Неточные совпадения
«Да, я должен был сказать ему:
вы говорите, что хозяйство наше нейдет потому, что мужик ненавидит все усовершенствования и что их надо вводить властью; но если бы хозяйство совсем не шло без этих усовершенствований,
вы бы были
правы; но оно идет, и идет только там, где рабочий действует сообразно с своими привычками, как у старика на половине дороги.
«Онегин, я тогда моложе,
Я лучше, кажется, была,
И я любила
вас; и что же?
Что в сердце вашем я нашла?
Какой ответ? одну суровость.
Не правда ль?
Вам была не новость
Смиренной девочки любовь?
И нынче — Боже! — стынет кровь,
Как только вспомню взгляд холодный
И эту проповедь… Но
васЯ не виню: в тот страшный час
Вы поступили благородно,
Вы были
правы предо мной.
Я благодарна всей душой…
Оно, конечно,
правы и
вы.
По моему же личному убеждению,
вы совершенно
правы: насилие — мерзость.
— Да совсем не в том дело, — с отвращением перебил Раскольников, — просто-запросто
вы противны,
правы ль
вы или не
правы, ну, вот с
вами и не хотят знаться, и гонят
вас, и ступайте!..
— Нет,
вы, я вижу, не верите-с, думаете все, что я
вам шуточки невинные подвожу, — подхватил Порфирий, все более и более веселея и беспрерывно хихикая от удовольствия и опять начиная кружить по комнате, — оно, конечно,
вы правы-с; у меня и фигура уж так самим богом устроена, что только комические мысли в других возбуждает; буффон-с; [Буффон — шут (фр. bouffon).] но я
вам вот что скажу и опять повторю-с, что
вы, батюшка, Родион Романович, уж извините меня, старика, человек еще молодой-с, так сказать, первой молодости, а потому выше всего ум человеческий цените, по примеру всей молодежи.
— А это
вы действительно совершенно правы-с, — опять подхватил Порфирий, весело, с необыкновенным простодушием смотря на Раскольникова (отчего тот так и вздрогнул и мигом приготовился), — действительно правы-с, что над формами-то юридическими с таким остроумием изволили посмеяться, хе-хе!
— Да, да,
вы совершенно
правы… вот я поскорей поступлю в университет, и тогда все пойдет… как по маслу…
— Я этого не говорил, а впрочем, может быть,
вы и в этом
правы, только…
Лариса (глубоко оскорбленная). Вещь… да, вещь. Они
правы, я вещь, а не человек. Я сейчас убедилась в том, я испытала себя… я вещь! (С горячностью.) Наконец слово для меня найдено,
вы нашли его. Уходите! Прошу
вас, оставьте меня!
Вы пра́
вы: из огня тот выйдет невредим,
Кто с
вами день пробыть успеет,
Подышит воздухом одним,
И в нем рассудок уцелеет.
Это описание достойно времен кошихинских, скажете
вы, и будете
правы, как и я буду прав, сказав, что об Англии и англичанах мне писать нечего, разве вскользь, говоря о себе, когда придется к слову.
Только стал он из школы приходить больно битый, это третьего дня я все узнал, и
вы правы-с; больше уж в школу эту я его не пошлю-с.
Свобода, свободный ум и наука заведут их в такие дебри и поставят пред такими чудами и неразрешимыми тайнами, что одни из них, непокорные и свирепые, истребят себя самих, другие, непокорные, но малосильные, истребят друг друга, а третьи, оставшиеся, слабосильные и несчастные, приползут к ногам нашим и возопиют к нам: «Да,
вы были
правы,
вы одни владели тайной его, и мы возвращаемся к
вам, спасите нас от себя самих».
Потому
вы, Марья Алексевна, не верили хорошим словам, считали их за глупость или обман, и
вы были
правы, Марья Алексевна.
—
Вы совершенно
правы, — сказал я ей, — и мне совестно, что я с
вами спорил; разумеется, что нет ни личного духа, ни бессмертия души, оттого-то и было так трудно доказать, что она есть. Посмотрите, как все становится просто, естественно без этих вперед идущих предположений.
