Неточные совпадения
У каждого крестьянина
Душа
что туча черная —
Гневна, грозна, — и
надо бы
Громам греметь оттудова,
Кровавым лить дождям,
А
все вином кончается.
Пошла по жилам чарочка —
И рассмеялась добрая
Крестьянская душа!
Не горевать тут надобно,
Гляди кругом — возрадуйся!
Ай парни, ай молодушки,
Умеют погулять!
Повымахали косточки,
Повымотали душеньку,
А удаль молодецкую
Про случай сберегли!..
На другой день, проснувшись рано, стали отыскивать"языка". Делали
все это серьезно, не моргнув. Привели какого-то еврея и хотели сначала повесить его, но потом вспомнили,
что он совсем не для того требовался, и простили. Еврей, положив руку под стегно, [Стегно́ — бедро.] свидетельствовал,
что надо идти сначала на слободу Навозную, а потом кружить по полю до тех пор, пока не явится урочище, называемое Дунькиным вра́гом. Оттуда же, миновав три повёртки, идти куда глаза глядят.
— Откуда я? — отвечал он на вопрос жены посланника. —
Что же делать,
надо признаться. Из Буфф. Кажется, в сотый раз, и
всё с новым удовольствием. Прелесть! Я знаю,
что это стыдно; но в опере я сплю, а в Буффах до последней минуты досиживаю, и весело. Нынче…
«Откуда взял я это? Разумом,
что ли, дошел я до того,
что надо любить ближнего и не душить его? Мне сказали это в детстве, и я радостно поверил, потому
что мне сказали то,
что было у меня в душе. А кто открыл это? Не разум. Разум открыл борьбу за существование и закон, требующий того, чтобы душить
всех, мешающих удовлетворению моих желаний. Это вывод разума. А любить другого не мог открыть разум, потому
что это неразумно».
— Нет, я и так в Москве танцовала больше на вашем одном бале,
чем всю зиму в Петербурге, — сказала Анна, оглядываясь на подле нее стоявшего Вронского. —
Надо отдохнуть перед дорогой.
— Ах, какой вздор! — продолжала Анна, не видя мужа. — Да дайте мне ее, девочку, дайте! Он еще не приехал. Вы оттого говорите,
что не простит,
что вы не знаете его. Никто не знал. Одна я, и то мне тяжело стало. Его глаза,
надо знать, у Сережи точно такие же, и я их видеть не могу от этого. Дали ли Сереже обедать? Ведь я знаю,
все забудут. Он бы не забыл.
Надо Сережу перевести в угольную и Mariette попросить с ним лечь.
Казалось, очень просто было то,
что сказал отец, но Кити при этих словах смешалась и растерялась, как уличенный преступник. «Да, он
всё знает,
всё понимает и этими словами говорит мне,
что хотя и стыдно, а
надо пережить свой стыд». Она не могла собраться с духом ответить что-нибудь. Начала было и вдруг расплакалась и выбежала из комнаты.
Левин боялся немного,
что он замучает лошадей, особенно и левого, рыжего, которого он не умел держать; но невольно он подчинялся его веселью, слушал романсы, которые Весловский, сидя на козлах, распевал
всю дорогу, или рассказы и представления в лицах, как
надо править по-английски four in hand; [четверкой;] и они
все после завтрака в самом веселом расположении духа доехали до Гвоздевского болота.
День скачек был очень занятой день для Алексея Александровича; но, с утра еще сделав себе расписанье дня, он решил,
что тотчас после раннего обеда он поедет на дачу к жене и оттуда на скачки, на которых будет
весь Двор и на которых ему
надо быть. К жене же он заедет потому,
что он решил себе бывать у нее в неделю раз для приличия. Кроме того, в этот день ему нужно было передать жене к пятнадцатому числу, по заведенному порядку, на расход деньги.
За чаем продолжался тот же приятный, полный содержания разговор. Не только не было ни одной минуты, чтобы
надо было отыскивать предмет для разговора, но, напротив, чувствовалось,
что не успеваешь сказать того,
что хочешь, и охотно удерживаешься, слушая,
что говорит другой. И
всё,
что ни говорили, не только она сама, но Воркуев, Степан Аркадьич, —
всё получало, как казалось Левину, благодаря ее вниманию и замечаниям, особенное значение.
