Неточные совпадения
Въезд в какой бы ни было город, хоть даже в столицу, всегда как-то бледен; сначала все серо и однообразно: тянутся бесконечные заводы да фабрики, закопченные дымом, а потом уже
выглянут углы шестиэтажных домов, магазины, вывески, громадные перспективы улиц, все в колокольнях, колоннах, статуях, башнях, с городским блеском, шумом и громом и всем, что на диво произвела рука и мысль
человека.
Произошло это утром, в десять часов. В этот час утра, в ясные дни, солнце всегда длинною полосой проходило по его правой стене и освещало угол подле двери. У постели его стояла Настасья и еще один
человек, очень любопытно его разглядывавший и совершенно ему незнакомый. Это был молодой парень в кафтане, с бородкой, и с виду походил на артельщика. Из полуотворенной двери
выглядывала хозяйка. Раскольников приподнялся.
В общем
люди были так же бесхарактерны, как этот мохнатый, пестрый день. Многие, точно прячась, стояли в тени под деревьями, но из облаков
выглядывало солнце, обнаруживая их. На площадь, к собору, уходили немногие и нерешительно.
Комната стала похожа на аквариум, в голубоватой мгле шумно плескались бесформенные
люди, блестело и звенело стекло, из зеркала
выглядывали странные лица.
Самгин осторожно
выглянул за угол; по площади все еще метались трое
людей, мальчик оторвался от старика и бежал к Александровскому училищу, а старик, стоя на одном месте, тыкал палкой в землю и что-то говорил, — тряслась борода.
Вырываясь из каменных объятий собора, бежали во все стороны темненькие
люди; при огнях не очень пышной иллюминации они казались темнее, чем всегда; только из-под верхних одежд женщин
выглядывали полосы светлых материй.
А теперь они еще пока боятся и подумать
выглянуть на свет Божий из-под этого колпака, которым так плотно сами накрыли себя. Как они испуганы и огорчены нашим внезапным появлением у их берегов! Четыре большие судна, огромные пушки, множество
людей и твердый, небывалый тон в предложениях, самостоятельность в поступках! Что ж это такое?
Мая извивается игриво, песчаные мели
выглядывают так гостеприимно, как будто говорят: «Мы вас задержим, задержим»; лес не темный и не мелкий частокол, как на болотах, но заметно покрупнел к реке; стал чаще являться осинник и сосняк. Всему этому несказанно обрадовался Иван Григорьев. «Вон осинничек, вон соснячок!» — говорил он приветливо, указывая на знакомые деревья. Лодка готова, хлеб выпечен, мясо взято — едем. Теперь платить будем прогоны по числу
людей, то есть сколько будет гребцов на лодках.
Время от времени я
выглядывал в дверь и видел старика, сидевшего на том же месте, в одной и той же позе. Пламя костра освещало его старческое лицо. По нему прыгали красные и черные тени. При этом освещении он казался выходцем с того света, железным
человеком, раскаленным докрасна. Китаец так ушел в свои мысли, что, казалось, совершенно забыл о нашем присутствии.
На другой день была назначена дневка. Я велел
людям осмотреть седла, просушить то, что промокло, и почистить винтовки. Дождь перестал; свежий северо-западный ветер разогнал тучи;
выглянуло солнце.
Сами жители
выглядят моложе, здоровее и бодрее своих северных товарищей, и это так же, как и сравнительное благосостояние округа, быть может, объясняется тем, что главный контингент ссыльных, живущих на юге, составляют краткосрочные, то есть
люди по преимуществу молодые и в меньшей степени изнуренные каторгой.
Четвертый гость,
человек лет шестидесяти,
выглядывал Бурцевым не Бурцевым, а так во всей его фигуре и нетерпеливых движениях было что-то такое задорное: не то забияка-гусар старых времен, не то «петербургский гражданин», ищущий популярности.
Дверь приотворилась, и на пороге в залу показался еще довольно молодой
человек с южнорусским лицом. Он был в одном жилете и,
выглянув, тотчас спрятался назад и проговорил...
