Пропавшие девушки Парижа

Пэм Дженофф, 2019

1946, Манхэттен. Грейс Хили пережила Вторую мировую войну, потеряв любимого человека. Она надеялась, что тень прошлого больше никогда ее не потревожит. Однако все меняется, когда по пути на работу девушка находит спрятанный под скамейкой чемодан. Не в силах противостоять своему любопытству, она обнаруживает дюжину фотографий, на которых запечатлены молодые девушки. Кто они и почему оказались вместе? Вскоре Грейс знакомится с хозяйкой чемодана и узнает о двенадцати женщинах, которых отправили в оккупированную Европу в качестве курьеров и радисток для оказания помощи Сопротивлению. Ни одна из них так и не вернулась домой. Желая выяснить правду о женщинах с фотографий, Грейс погружается в таинственный мир разведки, чтобы пролить свет на трагические судьбы отважных женщин и их удивительные истории любви, дружбы и предательства в годы войны.

Глава 5

Мари

Шотландия, 1944 г.

Мари снилось то утро, когда они с Тесс пекли булочки. Теплую пышную выпечку она положила в выстланную бумагой корзину, которую велела Тесс отнести в сад, где они с дочерью собирались устроить пикник. Мари взяла одну булочку и уже хотела сунуть ее в рот, как вдруг раздался грохот, отчего ее рука застыла в воздухе.

Мари разбудил громкий стук в дверь.

— Что такое?

Не успела она подняться с койки, как дверь распахнулась, и ее окатили ведром ледяной воды. Ночная сорочка и постельное белье мгновенно пропитались студеной влагой, возмущенное тело от холода покрылось гусиной кожей.

Зажегся яркий свет.

— En français!^[7] — рявкнул женский голос.

Мари села в постели, пытаясь понять, где она находится. В Шотландии, вспомнила она. Около полуночи такси, на котором она ехала от железнодорожного вокзала, высадило ее перед окутанным туманом особняком. Караульный на входе провел ее в комнату, где стояли несколько коек, и удалился, не дав ей никаких указаний.

Мари спустила ноги на пол. Рядом стояла какая-то женщина в сером платье, сверлившая ее сердитым взглядом.

— Вы должны отвечать по-французски, даже во сне. Одного знания языка недостаточно. Вы должны думать по-французски, сны смотреть на французском. Одевайтесь и на улицу, на пробежку. На все про все у вас пять минут. — Женщина повернулась и вышла из комнаты, а Мари сидела и дрожала от холода.

А в следующее мгновение быстро вскочила на ноги и обвела взглядом соседние пустые койки. Их было шесть. Они стояли в два ряда у голых бежевых стен, как в дортуаре. Все, кроме той, на которой спала она, были аккуратно заправлены. Но самих девушек в комнате она не увидела. Мари вспомнила, что слышала их дыхание в темноте, когда, стараясь никого не разбудить, переодевалась в казенную ночную сорочку. Но теперь они давно уже встали и куда-то ушли, как, очевидно, и полагалось. Почему же ее никто не разбудил?

Мари заторопилась. Мокрую сорочку повесила на шипящую батарею. В чемодане, что стоял в ногах кровати, лежали два одинаковых комплекта одежды — хлопчатобумажные брюки и рубашки оливкового цвета — и пара черных сапог на резиновой подошве. Мари натянула на себя один комплект, сверху надела столь же невзрачную куртку, которую ей выдали, и, покинув спальню, вышла в затхлый коридор Арисейг-Хауса — серого каменного особняка, в котором Управление спецопераций разместило учебный центр. Еще не рассвело, однако в холле уже сновали агенты, в основном мужчины, но попадались и женщины. Все они, вероятно, спешили на занятия или по поручениям.

Едва Мари вышла на улицу, ее обжег колючий предрассветный февральский воздух Северо-Шотландского нагорья. Одежда на ней была сухая, но она еще не успела согреться после ледяного душа, и ее стала бить дрожь. Как же ей сейчас не хватало теплого шарфа, который сразу по прибытии у нее конфисковали как «слишком английский», по мнению встретившего ее сотрудника учебного центра. Туман рассеялся, и теперь она увидела, что особняк стоит на отлогом склоне возвышенности, расположившись на голом участке древней лесистой местности, которая еще не пробудилась от зимней спячки. За задним фасадом земля постепенно спускалась к темным неподвижным водам озера, на противоположном берегу которого вздымались холмы. В погожий день это место, наверно, больше напоминало загородный дом отдыха, а не секретный учебный центр.

