Неточные совпадения
Фюрст Щербацкий замт гемалин унд тохтэр, [
Князь Щербацкий с женой и дочерью,] и по
квартире, которую заняли, и по имени, и по знакомым, которых они нашли, тотчас же кристаллизовались
в свое определенное и предназначенное им место.
«Она —
в Царское и, уж разумеется, к старому
князю, а брат ее осматривает мою
квартиру! Нет, этого не будет! — проскрежетал я, — а если тут и
в самом деле какая-нибудь мертвая петля, то я защищу „бедную женщину“!»
— Кому? Ха-ха-ха! А скандал, а письмо покажем
князю! Где отберут? Я не держу документов
в квартире. Я покажу
князю через третье лицо. Не упрямьтесь, барыня, благодарите, что я еще не много прошу, другой бы, кроме того, попросил еще услуг… знаете каких…
в которых ни одна хорошенькая женщина не отказывает, при стеснительных обстоятельствах, вот каких… Хе-хе-хе! Vous êtes belle, vous! [Вы же красивая женщина! (франц.)]
Два слова, чтоб не забыть:
князь жил тогда
в той же
квартире, но занимал ее уже почти всю; хозяйка
квартиры, Столбеева, пробыла лишь с месяц и опять куда-то уехала.
Было, я думаю, около половины одиннадцатого, когда я, возбужденный и, сколько помню, как-то странно рассеянный, но с окончательным решением
в сердце, добрел до своей
квартиры. Я не торопился, я знал уже, как поступлю. И вдруг, едва только я вступил
в наш коридор, как точас же понял, что стряслась новая беда и произошло необыкновенное усложнение дела: старый
князь, только что привезенный из Царского Села, находился
в нашей
квартире, а при нем была Анна Андреевна!
Князь Сережа (то есть
князь Сергей Петрович, так и буду его называть) привез меня
в щегольской пролетке на свою
квартиру, и первым делом я удивился великолепию его
квартиры.
Вдруг однажды Николай Семенович, возвратясь домой, объявил мне (по своему обыкновению, кратко и не размазывая), чтобы я сходил завтра на Мясницкую,
в одиннадцать часов утра,
в дом и
квартиру князя В—ского, и что там приехавший из Петербурга камер-юнкер Версилов, сын Андрея Петровича, и остановившийся у товарища своего по лицею,
князя В—ского, вручит мне присланную для переезда сумму.
Рано утром, еще, может быть,
в восемь часов, Татьяна Павловна прилетела
в мою
квартиру, то есть к Петру Ипполитовичу, все еще надеясь застать там
князя, и вдруг узнала о всех вчерашних ужасах, а главное, о том, что я был арестован.
Читатель поймет теперь, что я, хоть и был отчасти предуведомлен, но уж никак не мог угадать, что завтра или послезавтра найду старого
князя у себя на
квартире и
в такой обстановке. Да и не мог бы я никак вообразить такой дерзости от Анны Андреевны! На словах можно было говорить и намекать об чем угодно; но решиться, приступить и
в самом деле исполнить — нет, это, я вам скажу, — характер!
В первый раз молодой Версилов приезжал с сестрой, с Анной Андреевной, когда я был болен; про это я слишком хорошо помнил, равно и то, что Анна Андреевна уже закинула мне вчера удивительное словечко, что, может быть, старый
князь остановится на моей
квартире… но все это было так сбито и так уродливо, что я почти ничего не мог на этот счет придумать.
Я прямо пришел
в тюрьму
князя. Я уже три дня как имел от Татьяны Павловны письмецо к смотрителю, и тот принял меня прекрасно. Не знаю, хороший ли он человек, и это, я думаю, лишнее; но свидание мое с
князем он допустил и устроил
в своей комнате, любезно уступив ее нам. Комната была как комната — обыкновенная комната на казенной
квартире у чиновника известной руки, — это тоже, я думаю, лишнее описывать. Таким образом, с
князем мы остались одни.
— Ее
квартира, вся
квартира ее уже целый год.
