Неточные совпадения
Услыша эти слова, Чичиков, чтобы не сделать дворовых людей свидетелями соблазнительной сцены и вместе с тем чувствуя, что держать Ноздрева было бесполезно, выпустил его руки.
В это самое время
вошел Порфирий и с ним Павлушка,
парень дюжий, с которым иметь дело было совсем невыгодно.
Вошел кудрявый
парень в белой рубахе, с лицом счастливого человека, принес бутылку настойки янтарного цвета, тарелку моченых яблоков и спросил, ангельски улыбаясь, — не прикажут ли еще чего-нибудь.
А что он читал там, какие книги,
в это не
входили, и бабушка отдала ему ключи от отцовской библиотеки
в старом доме, куда он запирался, читая попеременно то Спинозу, то роман Коттен, то св. Августина, а завтра вытащит Вольтера или
Парни, даже Боккачио.
— Но-но-но, тубо! — крикнул он на нее, как на собачонку. — Видишь, Аркадий: нас сегодня несколько
парней сговорились пообедать у татар. Я уж тебя не выпущу, поезжай с нами. Пообедаем; я этих тотчас же
в шею — и тогда наболтаемся. Да
входи,
входи! Мы ведь сейчас и выходим, минутку только постоять…
Вошел дюжий
парень в нанковом кафтане зеленого цвета с голубым воротником и ливрейными пуговицами.
Колокольчик звякнул над наружной дверью. Молодой крестьянский
парень в меховой шапке и красном жилете
вошел с улицы
в кондитерскую. С самого утра ни один покупатель не заглядывал
в нее… «Вот так-то мы торгуем!» — заметила со вздохом во время завтрака фрау Леноре Санину. Она продолжала дремать; Джемма боялась принять руку от подушки и шепнула Санину: «Ступайте поторгуйте вы за меня!» Санин тотчас же на цыпочках вышел
в кондитерскую.
Парню требовалось четверть фунта мятных лепешек.
Вот
входит в нашу казарму один мой знакомый из особого отделения, бесконечно добродушный и веселый
парень, неглупый, безобидно-насмешливый и необыкновенно простоватый с виду.
Гаврила
вошел не один; с ним был дворовый
парень, мальчик лет шестнадцати, прехорошенький собой, взятый во двор за красоту, как узнал я после. Звали его Фалалеем. Он был одет
в какой-то особенный костюм,
в красной шелковой рубашке, обшитой по вороту позументом, с золотым галунным поясом,
в черных плисовых шароварах и
в козловых сапожках, с красными отворотами. Этот костюм был затеей самой генеральши. Мальчик прегорько рыдал, и слезы одна за другой катились из больших голубых глаз его.
Вдруг дверь из лакейской отворилась: высокий, красивый молодой
парень, Иван Малыш,
в дорожной куртке, проворно
вошел и подал письмо с почты, за которым ездил он
в город за двадцать пять верст.
Утро на другой день оказалось довольно свежее и сероватое. Бегушев для своей поездки
в Петергоф велел себе привести
парную коляску: он решил ехать по шоссе, а не по железной дороге, которая ему не менее отелей надоела;
в продолжение своей жизни он проехал по ним десятки тысяч верст, и с тех пор, как они
вошли в общее употребление, для него вся прелесть путешествия пропала. «Так птиц только можно возить, а не людей!» — говорил он почти каждый раз,
входя в узенькое отделение вагона.
Через него
в шайку
вошли четверо: два односелка, молодых и поначалу безобразно пивших
парня, бывший монах Поликарп, толстейший восьмипудовый человек, молчаливо страдавший чревоугодием (все грехи, по монастырскому навыку, он делил на семь смертных; и промежуточных, а равно и смешения грехов, не понимал...
Жених подъехал
в щегольской
парной карете, из которой проворно выскочил и, взбежав на крыльцо, сбросил свою шубу сопровождавшему его лакею и
вошел.
Николай Назаров обогнул мыс, ловко загребая одним веслом, причалил, взял вёсла и выскочил на мостик купальни. Посмотрев
в воду, как
в зеркало,
парень пригладил волоса, застегнул вышитый ворот рубахи, надел жилет, взглянул на часы и, взвесив их на ладони, неодобрительно покачал головою. Потом, перекинув через руку новый синий пиджак, не спеша пошёл
в гору, двигая мускулами лица, точно выбирая выражение, с каким удобнее
войти наверх.