Мари неуверенно огляделась, а потом заметила небольшую группу женщин, собравшихся на газоне перед домом. Никто из них не произнес ни слова, когда она подошла к ним.

Внезапно земля под ногами Мари загудела. Она вздрогнула, приготовившись ощутить толчок. Ей сразу вспомнилось, как несколько лет назад немецкая авиация бомбила Лондон и они ночами укрывались в метро и бомбоубежищах. Однако земля затихла.

— Это просто учения, — шепнула ей одна из девушек. — Кто-то экспериментирует со взрывчаткой. — Это объяснение, призванное успокоить Мари, только еще больше ее растревожило. Они учились обращаться с настоящей взрывчаткой, отчего миссия, к которой их готовили, казалась еще более реальной.

Не говоря ни слова, девушки подхватились и побежали по тропинке, тянувшейся вдоль берега озера. Колонну возглавляла, задавая темп, хрупкая девушка с короткими тонкими ногами, на вид — лет двадцати, не больше. Она совершенно не соответствовала представлениям Мари о женщинах-агентах, если она вообще когда-то задумывалась об этом. Но бежала девушка на удивление быстро. Остальные уверенно следовали за ней вереницей, в которой они, словно по негласной договоренности, заняли каждая свое место. А Мари силилась не отстать.

Их маршрут пролегал по узкой тропинке, что вела к вершине высокого холма или, может быть, горы. Подъем становился круче. Вершина еще даже не маячила в поле зрения Мари, а она уже задыхалась. Смотрела на убегающую в поднебесье тропинку, и сомнения, что возникли у нее при вербовке, одолевали ее с новой силой. Никто, даже она сама, никогда не считал ее особенно сильной или способной на великие свершения. Почему она решила, что сумеет оправдать оказанное ей доверие?

Чтобы не думать об усталости, Мари рассматривала качающиеся впереди головы. Все пять женщин, как и она, были одеты в брюки цвета хаки и сапоги. Бежали они непринужденно, — вероятно, тренировались уже некоторое время и находились в куда более подходящей физической форме, чем она.

Они выскочили на каменистое плато.

— Отдыхаем, — распорядилась лидер группы. Все разом остановились. Некоторые вынули фляжки и стали пить. В чемодане Мари рядом с одеждой тоже лежала фляжка, но в спешке она даже не подумала взять ее с собой.

Не прошло и минуты, как лидер группы крикнула:

— Вперед! — Девушки убрали фляжки и снова ринулись вверх по тропинке. Тишину нарушал только топот их ног.

Спустя несколько часов, как показалось Мари, они наконец-то достигли вершины холма. Туман начал подниматься, зачирикали воробьи, приветствуя друг друга. Мари смотрела на небо, зарозовевшее над Арисейг-Хаусом, и искрящуюся гладь лежавшего внизу озера. Прежде она никогда не бывала на Северо-Шотландском нагорье. При других обстоятельствах она сочла бы это место идиллическим уголком.

Не задерживаясь на гребне, девушки припустили вниз по холму. Казалось бы, спускаться — не подниматься, но извилистая каменистая тропинка существенно затрудняла бег. Внезапно Мари споткнулась о камень и подвернула ногу. Лодыжку пронзила боль. Она вскрикнула, зашаталась, пытаясь удержать равновесие. Ее первое занятие — и сразу полный провал. Не останавливайся, подначивала себя Мари и, стиснув зубы, продолжала спуск. Однако пульсирующая боль с каждым шагом усиливалась. Она все больше отставала, расстояние между ней и остальной группой увеличивалось на глазах. Она просто не могла угнаться за ними.

Девушка, возглавлявшая группу, вероятно, что-то почувствовала. Она замедлила бег, пропуская остальных вперед. Мари ждала, что ее сейчас отчитают за слабость и медлительность. А девушка одной рукой обхватила Мари за плечо, и, хотя ростом она была меньше, ей каким-то образом удалось приподнять Мари, так что ее больная нога почти не касалась земли.