— Да ничего; кажется,
что я не получу
всего, а в середу
надо ехать. А вы когда? — сказал Яшвин, жмурясь поглядывая на Вронского и, очевидно, догадываясь о происшедшей ссоре.
— Вот оно! Вот оно! — смеясь сказал Серпуховской. — Я же начал с того,
что я слышал про тебя, про твой отказ… Разумеется, я тебя одобрил. Но на
всё есть манера. И я думаю,
что самый поступок хорош, но ты его сделал не так, как
надо.
— Ну, Костя, теперь
надо решить, — сказал Степан Аркадьич с притворно-испуганным видом, — важный вопрос. Ты именно теперь в состоянии оценить
всю важность его. У меня спрашивают: обожженные ли свечи зажечь или необожженные? Разница десять рублей, — присовокупил он, собирая губы в улыбку. — Я решил, но боюсь,
что ты не изъявишь согласия.
Зачем, когда в душе у нее была буря, и она чувствовала,
что стоит на повороте жизни, который может иметь ужасные последствия, зачем ей в эту минуту
надо было притворяться пред чужим человеком, который рано или поздно узнает же
всё, — она не знала; но, тотчас же смирив в себе внутреннюю бурю, она села и стала говорить с гостем.
«Да, очень беспокоит меня, и на то дан разум, чтоб избавиться; стало быть,
надо избавиться. Отчего же не потушить свечу, когда смотреть больше не на
что, когда гадко смотреть на
всё это? Но как? Зачем этот кондуктор пробежал по жердочке, зачем они кричат, эти молодые люди в том вагоне? Зачем они говорят, зачем они смеются?
Всё неправда,
всё ложь,
всё обман,
всё зло!..»
Левин знал тоже,
что, возвращаясь домой,
надо было прежде
всего итти к жене, которая была нездорова; а мужикам, дожидавшимся его уже три часа, можно было еще подождать; и знал,
что несмотря на
всё удовольствие, испытываемое им при сажании роя,
надо было лишиться этого удовольствия и, предоставив старику без себя сажать рой, пойти толковать с мужиками, нашедшими его на пчельнике.
Теперь или никогда
надо было объясниться; это чувствовал и Сергей Иванович.
Всё, во взгляде, в румянце, в опущенных глазах Вареньки, показывало болезненное ожидание. Сергей Иванович видел это и жалел ее. Он чувствовал даже то,
что ничего не сказать теперь значило оскорбить ее. Он быстро в уме своем повторял себе
все доводы в пользу своего решения. Он повторял себе и слова, которыми он хотел выразить свое предложение; но вместо этих слов, по какому-то неожиданно пришедшему ему соображению, он вдруг спросил...
Но без этого занятия жизнь его и Анны, удивлявшейся его разочарованию, показалась ему так скучна в итальянском городе, палаццо вдруг стал так очевидно стар и грязен, так неприятно пригляделись пятна на гардинах, трещины на полах, отбитая штукатурка на карнизах и так скучен стал
всё один и тот же Голенищев, итальянский профессор и Немец-путешественник,
что надо было переменить жизнь.
«Да, я должен был сказать ему: вы говорите,
что хозяйство наше нейдет потому,
что мужик ненавидит
все усовершенствования и
что их
надо вводить властью; но если бы хозяйство совсем не шло без этих усовершенствований, вы бы были правы; но оно идет, и идет только там, где рабочий действует сообразно с своими привычками, как у старика на половине дороги.
Скосить и сжать рожь и овес и свезти, докосить луга, передвоить пар, обмолотить семена и посеять озимое —
всё это кажется просто и обыкновенно; а чтобы успеть сделать
всё это,
надо, чтобы от старого до малого
все деревенские люди работали не переставая в эти три-четыре недели втрое больше,
чем обыкновенно, питаясь квасом, луком и черным хлебом, молотя и возя снопы по ночам и отдавая сну не более двух-трех часов в сутки. И каждый год это делается по
всей России.
Но он, как и
все мужчины, забывал,
что и ей
надо работать.
Портрет с пятого сеанса поразил
всех, в особенности Вронского, не только сходством, но и особенною красотою. Странно было, как мог Михайлов найти ту ее особенную красоту. «
Надо было знать и любить ее, как я любил, чтобы найти это самое милое ее душевное выражение», думал Вронский, хотя он по этому портрету только узнал это самое милое ее душевное выражение. Но выражение это было так правдиво,
что ему и другим казалось,
что они давно знали его.
