Неточные совпадения
Молодежь стала предметом особого
внимания и надежд, и вот что покрывало таким свежим, блестящим лаком недавних юнкеров, гимназистов и студентов. Поручик в свеженьком мундире казался много интереснее
полковника или генерала, а студент юридического факультета интереснее готового прокурора. Те — люди, уже захваченные колесами старого механизма, а из этих могут еще выйти Гоши или Дантоны. В туманах близкого, как казалось, будущего начинали роиться образы «нового человека», «передового человека», «героя».
— Родительскому-то сердцу, понимаете, хочется поскорее знать, — говорил, не обращая
внимания на слова сына и каким-то жалобным тоном,
полковник.
В зале, куда вышел он принять на этот раз Николая Всеволодовича (в другие разы прогуливавшегося, на правах родственника, по всему дому невозбранно), воспитанный Алеша Телятников, чиновник, а вместе с тем и домашний у губернатора человек, распечатывал в углу у стола пакеты; а в следующей комнате, у ближайшего к дверям залы окна, поместился один заезжий, толстый и здоровый
полковник, друг и бывший сослуживец Ивана Осиповича, и читал «Голос», разумеется не обращая никакого
внимания на то, что происходило в зале; даже и сидел спиной.
— Ничем,
полковник, — отвечал Фома с постной миной. — Продолжайте не обращать на меня
внимания и будьте счастливы без Фомы.
— Удивляюсь я, что вы всегда как-то систематически любите перебивать меня,
полковник, — проговорил он после значительного молчания, не обратив на меня ни малейшего
внимания. — Вам о деле говорят, а вы — бог знает о чем… трактуете… Видели вы Фалалея?
— Я однажды в Москве у князя Сергия Борисыча «
Полковника старых времен» играла, — пискнула было вице-губернаторша, но на нее никто не обратил
внимания.
Мое качество коренного русского обратило на себя
внимание лифляндского помещика испанского происхождения Перейры, обрусевшего в русской артиллерии, в которой, достигнув чина
полковника, он женился на весьма милой дочери лифляндского богача Вульфа, обладавшего, как мне говорил сам директор Крюммер, 360-ю больших и малых имений и фольварков.
У Ипполита кружилась голова от рассказа и запаха, который распространял
полковник. А Варенька, но обращая на него
внимания, вполголоса разговаривала с Елизаветой Сергеевной, слушавшей её внимательно и серьёзно.
Но
полковник, заметивший бродягу еще на половине своего пути, оказал ему более
внимания. Он прибавил шагу, потом, приблизившись, быстро и внезапно остановился, причем ножны его сабли с размаху ударили по коротким ногам. Откинув назад голову с широким добродушным лицом, он взглянул на бродягу из-под громадного козырька и хлопнул себя рукой по бедру.
В начале 1815 года семейные обстоятельства внезапно вызвали меня из Петербурга. Оставя брата жить у
полковника Мартынова и поручив его
вниманию и участию Шишковых, я поскакал сломя голову в Вятскую, а потом в Оренбургскую губернию. С 1807 года я не расставался с братом, и это была первая разлука.
Шишков, оставшись один, попытался взойти на галерею, но на второй ступеньке стоял широкоплечий
полковник Карбонье, который на все просьбы и убеждения старика посторониться не обращал никакого
внимания, как будто ничего не слыхал, хотя очень хорошо слышал и знал Шишкова.
Полковник умер, и его закопали, имущество, ковры и серебро продали кредиторы, а частью разворовала прислуга, и осталась Елена Дмитриевна вдвоем с дочерью на крохотном пенсионе, который ей кто-то выхлопотал во
внимание к благородству
полковника.
Отец ее был весел, гордясь, что имеет зятем своим
полковника, украшенного знаками отличия; я старался всячески изъявлять ему мое уважение, особенно при значительных лицах города; офицеры моей батареи, любя меня, оказывали ему свое
внимание.
Другая спутница Луизы, домоправительница фон Шнурбаух, заняв одна целую скамейку, посреди жирных мопсов, никогда с нею не разлучных, хотела было расплодиться в повествовании о каком-то драгунском
полковнике времен Христины, вышедшем за нее на дуэль, но, увидев, что ее не слушают со
вниманием, должным высокому предмету, о котором говорила, она задремала и захрапела вместе с своими моськами.
Игроки углубились в игру свою. На лбу и губах их сменялись, как мимолетящие облака, глубокая дума, хитрость, улыбка самодовольствия и досада. Ходы противников следил большими выпуклыми глазами и жадным
вниманием своим
полковник Лима, родом венецианец, но обычаями и языком совершенно обрусевший. Он облокотился на колено, погрузив разложенные пальцы в седые волосы, выбивавшиеся между ними густыми потоками, и открыл таким образом высокий лоб свой.