— Побежали, — сказала девушка. — Представь, что мы танцуем в модном клубе в Лондоне. — Идея эта была столь нелепой и далекой от того, чем они здесь занимались, что Мари невольно улыбнулась сквозь боль. Прилагая, казалось, сверхчеловеческие усилия, они рванули вперед. Худенькая девушка почти тащила Мари на себе, возвращаясь в голову вереницы. Каждый шаг по бугристой земле лишь усугублял мучения Мари. На помощь ей пришла еще одна из девушек, стала поддерживать ее с другой стороны. Мари старалась как могла меньше опираться на них, чтобы не быть им чрезмерной обузой. Втроем они плавно неслись с холма, как единое целое.

Когда они достигли газона перед Арисейг-Хаусом, лидер группы отняла руку от Мари — так резко, что та чуть не упала. Вторая женщина, помогавшая ей, тоже отступила.

— Спасибо, — поблагодарила Мари, хватаясь за низкую каменную стенку, окружавшую усадьбу по периметру. — Нога, по-моему, не сломана. — Морщась, она попробовала встать на травмированную ногу, затем села на низкую ограду. — Но вот лед, пожалуй… Здесь есть медпункт?

Худенькая девушка покачала головой.

— Не успеешь. Пробежка заняла больше времени, чем обычно, из-за того что пришлось помогать тебе. Мы опаздываем на завтрак. — Она даже не потрудилась скрыть раздражение в голосе. — А завтраки, обеды, ужины лучше не пропускать, потому что в промежутках есть нечего. Держать продукты в казармах запрещено, так что либо ешь сейчас, либо ходи голодной. — У нее акцент северянки, решила Мари. Из Манчестера, может быть, или из Лидса. — Кстати, я — Джозефина. Меня все здесь зовут Джози. — Голову ее покрывала шапка коротко обчекрыженных темных кудряшек, кожа имела более смуглый оттенок, чем у других, — по цвету напоминала растопленную карамель.

— Мари.

Джози протянула Мари руку, помогая ей подняться, затем жестом показала на ее все еще влажные волосы.

— Я вижу, ты приняла душ Пуаро. — Мари в недоумении склонила набок голову. — Она окатила тебя водой за то, что ты проспала. — Темные глаза Джози заискрились весельем. Мари подумалось, что соседки по комнате специально не разбудили ее, — на правах старослужащих допустили, чтобы она вымокла. — Мадам Пуаро учит нас быть истыми француженками. Школьная директриса и сержант-инструктор в одном лице.

Мари последовала за остальными девушками в особняк. Под столовую переоборудовали огромный бальный зал, заставив его деревянными столами во всю длину комнаты. Атмосфера здесь была вполне цивилизованная, что особенно ощущалось после ранней пробежки по колдобинам в темноте да по холоду. Столы были сервированы льняными салфетками и приличным фарфором. Официанты наливали кофе из серебряных сосудов. Кое-где уже сидели агенты — мужчины и женщины. Мужчины расположились отдельно. Так принято или по собственному выбору? — задалась вопросом Мари.

Она заняла свободное место за женским столиком, рядом с Джози. После пробежки ее мучила жажда, и она первым делом схватила бокал с водой, отхлебнув из него слишком большой глоток, так что чуть не облилась. Потом взяла ломтик багета. Пища была французская, но самая простая — никаких изысков. Словно их специально приучали к тому, чем им придется довольствоваться на чужбине.

— Сколько нас всего? — полюбопытствовала Мари. И тут же подумала: а не дерзость ли это — включать себя в их число, если она только что прибыла? — Я имею в виду женщин.

— У нас не принято задавать вопросы, — отчитала ее Джози, как и Элеонора, когда она вербовала Мари. Но потом все же ответила: — Примерно сорок, включая тех, кого уже забросили, и тех, кто пропал без вести.

Мари резко вскинула голову, повернула ее туда-сюда, оглядываясь.

— Пропал без вести?

— Да, в ходе операции. Числятся в списках погибших.

— Что с ними сталось?

— Никто не знает.

— Но мы же просто радистки, во имя всего святого! Неужели это так опасно?

Джози запрокинула голову и рассмеялась, да так громко, что привлекла внимание мужчин за соседним столом.

— А ты что же, собираешься выходить в эфир из студии Би-би-си? Ты будешь радировать из оккупированной Франции, и немцы будут делать все, чтобы тебе помешать. — Потом лицо ее стало серьезным. — Полтора месяца.