Василий Иваныч
выглядел джентльменом: одет был щеголевато, лицо имел чистое, матовое, доказывавшее, что периодическое омовение уже вошло в его привычки; напротив того, Павел Матвеич глядел замарашкой: одет был неряшливо, в белье рыжеватого цвета, лицо имел пористое, покрытое противною маслянистою слизью, как у
человека, который несколько суток сряду спал, лежа в тарантасе, на протухлой подушке.
Юношей он прошел школу всех молодых набобов и в двадцать лет
выглядел усталым, пресыщенным
человеком, который собственным опытом убедился в «суете сует и всяческой суете» нашей общей юдоли плача.
Загорелые, обожженные в огненной работе лица заводских рабочих
выглядели сегодня празднично, с тем довольным выражением, с каким смотрит отдыхающий
человек.
— Пожалуй, пошлите, — лениво согласился молодой
человек, исчезая в дормезе, откуда
выглядывали углы чемоданов и каких-то поставцев.
Этот вялый, опустившийся на вид
человек был страшно суров с солдатами и не только позволял драться унтер-офицерам, но и сам бил жестоко, до крови, до того, что провинившийся падал с ног под его ударами. Зато к солдатским нуждам он был внимателен до тонкости: денег, приходивших из деревни, не задерживал и каждый день следил лично за ротным котлом, хотя суммами от вольных работ распоряжался по своему усмотрению. Только в одной пятой роте
люди выглядели сытнее и веселее, чем у него.
Сзади нее,
выглядывая из-за ее плеча, стоял рослый молодой
человек в светлой паре, с надменным лицом и с усами вверх, как у императора Вильгельма, даже похожий несколько на Вильгельма.
— Как тебе, чертеночку, не посмотреть, — все бы ему и везде
выглядеть! — сказала ему с нежностью Аграфена Васильевна, которая вовсе не приходилась никакой тетенькой Углакову, но таким именем ее звали все почти молодые
люди.
Сусанна Николаевна
выглянула из окна и увидела еще вдали тянувшуюся процессию, впереди которой ехал верхом на небойкой и худощавой лошади как бы герольд [Герольд — вестник, глашатай.] и держал в руках знамя; за ним ехали музыканты и тянулось несколько колясок, наполненных студентами, а также и пожилыми
людьми; на всех их были надеты ленты, перевязи и странной формы фуражки.
Частный пристав, толстый и по виду очень шустрый
человек, знал, разумеется, Тулузова в лицо, и, когда тот вошел, он догадался, зачем собственно этот господин прибыл, но все-таки принял сего просителя с полным уважением и предложил ему стул около служебного стола своего, покрытого измаранным красным сукном, и вообще в камере все
выглядывало как-то грязновато: стоявшее на столе зерцало было без всяких следов позолоты; лежавшие на окнах законы не имели надлежащих переплетов; стены все являлись заплеванными; даже от самого вицмундира частного пристава сильно пахнуло скипидаром, посредством которого сей мундир каждодневно обновлялся несколько.
— Задумались… ха-ха! Ну, ничего! Я ведь, друзья, тоже не сразу…
выглядываю наперед! Иногда хоть и замечаю, что
человек исправляется, а коли в нем еще мало-мальски есть — ну, я и тово… попридержусь! Приласкать приласкаю, а до короткости не дойду. А вот коли по времени уверюсь, что в
человеке уж совсем ничего не осталось, — ну, и я навстречу иду. Будьте здоровы, друзья!
Протопопица
выглянула из окна своей спальни и увидала, что шум этот и крик производила толпа
людей, которые шли очень быстрыми шагами, и притом прямо направлялись к их дому.
Но он спал, когда поезд остановился на довольно продолжительное время у небольшой станции. Невдалеке от вокзала, среди вырубки, виднелись здания из свежесрубленного леса. На платформе царствовало необычайное оживление: выгружали земледельческие машины и камень, слышалась беготня и громкие крики на странном горловом жаргоне. Пассажиры-американцы с любопытством
выглядывали в окна, находя, по-видимому, что эти
люди суетятся гораздо больше, чем бы следовало при данных обстоятельствах.
Приоткрыв калитку, Матвей
выглянул во тьму пустынной улицы; ему представилось, как поползёт вдоль неё этот изломанный
человек, теряя кровь, и — наверное — проснутся собаки, завоют, разбуженные её тёплым запахом.
