Неточные совпадения
— Да не позабудьте, Иван Григорьевич, — подхватил Собакевич, — нужно будет свидетелей, хотя по два с каждой стороны. Пошлите теперь же к
прокурору, он человек праздный и, верно, сидит
дома, за него все делает стряпчий Золотуха, первейший хапуга
в мире. Инспектор врачебной управы, он также человек праздный и, верно,
дома, если не поехал куда-нибудь играть
в карты, да еще тут много есть, кто поближе, — Трухачевский, Бегушкин, они все даром бременят землю!
Выпустили Самгина неожиданно и с какой-то обидной небрежностью: утром пришел адъютант жандармского управления с товарищем
прокурора, любезно поболтали и ушли, объявив, что вечером он будет свободен, но освободили его через день вечером. Когда он ехал домой, ему показалось, что улицы необычно многолюдны и
в городе шумно так же, как
в тюрьме.
Дома его встретил доктор Любомудров, он шел по двору
в больничном халате, остановился, взглянул на Самгина из-под ладони и закричал...
— Так-с. Если она приговорена только вчера, — сказал
прокурор, не обращая никакого внимания на заявление Нехлюдова о невинности Масловой, — то до объявления приговора
в окончательной форме она должна всё-таки находиться
в доме предварительного заключения. Свидания там разрешаются только
в определенные дни. Туда вам и советую обратиться.
От
прокурора Нехлюдов поехал прямо
в дом предварительного заключения. Но оказалось, что никакой Масловой там не было, и смотритель объяснил Нехлюдову, что она должна быть
в старой пересыльной тюрьме. Нехлюдов поехал туда.
(Тут
прокурор описал семейную встречу
в монастыре, разговоры с Алешей и безобразную сцену насилия
в доме отца, когда подсудимый ворвался к нему после обеда.)
Однако как я
в силах наблюдать за собой, — подумал он
в ту же минуту еще с большим наслаждением, — а они-то решили там, что я с ума схожу!» Дойдя до своего
дома, он вдруг остановился под внезапным вопросом: «А не надо ль сейчас, теперь же пойти к
прокурору и все объявить?» Вопрос он решил, поворотив опять к
дому: «Завтра все вместе!» — прошептал он про себя, и, странно, почти вся радость, все довольство его собою прошли
в один миг.
— Здравствуйте, молодая юстиция, — продолжал Кнопов, обращаясь к
прокурору, — у них ведь, как только родится правовед, так его сейчас
в председательский мундир и одевают. Мое почтение, украшатели городов, — сказал Петр Петрович и инженеру, — им велено шоссе исправно содержать, а они вместо того города украшают; строят все
дома себе.
Прокуроров дом усилил и определил
в Передонове его тягостные настроения
в чувстве тоскливого страха.
Теперь надобно рассказать, куда привезли меня: это был
дом старинных друзей моего отца и матери, Максима Дмитрича и Елизаветы Алексеевны Княжевичей, которые прежде несколько лет жили
в Уфе, где Максим Дмитрич служил губернским
прокурором (вместе с моим отцом) и откуда он переехал, также
прокурором, на службу
в Казань.
Моему увольнению много способствовали также убийство
в арестантском
доме, показания, взятые товарищем
прокурора тайком от меня у прислуги, и, если помнит читатель, удар, нанесенный мною мужику веслом по голове
в один из прошлых ночных кутежей.
Пришли какие-то молодые люди с равнодушными лицами, запечатали лавку и описали
в доме всю мебель. Подозревая
в этом интригу и по-прежнему не чувствуя за собой никакой вины, оскорбленный Авдеев стал бегать по присутственным местам и жаловаться. По целым часам ожидал он
в передних, сочинял длинные прошения, плакал, бранился.
В ответ на его жалобы
прокурор и следователь говорили ему равнодушно и резонно...
В таком смысле было им написано сообщение
прокурору с препровождением акта, а по этому сообщению назначено дополнительное полицейское дознание и, наконец, следствие, приведшее, как мы видели, к привлечению Николая Герасимовича
в качестве обвиняемого
в поджоге своего собственного
дома, с целью получения страховой премии.
А учение мира сказало: брось
дом, поля, братьев, уйди из деревни
в гнилой город, живи всю свою жизнь банщиком голым,
в пару намыливая чужие спины, или гостинодворцем, всю жизнь считая чужие копейки
в подвале, или
прокурором, всю жизнь свою проводя
в суде и над бумагами, занимаясь тем, чтобы ухудшить участь несчастных, или министром, всю жизнь впопыхах подписывая ненужные бумаги, или полководцем, всю жизнь убивая людей, — живи этой безобразной жизнью, кончающейся всегда мучительной смертью, и ты ничего не получишь
в мире этом и не получишь никакой вечной жизни.