Князь только что приехал, у ней и остановился. Да и она сама всего только четыре дня
в Петербурге.
Но зачем же, спросят, ко мне на
квартиру? Зачем перевозить
князя в жалкие наши каморки и, может быть, испугать его нашею жалкою обстановкой? Если уж нельзя было
в его дом (так как там разом могли всему помешать), то почему не на особую «богатую»
квартиру, как предлагал Ламберт? Но тут-то и заключался весь риск чрезвычайного шага Анны Андреевны.
Рагожинские приехали одни, без детей, — детей у них было двое: мальчик и девочка, — и остановились
в лучшем номере лучшей гостиницы. Наталья Ивановна тотчас же поехала на старую
квартиру матери, но, не найдя там брата и узнав от Аграфены Петровны, что он переехал
в меблированные комнаты, поехала туда. Грязный служитель, встретив ее
в темном, с тяжелым запахом, днем освещавшемся коридоре, объявил ей, что
князя нет дома.
В квартире номер сорок пять во дворе жил хранитель дома с незапамятных времен. Это был квартальный Карасев, из бывших городовых, любимец генерал-губернатора
князя В. А. Долгорукова, при котором он состоял неотлучным не то вестовым, не то исполнителем разных личных поручений. Полиция боялась Карасева больше, чем самого
князя, и потому
в дом Олсуфьева, что бы там ни делалось, не совала своего носа.
На этот раз не только не отворили у Рогожина, но не отворилась даже и дверь
в квартиру старушки.
Князь сошел к дворнику и насилу отыскал его на дворе; дворник был чем-то занят и едва отвечал, едва даже глядел, но все-таки объявил положительно, что Парфен Семенович «вышел с самого раннего утра, уехал
в Павловск и домой сегодня не будет».
— Вы имеете свою
квартиру,
в Павловске, у… У дочери вашей… — проговорил
князь, не зная что сказать. Он вспомнил, что ведь генерал пришел за советом по чрезвычайному делу, от которого зависит судьба его.
Он воротился смущенный, задумчивый; тяжелая загадка ложилась ему на душу, еще тяжелее, чем прежде. Мерещился и
князь… Он до того забылся, что едва разглядел, как целая рогожинская толпа валила мимо его и даже затолкала его
в дверях, наскоро выбираясь из
квартиры вслед за Рогожиным. Все громко,
в голос, толковали о чем-то. Сам Рогожин шел с Птицыным и настойчиво твердил о чем-то важном и, по-видимому, неотлагательном.
Но
в тот же вечер, когда
князь на минуту зашел к Ипполиту, капитанша, только что возвратившаяся из города, куда ездила по каким-то своим делишкам, рассказала, что к ней
в Петербурге заходил сегодня на
квартиру Рогожин и расспрашивал о Павловске.
Видите, я с вами совершенно просто; надеюсь, Ганя, ты ничего не имеешь против помещения
князя в вашей
квартире?
Наконец, когда, уже взойдя
в бельэтаж, остановились направо против двери одной богатой
квартиры, и генерал взялся за ручку колокольчика,
князь решился окончательно убежать; но одно странное обстоятельство остановило его на минуту...
Было уже около одиннадцати часов, когда
князь позвонил
в квартиру генерала.
Тогда
князь сзывал к кому-нибудь из товарищей (у него никогда не было своей
квартиры) всех близких друзей и земляков и устраивал такое пышное празднество, — по-кавказски «той», — на котором истреблялись дотла дары плодородной Грузии, на котором пели грузинские песни и, конечно,
в первую голову «Мравол-джамием» и «Нам каждый гость ниспослан богом, какой бы ни был он страны», плясали без устали лезгинку, размахивая дико
в воздухе столовыми ножами, и говорил свои импровизации тулумбаш (или, кажется, он называется тамада?); по большей части говорил сам Нижерадзе.
В кухне стоял ливрейный лакей
князя, его отца. Оказалось, что
князь, возвращаясь домой, остановил свою карету у
квартиры Наташи и послал узнать, у ней ли Алеша? Объявив это, лакей тотчас же вышел.