Мальчик тихонько подошёл к окну и осторожно
выглянул из-за косяка; на скамье под черёмухой сидела Власьевна, растрёпанная, с голыми плечами, и было видно, как они трясутся. Рядом с нею, согнувшись, глядя в землю, сидел с трубкою в зубах Созонт, оба они были покрыты густой сетью теней, и тени шевелились, точно стараясь как можно туже опутать
людей.
— А хожу, — говорит, — туда-сюда и гляжу, где хорошие
люди, увижу — потрусь около них.
Выглядел вас на беседе тогда, сидите вы, как во сне, сразу видно, что
человек некорыстный и ничего вам от
людей не надо. Вот, теперь около вас поживу.
— «Выставляется первая рама, и в комнату шум ворвался, — декламировал Пепко,
выглядывая в форточку, — и благовест ближнего храма, и говор народа, и стук колеса»… Есть! «Вон даль голубая видна», то есть, в переводе на прозу, забор. А вообще — тьфу!.. А я все-таки испытываю некоторое томление натуры… Этакое особенное подлое чувство, которое создано только для
людей богатых, имеющих возможность переехать куда-нибудь в Павловск, черт возьми!..
Он
выглядывал до того времени из толпы товарищей, как страус между индейками; говорил он глухим, гробовым голосом, при каждом слове глубокомысленно закрывал глаза, украшенные белыми ресницами, и вообще старался сохранить вид
человека рассудительного, необычайно умного и даже, если можно, ученого.
Почти вслед за ним явилась жена со свечой, клочком бумаги и пузырьком с чернилами, из которого
выглядывал обглодок пера; за нею вошел Ермил-конторщик. То был низенький оборванный
человек в синеватом сюртуке, пережившем несколько владельцев, с таким крутым и высоким воротником, что лысая голова Ермила
выглядывала из него, как из кузова кибитки; крупный рдеющий нос определял пьянчужку с первого взгляда.
Такие неподвижные, кого-то поджидающие фигуры стоят на холмах, прячутся за курганами,
выглядывают из бурьяна, и все они походят на
людей и внушают подозрение.
Он ждал от него чего-то, уверенно ждал. Но Павел,
выглядывая из-за плеча
человека, сидевшего впереди его, молчал, не шевелился. Громов, улыбаясь, говорил что-то скользкими, масляными словами… Потом, негромко и твёрдо стала говорить Вера…
Обыкновенно он сидел среди комнаты за столом, положив на него руки, разбрасывал по столу свои длинные пальцы и всё время тихонько двигал ими, щупая карандаши, перья, бумагу; на пальцах у него разноцветно сверкали какие-то камни, из-под чёрной бороды
выглядывала жёлтая большая медаль; он медленно ворочал короткой шеей, и бездонные, синие стёкла очков поочерёдно присасывались к лицам
людей, смирно и молча сидевших у стен.
Долинский взял саквояж в одну руку и подал Даше другую. Они вышли вместе, а Анна Михайловна пошла за ними. У барьера ее не пустили, и она остановилась против вагона, в который вошли Долинский с Дорой. Усевшись, они
выглянули в окно. Анна Михайловна стояла прямо перед окном в двух шагах. Их разделял барьер и узенький проход. В глазах Анны Михайловны еще дрожали слезы, но она была покойнее, как часто успокаиваются
люди в самую последнюю минуту разлуки.
С особенным вниманием отнесся Егор Фомич к высокому седому старику раскольничьего склада. Это был управляющий…ских заводов, с которых компания «Нептун» отправляла все металлы. Перед нужным
человеком Егор Фомич рассыпался мелким бесом, хотя суровый старик был не из особенно податливых: он так и
выглядел последышем тех грозных управителей, которые во времена крепостного права гнули в бараний рог десятки тысяч
людей.
В одну прекрасную июльскую ночь ворота крылушкинского дома зашатались от смелых ударов нескольких кулаков. Крылушкин
выглянул в окно и увидел у своих ворот трое дрожек и
человек пятнадцать
людей, между которыми блестела одна каска. Крылушкин узнал также по воловой дуге полицмейстерские дрожки. Как
человек совершенно чистый, он спокойно вышел из комнат и отпер калитку.