Дюковский покраснел и опустил глаза. Становой забарабанил пальцем по блюдечку. Исправник закашлялся и полез зачем-то
в портфель. На одного только доктора, по-видимому, не произвело никакого впечатления напоминание об Акульке и Нане. Следователь приказал привести Николашку. Николашка, молодой долговязый
парень с длинным рябым носом и впалой грудью,
в пиджаке с барского плеча,
вошел в комнату Псекова и поклонился следователю
в ноги. Лицо его было сонно и заплакано. Сам он был пьян и еле держался на ногах.
В горницу
входят Михайла, сосед и еще старик и
парень. Вперед себя вталкивают вчерашнего прохожего.
И
вошел в беседу девичью,
парней никого еще не приходило. Все диву дались, увидавши такого гостя.
— Дядя Хведор! а дядя Хведор, — сказал молодой
парень, ямщик
в тулупе и с кнутом за поясом,
входя в комнату и оборачиваясь к больному.
Братец раскрыл рот, чтобы ответить, но ему помешали.
В комнату
вошел парень в поддевке, грязных сапогах и с большим кульком
в руках. Он перекрестился и стал у двери.
Мы
вошли в избу. Денис поставил перед нами две чашки и кринку
парного молока, нарезал ситнику. Наташа следила за ним радостно-смеющимися глазами и болтала без умолку.
В комнату неслышно
вошел высокий
парень в пиджаке и красной рубашке,
в новых, блестящих сапогах. Он остановился у порога и медленно оглядел Степана. Я побледнел.
Только что Теркин
вошел в вагон и Серафима за ним следом, как их спереди и сзади стеснили
в узком проходе вагона: спереди напирал приземистый мужчина
в чуйке и картузе, вроде лавочника; сзади оттеснили Серафиму двое молодых
парней, смахивающих на рабочих.
— Как сказать, мы
в это не
входим… Сын — от… чай, видели… такой худощавый из себя
парень, — большой искусник по своей части… Тот, поди, куда-нибудь гнет… Только они к здешней молельне не привержены.
— «Завелись, — говорят, — доктора у нас, так и холера пошла». Я говорю: «Вы подумайте
в своей башке, дайте развитие, — за что? Ведь у нас сколько народу выздоравливает; иной уж
в гроб глядит, и то мы его отходим. Разве мы что делали, разве с нами какой вышел конфуз?»
В комнату неслышно
вошел высокий
парень в пиджаке и красной рубашке,
в новых, блестящих сапогах. Он остановился у порога и медленно оглядел Степана. Я побледнел.
Сережа,
парень лет двадцати трех-четырех, румяный, здоровый, с богобоязненным видом и тихой поступью, робко
вошел в комнату. Низко поклонясь, смиренно остановился он у притолки, глядя исподлобья на родителя. Тот сказал ему...
Через несколько минут
в горницу
вошел высокий, стройный, еще молодой
парень, одетый
в кафтан тонкого синего сукна, опоясанный широким цветным шелковым поясом.
Через несколько минут
в горницу
вошел Яшка. Это был высокий, стройный
парень со смуглым лицом и черными кудрями, шапкой сидевшими на голове и спускавшимися на высокий лоб. Блестящие черные маленькие глаза светились и искрились непритворным весельем, казалось, переполнявшим все существо Яшки. Он был одет
в серый кафтан самодельного сукна, подпоясанный красным с желтыми полосами кушаком, шаровары были вправлены
в сапоги желтой кожи.
В руках он держал черную смушковую шапку.
«Гм! — крякнул заседатель. — Что-ж и это можно! Но вот тебе мой кошелек, — вытащил он его из кармана и, вынув перво-наперво находившиеся
в кошельке деньги, передал кошелек
парню. — Положи туда деньги и принеси, а они пусть
войдут… Ничего!»
Отец Иоанн отодвинул щеколду и сам быстро отошел от калитки.
В последнюю
вошел парень лет двадцати пяти, судя по костюму, фабричный, с обстриженными
в скобку белокурыми волосами, с лицом, опушенным жидкой бородой, и усами, цвет которых был светлее цвета волос на голове, и с бегающими хитрыми серыми глазами.
8 июля, через месяц, съехались все обратно. Лелька, как
в родной уже дом,
вошла в бюро ячейки, где толкались и оживленно делились впечатлениями густо за месяц загоревшие девчата и
парни. Лельку, тоже загоревшую,
в защитного цвета юнгштурмовке, встретили...
Раз только, когда
в приемную, подпрыгивая на одной ноге,
вошел какой-то
парень, Пашке самому захотелось также попрыгать; он толкнул мать под локоть, прыснул
в рукав и сказал...
Парни вошли в избу, я остался на улице, разговаривая с знакомым крестьянином Васильем Ореховым, бывшим моим школьником. Сын его был один из пятерых, тот самый женатый
парень, который шел, подпевая подголоском.