Я отправился прямо к Алеше. Он жил у отца
в Малой Морской. У
князя была довольно большая
квартира, несмотря на то что он жил один. Алеша занимал
в этой
квартире две прекрасные комнаты. Я очень редко бывал у него, до этого раза всего, кажется, однажды. Он же заходил ко мне чаще, особенно сначала,
в первое время его связи с Наташей.
Он передал это
князю, который,
в свою очередь, тоже хорошо понимая настоящую сущность, начал употреблять всевозможные уловки, чтоб задержать Полину у ней на
квартире, беспрестанно возил ее по магазинам, и когда она непременно хотела быть у Калиновича, то ни на одну секунду не оставлял ее с ним вдвоем, чтоб не дать возможности выражаться и развиваться ее нежности.
Нанята была
в аристократической Итальянской
квартира с двумя отделениями: одно для
князя, другое для жениха, которого он, между прочим, ссудил маленькой суммой, тысячи
в две серебром, и вместе с тем — больше, конечно, для памяти — взял с него вексель
в пятьдесят две тысячи.
— Что же тут недоумевать? — продолжал
князь. — Тем больше, что
в вашей будущей
квартире, вероятно, будет камин, и его убрать этим сокровищем — превосходно.
После обеда перешли
в щегольски убранный кабинет, пить кофе и курить. М-lle Полине давно уж хотелось иметь уютную комнату с камином, бархатной драпировкой и с китайскими безделушками; но сколько она ни ласкалась к матери, сколько ни просила ее об этом, старуха, израсходовавшись на отделку
квартиры, и слышать не хотела. Полина, как при всех трудных случаях жизни, сказала об этом
князю.
И Рогожин рассказал, что моя бедная старушка, продолжая свою теорию разрушения всех европейских зданий моим дедом, завела
в Париже войну с французскою прислугою графа, доказывая всем им, что церковь Notre Dame, [Собор Парижской богоматери (франц.)] которая была видна из окон
квартиры Функендорфов, отнюдь не недостроена, но что ее
князь «развалил».
— Мы-с пили, — отвечал ему резко
князь Никита Семеныч, — на биваках,
в лагерях, у себя на
квартире, а уж
в Английском клубе пить не стали бы-с, нет-с… не стали бы! — заключил старик и, заплетаясь ногою, снова пошел дозирать по клубу, все ли прилично себя ведут.
Князя Григорова он, к великому своему удовольствию, больше не видал. Тот,
в самом деле, заметно охмелевший, уехал домой.
Князь в это время шел по направлению к
квартире Елены, с которой не видался с самого того времени, как рассорился с нею.
Очутившись на дворе, он простоял несколько времени, как бы желая освежиться на холодном воздухе, а потом вдруг повернул к большому подъезду, ведущему
в квартиру старика Оглоблина. У швейцара
князь спросил...
Ссора с матерью сильно расстроила Елену, так что, по переезде на новую
квартиру, которую
князь нанял ей невдалеке от своего дома, она постоянно чувствовала себя не совсем здоровою, но скрывала это и не ложилась
в постель; она, по преимуществу, опасалась того, чтобы Елизавета Петровна, узнав об ее болезни, не воспользовалась этим и не явилась к ней под тем предлогом, что ей никто не может запретить видеть больную дочь.
Здесь он скоро разыскал
квартиру Елены, где попавшаяся ему
в дверях горничная очень сконфузилась и не знала: принимать его или нет; но
князь даже не спросил ее: «Дома ли госпожа?» — а прямо прошел из темной передней
в следующую комнату,
в которой он нашел Елену сидящею за небольшим столиком и пишущею какие-то счеты. Увидев его, она немножко изменилась
в лице;
князь же, видимо, старался принять на себя веселый и добрый вид.
Наполеон досадовал, называл нас варварами, не понимающими, что такое европейская война, и наконец, вероятно по доброте своего сердца, не желая погубить до конца Россию, послал
в главную
квартиру светлейшего
князя Кутузова своего любимца Лористона, уполномочив его заключить мир на самых выгодных для нас условиях.