Но это говорили его вещи, другой же голос в душе говорил,
что не
надо подчиняться прошедшему и
что с собой сделать
всё возможно. И, слушаясь этого голоса, он подошел к углу, где у него стояли две пудовые гири, и стал гимнастически поднимать их, стараясь привести себя в состояние бодрости. За дверью заскрипели шаги. Он поспешно поставил гири.
Кроме того, из этого же оказывалось,
что бороны и
все земледельческие орудия, которые велено было осмотреть и починить еще зимой и для которых нарочно взяты были три плотника, были не починены, и бороны всё-таки чинили, когда
надо было ехать скородить.
Левин говорил то,
что он истинно думал в это последнее время. Он во
всем видел только смерть или приближение к ней. Но затеянное им дело тем более занимало его.
Надо же было как-нибудь доживать жизнь, пока не пришла смерть. Темнота покрывала для него
всё; но именно вследствие этой темноты он чувствовал,
что единственною руководительною нитью в этой темноте было его дело, и он из последних сил ухватился и держался за него.
Ей казалось
всё это гораздо проще:
что надо только, как объясняла Матрена Филимоновна, давать Пеструхе и Белопахой больше корму и пойла, и чтобы повар не уносил помои из кухни для прачкиной коровы.
— А вот делаешь!
Что прикажете? Привычка, и знаешь,
что так
надо. Больше вам скажу, — облокачиваясь об окно и разговорившись, продолжал помещик, — сын не имеет никакой охоты к хозяйству. Очевидно, ученый будет. Так
что некому будет продолжать. А
всё делаешь. Вот нынче сад насадил.
Толпа раздалась, чтобы дать дорогу подходившему к столу Сергею Ивановичу. Сергей Иванович, выждав окончания речи ядовитого дворянина, сказал,
что ему кажется,
что вернее
всего было бы справиться со статьей закона, и попросил секретаря найти статью. В статье было сказано,
что в случае разногласия
надо баллотировать.
Весь день этот, за исключением поездки к Вильсон, которая заняла у нее два часа, Анна провела в сомнениях о том,
всё ли кончено или есть надежда примирения и
надо ли ей сейчас уехать или еще раз увидать его. Она ждала его целый день и вечером, уходя в свою комнату, приказав передать ему,
что у нее голова болит, загадала себе: «если он придет, несмотря на слова горничной, то, значит, он еще любит. Если же нет, то, значит,
всё конечно, и тогда я решу,
что мне делать!..»
Все ее распоряжения
надо было изменять, так как они были неисполнимы, и изменялись они Корнеем, камердинером Алексея Александровича, который незаметно для
всех повел теперь
весь дом Каренина и спокойно и осторожно во время одеванья барина докладывал ему,
что было нужно.
Была пятница, и в столовой часовщик Немец заводил часы. Степан Аркадьич вспомнил свою шутку об этом аккуратном плешивом часовщике,
что Немец «сам был заведен на
всю жизнь, чтобы заводить часы», — и улыбнулся. Степан Аркадьич любил хорошую шутку. «А может быть, и образуется! Хорошо словечко: образуется, подумал он. Это
надо рассказать».
— Самолюбия, — сказал Левин, задетый за живое словами брата, — я не понимаю. Когда бы в университете мне сказали,
что другие понимают интегральное вычисление, а я не понимаю, тут самолюбие. Но тут
надо быть убежденным прежде,
что нужно иметь известные способности для этих дел и, главное, в том,
что все эти дела важны очень.
— Да, это само собой разумеется, — отвечал знаменитый доктор, опять взглянув на часы. — Виноват;
что, поставлен ли Яузский мост, или
надо всё еще кругом объезжать? — спросил он. — А! поставлен. Да, ну так я в двадцать минут могу быть. Так мы говорили,
что вопрос так поставлен: поддержать питание и исправить нервы. Одно в связи с другим,
надо действовать на обе стороны круга.
— Да, разумеется. Да
что же! Я не стою за свое, — отвечал Левин с детскою, виноватою улыбкой. «О
чем бишь я спорил? — думал он. — Разумеется, и я прав и он прав, и
всё прекрасно.
Надо только пойти в контору распорядиться». Он встал, потягиваясь и улыбаясь.