—
Вы хотите сказать, что это свинство? — поправил доктор. — Может быть,
вы хотите к этому прибавить, что я пьяница? И в том и в другом случае
вы будете
правы, хотя… Я еще выпью плутократского коньячку.
Трофимов. Мы вчера говорили долго, но ни к чему не пришли. В гордом человеке, в вашем смысле, есть что-то мистическое. Быть может,
вы и
правы по-своему, но если рассуждать попросту, без затей, то какая там гордость, есть ли в ней смысл, если человек физиологически устроен неважно, если в своем громадном большинстве он груб, неумен, глубоко несчастлив. Надо перестать восхищаться собой. Надо бы только работать.
Епиходов. Несомненно, может,
вы и
правы. (Вздыхает.) Но, конечно, если взглянуть с точки зрения, то
вы, позволю себе так выразиться, извините за откровенность, совершенно привели меня в состояние духа. Я знаю свою фортуну, каждый день со мной случается какое-нибудь несчастье, и к этому я давно уже привык, так что с улыбкой гляжу на свою судьбу.
Вы дали мне слово, и хотя я…
—
Вы, может, и
правы, — улыбнулся князь, — я действительно, пожалуй, философ, и кто знает, может, и в самом деле мысль имею поучать… Это может быть; право, может быть.
— Я тоже должен сказать, что я мало видел и мало был… с либералами, — сказал князь, — но мне кажется, что
вы, может быть, несколько
правы и что тот русский либерализм, о котором
вы говорили, действительно отчасти наклонен ненавидеть самую Россию, а не одни только ее порядки вещей. Конечно, это только отчасти… конечно, это никак не может быть для всех справедливо…
— По моему мнению, — начал князь довольно тихо, — по моему мнению,
вы, господин Докторенко, во всем том, что сказали сейчас, наполовину совершенно
правы, даже я согласен, что на гораздо большую половину, и я бы совершенно был с
вами согласен, если бы
вы не пропустили чего-то в ваших словах.
— Я не знаю… может быть, может быть;
вы во многом
правы, Евгений Павлович.
Вы чрезвычайно умны, Евгений Павлович; ах, у меня голова начинает опять болеть, пойдемте к ней! Ради бога, ради бога!
—
Вы сегодня совершенно
правы и потому должны быть совсем спокойны.
А впрочем,
вы, кажется, и
правы: я ведь ничего не знаю в действительной жизни; так мне и Наташа говорит; это, впрочем, мне и все говорят; какой же я буду писатель?
Иван Петрович, вашу записку я только вчера ночью успел прочесть, и
вы совершенно
правы во всем, что
вы там записали.
— Может быть,
вы были бы
правы. А
вы, граф?..
— Да ведь это ребячество! Продержать генерала в горах трое суток, обещать ехать по всем заводам и вернуться ни с чем…
Вы не
правы уже потому, что откладываете поездку из-за пустяков. Погорячились, изуродовали собаку, а потом капризничаете, что генерал сказал
вам правду в глаза.
Это «никто» — конечно, равняется нумеру на талоне: I-330. Милая, чудесная Ю!
Вы, конечно,
правы: я — неблагоразумен, я — болен, у меня — душа, я — микроб. Но разве цветение — не болезнь? Разве не больно, когда лопается почка? И не думаете ли
вы, что сперматозоид — страшнейший из микробов?
Отчего же, несмотря на убедительность этих доводов, все-таки ощущается какая-то неловкость в то самое время, когда они представляются уму с такою ясностью? Несомненно, что эти люди
правы, говорите
вы себе, но тем не менее действительность представляет такое разнообразное сплетение гнусности и безобразия, что чувствуется невольная тяжесть в вашем сердце… Кто ж виноват в этом? Где причина этому явлению?