— Прости, не поняла?

— Средняя продолжительность жизни радиста во Франции. Полтора месяца.

Мари похолодела. Она в общем понимала, что работа, на которую она устроилась, таит в себе опасность, но ей и в голову не приходило, что она может погибнуть. Если б она знала, сколь высока вероятность того, что она не вернется к Тесс, она никогда не дала бы согласия. Нужно убираться отсюда, немедленно.

Напротив Мари сидела блондинка примерно ее возраста. Она потрепала ее по руке.

— Меня зовут Брия. Не реагируй на ее страшилки, дорогая.

— По-французски, — сердито напомнила от двери мадам Пуаро. Даже в общении между собой они должны были играть роль, которую им предстояло исполнять после заброски в тыл врага. — Полезные привычки приобретаются прямо сейчас.

Джози одними губами повторила последнюю фразу, передразнивая мадам Пуаро.

Внезапно раздался пронзительный свист. Мари чуть не подпрыгнула на месте. Обернувшись, она увидела в дверях столовой дюжего полковника.

— Завтрак окончен! Всем вернуться в казармы для досмотра личных вещей! — Нервно перешептываясь, девушки поднялись из-за стола.

Мари проглотила последний кусочек багета и поспешила за остальными в коридор. Они поднялись по лестнице в свою комнату, похожую на дортуар. Только она успела сдернуть с батареи свою ночную сорочку и сунуть ее под подушку, как в комнату без стука ворвался полковник в сопровождении своего адъютанта.

Джози как-то странно смотрела на Мари. Ожерелье, сообразила она. Крошечный медальон в форме бабочки на простой золотой цепочке. Это украшение подарила ей Хейзел, когда родилась Тесс. Мари спрятала его — в нарушение строгого приказа, предписывавшего агентам перед началом учебы сдать все свои личные вещи. Сегодня утром, пытаясь побыстрей обсохнуть и одеться, она впопыхах забыла снять медальон.

Джози без лишних слов занесла руки за шею Мари, сняла с нее украшение и убрала его к себе в карман. Мари собралась было выразить протест. Если у Джози найдут ее ожерелье, его конфискуют, а у самой Джози будут неприятности.

Своим телодвижением она обратила на себя внимание полковника. Он подошел к ее чемодану, раскрыл его и, покопавшись, вытащил верхнюю одежду, которую она аккуратно положила почти на самое дно. Полковник взял ее платье, осмотрел воротник, на котором она зашила маленькую дырочку, и выдернул нитку.

— Это не французские стежки. Они сразу же вас выдадут.

— Я не собиралась носить его здесь, — выпалила Мари, слишком поздно сообразив, что лучше было бы смолчать.

— Если вас схватят в этом платье, будет еще хуже, — рявкнул он, рассерженный ее ответом. — А эти чулки… — Полковник поднял вверх чулки, в которых она приехала накануне вечером.

Мари пришла в замешательство. Чулки были французского производства, с прямым швом по всей длине сзади. Что не так?

— Так они же французские! — воскликнула она, не сдержавшись.

— Были французские, — пренебрежительным тоном поправил ее полковник. — Теперь во Франции таких не достать. Там теперь вообще нет нейлона, если уж на то пошло. Девушки рисуют стрелки на ногах йодом. — В Мари всколыхнулся гнев. Она еще и суток здесь не провела. Откуда ей знать про такие вещи?

Полковника поддержал адъютант. С тумбочки у койки Мари он схватил карандаш, который вообще-то ей не принадлежал.

— Немцы сразу увидят, что карандаш английский. Стоит вам его достать, и вы мгновенно себя выдадите. Вас арестуют и, скорей всего, казнят.

— Где? — неожиданно вмешалась Джози. Все взгляды обратились на нее. «У нас не принято задавать вопросы», — указала она Мари за завтраком, буквально несколько минут назад. А теперь словно умышленно отвлекала внимание на себя. — Где меня должны убить? Мы до сих пор не знаем, куда нас пошлют!

Мари восхищалась смелостью Джози.

Полковник подступил почти вплотную к Джози, гневно глядя на нее сверху вниз.