«Да,
надо опомниться и обдумать, — думал он, пристально глядя на несмятую траву, которая была перед ним, и следя за движениями зеленой букашки, поднимавшейся по стеблю пырея и задерживаемой в своем подъеме листом снытки. —
Всё сначала, — говорил он себе, отворачивая лист снытки, чтобы он не мешал букашке, и пригибая другую траву, чтобы букашка перешла на нее. —
Что радует меня?
Что я открыл?»
Левин видел,
что она несчастлива, и постарался утешить ее, говоря,
что это ничего дурного не доказывает,
что все дети дерутся; но, говоря это, в душе своей Левин думал: «нет, я не буду ломаться и говорить по-французски со своими детьми, но у меня будут не такие дети;
надо только не портить, не уродовать детей, и они будут прелестны. Да, у меня будут не такие дети».
Всё шло хорошо и дома; но за завтраком Гриша стал свистать и,
что было хуже
всего, не послушался Англичанки, и был оставлен без сладкого пирога. Дарья Александровна не допустила бы в такой день до наказания, если б она была тут; но
надо было поддержать распоряжение Англичанки, и она подтвердила ее решение,
что Грише не будет сладкого пирога. Это испортило немного общую радость.
— Но я всё-таки не знаю,
что вас удивляет. Народ стоит на такой низкой степени и материального и нравственного развития,
что, очевидно, он должен противодействовать
всему,
что ему чуждо. В Европе рациональное хозяйство идет потому,
что народ образован; стало быть, у нас
надо образовать народ, — вот и
всё.
Получив от лакея Сергея Ивановича адрес брата, Левин тотчас же собрался ехать к нему, но, обдумав, решил отложить свою поездку до вечера. Прежде
всего, для того чтобы иметь душевное спокойствие,
надо было решить то дело, для которого он приехал в Москву. От брата Левин поехал в присутствие Облонского и, узнав о Щербацких, поехал туда, где ему сказали,
что он может застать Кити.
Положение нерешительности, неясности было
все то же, как и дома; еще хуже, потому
что нельзя было ничего предпринять, нельзя было увидать Вронского, а
надо было оставаться здесь, в чуждом и столь противоположном ее настроению обществе; но она была в туалете, который, она знала, шел к ней; она была не одна, вокруг была эта привычная торжественная обстановка праздности, и ей было легче,
чем дома; она не должна была придумывать,
что ей делать.
Но, несмотря на
весь ужас убийцы пред телом убитого,
надо резать на куски, прятать это тело,
надо пользоваться тем,
что убийца приобрел убийством.
И я и миллионы людей, живших века тому назад и живущих теперь, мужики, нищие духом и мудрецы, думавшие и писавшие об этом, своим неясным языком говорящие то же, — мы
все согласны в этом одном: для
чего надо жить и
что хорошо.
— Зачем же перепортят? Дрянную молотилку, российский топчачек ваш, сломают, а мою паровую не сломают. Лошаденку рассейскую, как это? тасканской породы,
что за хвост таскать, вам испортят, а заведите першеронов или хоть битюков, их не испортят. И так
всё. Нам выше
надо поднимать хозяйство.
— Да
что ж,
все едут.
Надо тоже помочь и Сербам. Жалко.
Теперь с ним не было того,
что бывало при прежних придумываемых успокоениях, когда
надо было восстановить
весь ход мысли для того, чтобы найти чувство.
Кити танцовала в первой паре, и, к ее счастью, ей не
надо было говорить, потому
что Корсунский
всё время бегал, распоряжаясь по своему хозяйству.
Но кроме того,
что Левин твердо знал,
что̀ ему
надо делать, он точно так же знал, как ему
надо всё это делать и какое дело важнее другого.
— Вы сходите, сударь, повинитесь еще. Авось Бог даст. Очень мучаются, и смотреть жалости, да и
всё в доме навынтараты пошло. Детей, сударь, пожалеть
надо. Повинитесь, сударь.
Что делать! Люби кататься…
Она знала
все подробности его жизни. Он хотел сказать,
что не спал
всю ночь и заснул, но, глядя на ее взволнованное и счастливое лицо, ему совестно стало. И он сказал,
что ему
надо было ехать дать отчет об отъезде принца.
Долго поправляли его и хотели уже бросить, — потому
что он брал
всё не тою рукой или не за ту руку, — когда он понял наконец,
что надо было правою рукой, не переменяя положения, взять ее за правую же руку.