Бабушку опять подняли, и все отправились гурьбой, вслед за креслами, вниз по лестнице. Генерал шел как будто ошеломленный ударом дубины по голове. Де-Грие что-то соображал. M-lle Blanche хотела было остаться, но почему-то рассудила тоже пойти со всеми. За нею тотчас же отправился и
князь, и наверху,
в квартире генерала, остались только немец и madame veuve Cominges.
Между прочим, приехав к нему
в квартиру,
князь увидал Нелли, и она была им страшно испугана и сделалась больна.
— Да, да, с
квартирой… на свое имя… на себя взял… — бессознательно, но благодушно повторял
князь, улыбаясь и хлопая глазами
в одно и то же время.
Не заметила она даже, как банк продал дом
князей Приклонских, со всем его историческим, родным для нее скарбом, и как ей пришлось перебираться на новую
квартиру, скромную, дешевую,
в мещанском вкусе.
Первый приехал
в карете тогдашний начальник Третьего отделения граф П.Шувалов; вышел из кареты
в одном мундире и вскоре поспешно уехал. Он-то, встретив поблизости взвод (или полроты) гвардейского стрелкового батальона, приказал ему идти на Колокольную. Я это сам слышал от офицера, командовавшего стрелками, некоего П-ра, который бывал у нас
в квартире у моих сожителей,
князя Дондукова и графа П.А.Гейдена — его товарищей по Пажескому корпусу.
Первая сама была на краю гроба, а вторая, распродав с помощью Гиршфельда на другой же день после происшествия за полцены всю обстановку
квартиры и, поручив ему сдать ее, укатила накануне похорон
князя в Крым, условившись с Матвеем Ивановичем, что через месяц, т. е. на первой неделе великого поста, он приедет туда же.
В ноябре месяце
князь распустил войска на зимние
квартиры между Прутом и Днестром и поселился
в Яссах, которые избрал своим местопребыванием и главною
квартирою.
— Не оставляют они
в покое и гимназисток старших классов при выходе из гимназии, и из них некоторые тоже, как слышно, не миновали «штаб-квартиры»… а одна так туда совсем переселилась на житье и завела амуры с
князем… И теперь живет у Хватова… После езды дилетанты-извозчики собираются
в «штаб-квартиру» и рассказывают свои похождения… Кто что чудней придумал.
Приступлено было к продаже и залогу вещей, и наконец была продана вся роскошная обстановка
квартиры, и
князь с Зыковой и детьми переехали
в меблированный дом на Пушкинской улице, заняв сперва два прекрасно обставленных номера.
Отвод казенной
квартиры графу Свенторжецкому мотивирован был, заведыванием делами мальтийского ордена, сосредоточенных
в руках
князя Куракина.
Устройство петербургской
квартиры Ирены он поручил письменно своему камердинеру и наперснику Степану, жившему при
квартире князя в Петербурге,
в его собственном доме по Сергеевской улице.
Он и не ошибся.
Князь Владимир, выбежав, как сумасшедший, из
квартиры своего поверенного, сел
в пролетку и приказал ехать
в Европейскую гостиницу. Дорогой на него напало раздумье. От природы малодушный, он жил настоящей минутой, мало заботился о будущем; он начал сожалеть, что отказался от предложенных ему Николаем Леопольдовичем пяти тысяч, которые он считал нужными для него до зарезу.
Князь отвечал ей невпопад, находясь
в состоянии пугливого ожидания. Стук каждого подъезжавшего к дому экипажа (
квартира Гиршфельда была на первом этаже) заставлял его нервно вздрагивать.
Великий
князь Николай Павлович одобрил это решение своего брата Михаила и даже отправил к нему генерала Толля, начальника главного штаба первой армии, главная
квартира которой находилась
в Могилеве на Днестре, прибывшего
в столицу с тайным поручением к новому императору от главнокомандующего этой армией, графа Сакена, выразив ему желание, чтобы он оставался
в Неннале с великим
князем, под предлогом, что они ожидают императора.