Вдруг, во всех окнах разом, обнаружилось какое-то странное движение, замелькали фигуры, открылись занавесы, целые группы
людей толпились в окнах Олсуфия Ивановича, все искали и
выглядывали чего-то на дворе.
Есть
люди (в последнее время их даже много развелось), которые мертвыми дланями стучат в мертвые перси, которые суконным языком выкликают: «Звон победы раздавайся!» и зияющими впадинами, вместо глаз,
выглядывают окрест: кто не стучит в перси и не выкликает вместе с ними?
Ташкентство ошеломляет, но не исследует; притворство
выглядывает наружу из-под самой искусной гримировки, и при частом повторении обращается в привычку, которая все действия
человека держит в каком-то искусственном плену.
Мы шли все рядом с железной дорогой; поезда, наполненные
людьми, лошадьми и припасами, постоянно обгоняли нас. Солдаты с завистью смотрели на проносившиеся мимо нас товарные вагоны, из открытых дверей которых
выглядывали лошадиные морды.
— Сделай милость, — продолжал купец убедительным голосом, — ради господа бога, не пущай ты их, разведаем сперва, что они за
люди… тебе будет не в обиду… ишь они какими недобрыми
людьми выглядят… И тот, что с ними, старик-ат… в одной рубахе… точно, право, бродяги какие… не пущай ты их… я пойду разбужу товарища… мне, право, сдается, они…
Тетушка тревожно
выглянула из возка, чтобы спросить кучера, верно ли мы держимся дороги, и сейчас же откинулась назад, потому что ее обдало мелкою холодною пылью, и, прежде чем мы успели дозваться к себе
людей с козел, снег понесся густыми хлопьями, небо в мгновение стемнело, и мы очутились во власти настоящей снеговой бури.
Крепкий был
человек, хотя и
выглядел сморчком.
Он знал только одно: здесь, если «пофартит», можно скоро и крупно разжиться («в день
человеком сделаешься»), и поэтому жил здесь уже несколько лет, зорко
выглядывая случай и стремясь неуклонно к известному «пределу», после которого намеревался вернуться «во свою сторону», куда-то к Томску.
Молодой
человек посмотрел им вслед и затем, улегшись на нары,
выглянул в окно. На дворе было темно. Две фигуры медленно ходили взад и вперед, о чем-то разговаривая. Семенов не слышал слов, и только грудной голос Бесприютного долетал до его слуха. Казалось, бродяга жаловался на что-то, изливая перед стариком наболевшую душу. Временами среди этой речи дребезжали старческие ответы, в которых молодому
человеку слышалась неизменная безнадежная формула смирения перед судьбой.
(Павлин, Нестрашный ушли, за ними Лисогонов, неплотно притворив дверь,
выглядывает в гостиную. Губин идёт из зала — тяжёлый, толстый
человек с оплывшим лицом и наглыми глазами. Его сопровождает Алексей Достигаев.)
Минут пять спустя вошел в комнату
человек лет тридцати пяти, черноволосый, смуглый, с широкоскулым рябым лицом, крючковатым носом и густыми бровями, из-под которых спокойно и печально
выглядывали небольшие серые глаза. Цвет этих глаз и выражение их не соответствовали восточному складу остального лица. Одет был вошедший
человек в степенный, долгополый сюртук. Он остановился у самой двери и поклонился — одной головою.
Даже в тех поступках, которые происходили просто от радушия, веселости, от доброты сердца, наконец, — и в них этот грубый произвол, это незнание меры своеволию в обхождении с
людьми, которых и за
людей не считали,
выглядывает подобно безобразному пятну на хорошей картине.
„
Люди общества и литературы продолжают им заниматься наравне с самыми неотлагательными своими заботами и имея при этом самые разнообразные цели и задние мысли: кто хочет осмотреться при этом огоньке и заглянуть вперед, кто
выглядывает врага, кто узнает единомышленника, кто разрывает связь, заключенную в темноте и по ошибке, кто срывает с себя предубеждение, кто отказывается от напускного дурачества, а кому огонек режет глаза, тому, разумеется, хочется поплевать на него“.