет под сорок, бривший бороду, ходивший в сюртуке и, по-видимому, проводивший очень покойную жизнь, потому что лицо его
глядело какою-то пухлою полнотою, а желтоватый цвет кожи и маленькие глаза показывали, что он знал слишком хорошо, что такое пуховики и перины.
— И такой скверный анекдот, что сена хоть бы клок в целом хозяйстве! — продолжал Плюшкин. — Да и в самом деле, как прибережешь его? землишка маленькая, мужик ленив, работать не любит, думает, как бы в кабак… того и
гляди, пойдешь на старости лет
по миру!
Кажется, как будто ее мало заботило то, о чем заботятся, или оттого, что всепоглощающая деятельность мужа ничего не оставила на ее долю, или оттого, что она принадлежала,
по самому сложению своему, к тому философическому разряду людей, которые, имея и чувства, и мысли, и ум, живут как-то вполовину, на жизнь
глядят вполглаза и, видя возмутительные тревоги и борьбы, говорят: «<Пусть> их, дураки, бесятся!
То направлял он прогулку свою
по плоской вершине возвышений, в виду расстилавшихся внизу долин,
по которым повсюду оставались еще большие озера от разлития воды; или же вступал в овраги, где едва начинавшие убираться листьями дерева отягчены птичьими гнездами, — оглушенный карканьем ворон, разговорами галок и граньями грачей, перекрестными летаньями, помрачавшими небо; или же спускался вниз к поемным местам и разорванным плотинам —
глядеть, как с оглушительным шумом неслась повергаться вода на мельничные колеса; или же пробирался дале к пристани, откуда неслись, вместе с течью воды, первые суда, нагруженные горохом, овсом, ячменем и пшеницей; или отправлялся в поля на первые весенние работы
глядеть, как свежая орань черной полосою проходила
по зелени, или же как ловкий сеятель бросал из горсти семена ровно, метко, ни зернышка не передавши на ту или другую сторону.
Подошедши к окну, он начал рассматривать бывшие перед ним виды: окно
глядело едва ли не в курятник;
по крайней мере, находившийся перед ним узенький дворик весь был наполнен птицами и всякой домашней тварью.
Во время покосов не
глядел он на быстрое подыманье шестидесяти разом кос и мерное с легким шумом паденье под ними рядами высокой травы; он
глядел вместо того на какой-нибудь в стороне извив реки,
по берегам которой ходил красноносый, красноногий мартын — разумеется, птица, а не человек; он
глядел, как этот мартын, поймав рыбу, держал ее впоперек в носу, как бы раздумывая, глотать или не глотать, и
глядя в то же время пристально вздоль реки, где в отдаленье виден был другой мартын, еще не поймавший рыбы, но глядевший пристально на мартына, уже поймавшего рыбу.
Да ты смотри себе под ноги, а не
гляди в потомство; хлопочи о том, чтобы мужика сделать достаточным да богатым, да чтобы было у него время учиться
по охоте своей, а не то что с палкой в руке говорить: «Учись!» Черт знает, с которого конца начинают!..
Потянувши впросонках весь табак к себе со всем усердием спящего, он пробуждается, вскакивает,
глядит, как дурак, выпучив глаза, во все стороны, и не может понять, где он, что с ним было, и потом уже различает озаренные косвенным лучом солнца стены, смех товарищей, скрывшихся
по углам, и глядящее в окно наступившее утро, с проснувшимся лесом, звучащим тысячами птичьих голосов, и с осветившеюся речкою, там и там пропадающею блещущими загогулинами между тонких тростников, всю усыпанную нагими ребятишками, зазывающими на купанье, и потом уже наконец чувствует, что в носу у него сидит гусар.
На грудь кладет тихонько руку
И падает. Туманный взор
Изображает смерть, не муку.
Так медленно
по скату гор,
На солнце искрами блистая,
Спадает глыба снеговая.
Мгновенным холодом облит,
Онегин к юноше спешит,
Глядит, зовет его… напрасно:
Его уж нет. Младой певец
Нашел безвременный конец!
Дохнула буря, цвет прекрасный
Увял на утренней заре,
Потух огонь на алтаре!..
Глядишь — и площадь запестрела.
Всё оживилось; здесь и там
Бегут за делом и без дела,
Однако больше
по делам.
Дитя расчета и отваги,
Идет купец взглянуть на флаги,
Проведать, шлют ли небеса
Ему знакомы паруса.
Какие новые товары
Вступили нынче в карантин?
Пришли ли бочки жданных вин?
И что чума? и где пожары?
И нет ли голода, войны
Или подобной новизны?
Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен человек; когда на пожарищах, в виду грозных соседей и вечной опасности, селился он и привыкал
глядеть им прямо в очи, разучившись знать, существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский дух и завелось козачество — широкая, разгульная замашка русской природы, — и когда все поречья, перевозы, прибрежные пологие и удобные места усеялись козаками, которым и счету никто не ведал, и смелые товарищи их были вправе отвечать султану, пожелавшему знать о числе их: «Кто их знает! у нас их раскидано
по всему степу: что байрак, то козак» (что маленький пригорок, там уж и козак).
Рассмотрев без церемонии г-на Лужина, Раскольников ядовито улыбнулся, снова опустился на подушку и стал по-прежнему
глядеть в потолок.
Сказав это, он вдруг смутился и побледнел: опять одно недавнее ужасное ощущение мертвым холодом прошло
по душе его; опять ему вдруг стало совершенно ясно и понятно, что он сказал сейчас ужасную ложь, что не только никогда теперь не придется ему успеть наговориться, но уже ни об чем больше, никогда и ни с кем, нельзя ему теперь говорить. Впечатление этой мучительной мысли было так сильно, что он, на мгновение, почти совсем забылся, встал с места и, не
глядя ни на кого, пошел вон из комнаты.
— Что угодно? — строго произнесла старушонка, войдя в комнату и по-прежнему становясь прямо перед ним, чтобы
глядеть ему прямо в лицо.
Соня в изумлении смотрела на него. Странен показался ей этот тон; холодная дрожь прошла было
по ее телу, но чрез минуту она догадалась, что и тон и слова эти — все было напускное. Он и говорил-то с нею,
глядя как-то в угол и точно избегая заглянуть ей прямо в лицо.
Я, знаете, труслив-с, поехал намедни к Б—ну, — каждого больного minimum
по получасу осматривает; так даже рассмеялся, на меня
глядя: и стукал, и слушал, — вам, говорит, между прочим, табак не годится; легкие расширены.
Порфирий вышел, как-то согнувшись и как бы избегая
глядеть на Раскольникова. Раскольников подошел к окну и с раздражительным нетерпением выжидал время, когда,
по расчету, тот выйдет на улицу и отойдет подальше. Затем поспешно вышел и сам из комнаты.