Шли в Сибирь, шли в солдаты, шли в работы на заводы и фабрики; лили слезы, но шли… Разве такая солидарность со злосчастием мыслима, ежели последнее не представляется обыденною мелочью жизни? И разве не
правы были жестокие сердца, говоря: „Помилуйте! или
вы не видите, что эти люди живы? А коли живы — стало быть, им ничего другого и не нужно“…
—
Вы логичны, Подхалимов! — сказал он мне, — и, в сущности, быть может, даже
правы. Я удивляюсь полету вашей фантазии и нахожу ваш вымысел в высшей степени благородным… но!
—
Вы совершенно
правы в ваших чувствах, — сказала Настенька.
— Слухом земля полнится, Дмитрий Павлович; но, впрочем, я знаю, что
вы были
правы, тысячу раз
правы — и вели себя как рыцарь. Скажите — эта дама была ваша невеста?
—
Вы сами. Мало быть честным перед другими, надо быть честным перед самим собою. Ну вот, например: лежит на тарелке пирожное. Оно — чужое, но
вам его захотелось съесть, и
вы съели. Допустим, что никто в мире не узнал и никогда не узнает об этом. Так что же?
Правы вы перед самим собою? Или нет?
—
Вы, может быть, и
правы,
вы ведь Лизу помните?
— Господа, всего более удивляет меня, что это так серьезно. Впрочем… впрочем,
вы совершенно
правы. Никто более меня не уважает реальную правду…
— Et vous avez raison, [И
вы совершенно
правы (фр.).] — с чувством и веско отозвался Степан Трофимович.
Юридически
вы совершенно
правы, по совести тоже, — ведь
вы не хотели же?
— И я полагаю, что если
вы все так будете судить себя, так всегда и во всем останетесь
правы, — присовокупила к этому Сусанна Николаевна.
— Теоретически,
вы приблизительно
правы, — возразил мне Балалайкин, — двоеженство, действительно, есть не что иное, как особый вид подлога; однако ж наше законодательство отличает…
— Простите. Положим,
вы в этом совершенно
правы; но не ошибаетесь ли
вы в главном? Как же, скажите, я заметил, что они хорошо принимают вашего отца? Ведь если б они до такой уж степени сердились на
вас, как
вы говорите, и
вас выгоняли, так и на него бы сердились и его бы худо принимали.
— И, может быть,
вы и
правы. Я не хочу отрицать, что действительно я
вам иногда подавал справедливый повод к неудовольствию («серые лошади!» — промелькнуло в голове Анны Васильевны), хотя
вы сами должны согласиться, что при известном
вам состоянии вашей конституции…
— Да, — начал он, — в наше время молодые люди были иначе воспитаны. Молодые люди не позволяли себе манкировать старшим. (Он произнес: ман в нос, по-французски.) А теперь я только гляжу и удивляюсь. Может быть, не прав я, а они
правы; может быть. Но все же у меня есть свой взгляд на вещи: не олухом же я родился. Как
вы об этом думаете, Увар Иванович?
— Да,
вы.
Вы воображаете, что во мне все наполовину притворно, потому что я художник; что я не способен не только ни на какое дело, — в этом,
вы, вероятно,
правы, — но даже ни к какому истинному, глубокому чувству; что я и плакать-то искренно не могу, что я болтун и сплетник, — и все потому, что я художник. Что же мы после этого за несчастные, Богом убитые люди?
Вы, например, я побожиться готов, не верите в мое раскаяние.
—
Вы совершенно
правы, — с жаром возразил Бельтов, — и с этой точки
вы не выпутаетесь из вопроса.
Калерия (взволнованно). Да, да!
Вы тысячу раз
правы… Это еще зверь, варвар! Его сознательное желание одно — быть сытым.
Тогда…
вы простите меня, Зоя Денисовна…
Вы, конечно,
правы. Я попрошу у
вас дня два или три и употреблю все усилия, чтобы достать эту сумму. Мне очень совестно, поверьте. Пауза. До свидания, Зоя Денисовна.
—
Вы, пожалуй,
правы… Мы еще поговорим, а пока закусим.
Вы не прочь выпить рюмку водки?