— Может, вы и принцесса, но здесь вы никто. Просто еще одна девица, не способная выполнить свою работу. — Джози стойко выдержала его взгляд. Прошло несколько секунд. — Через пять минут занятие по радиосвязи, не опаздывать! — гаркнул он. Затем развернулся на каблуках и вышел. Адъютант последовал за ним.

— Спасибо, — поблагодарила Мари Джози, когда другие девушки покинули спальню, отправившись на занятие.

— Держи. — Джози вернула Мари ее ожерелье, потом подошла к своему ящику с одеждой и, порывшись в нем, достала шерстяные рейтузы. — Во Франции такие есть, так что тебе за них не влетит. У меня это последняя пара. Смотри не порви.

— Он назвал тебя принцессой, — заметила Мари, пока они заново укладывали свои вещи, переворошенные во время досмотра. — Это правда? — Она напомнила себе, что не должна задавать лишних вопросов. Им не полагалось обсуждать свое прошлое.

— Мой отец был вождем одного суфийского племени. — Мари никогда бы не подумала, что Джози индианка, но это объясняло смуглость ее кожи и угольно-черный цвет красивых глаз.

— Тогда почему ты вообще воюешь за Британию? — удивилась Мари.

— Многие наши ребята воюют. Есть целая эскадрилья, в которой летчики-истребители наши парни — сикхи, индусы, только об этом не говорят. Вообще-то, меня здесь быть не должно, — тихо проговорила она. — И вовсе не из-за отца. Мне только в следующем месяце исполнится восемнадцать. — Джози оказалась еще моложе, чем думала Мари.

— А как относятся к этому твои родители?

— Их нет в живых, они погибли во время пожара, когда мне было двенадцать лет. Мы с братом — его зовут Аруш, мы близнецы — остались вдвоем. В детский дом идти не захотели, жили сами по себе. — Мари внутренне содрогнулась: именно этого она больше всего страшилась, покидая Тесс, — что ее дочь останется сиротой. Тем более что у Тесс даже не было ни брата, ни сестры. — Аруш пропал без вести во время боев в Арденнах. А я сама работала на фабрике, когда услышала, что идет набор девушек. Пришла к ним и убедила взять меня. Если я попаду туда, то, возможно, мне удастся выяснить, что стало с моим братом. — Глаза Джози пылали решимостью. Вопреки всему, видела Мари, она продолжала надеяться, что найдет брата живым. — А ты? Какую тиару ты носишь, когда не воюешь против немцев?

— Никакую, — отвечала Мари. — У меня есть дочь.

— Замужем, значит?

— Да… — начала Мари. Ложь, которую она придумала после ухода Ричарда, слетела с губ сама собой. Но потом она поправилась: — То есть нет. Он бросил меня, когда родилась дочь.

— Вот урод. — Они обе усмехнулись.

— Только не говори никому, ладно? — попросила Мари.

— Не скажу. — Джози вновь приняла серьезный вид. — Раз уже мы с тобой делимся секретами, признаюсь тебе, что моя мама — еврейка. Впрочем, кому какое до этого дело?

— Немцам будет до этого дело, если они узнают, — вставила реплику Брия, случайно подслушав их разговор, когда заглянула в дверь. — Поторопитесь. Опоздаем на занятие.

— Сама не понимаю, зачем я здесь, — поведала Мари Джози, когда они снова остались вдвоем. Записалась она на военную службу главным образом из-за денег. Но какой от них толк, если это будет стоить ей жизни?

— Этого никто из нас не понимает, — ответила Джози. В это Мари верилось с трудом: Джози казалась такой сильной и целеустремленной. — Мы все напуганы и одиноки. Вот ты один раз произнесла это вслух, а теперь забудь и больше не повторяй. Считай, что здесь ты из-за дочери, — добавила Джози. — Ты сражаешься за нее и за тот мир, в котором она будет жить. — И тогда Мари поняла. Дело не только в деньгах. Она хочет, чтобы Тесс росла в более справедливом мире. Это — воистину достойная цель. — В минуты сомнений представляй свою дочь взрослой женщиной. Думай о том, как будешь рассказывать ей о своем участии в войне. Или, как говорила мама, «сотвори историю, которой можно гордиться».

Джози права, осознала Мари. Всю жизнь ей внушали — сначала отец, потом Ричард, — что она, родившись девочкой, как человек ничего не стоит. Мама ее любила, но сама, будучи бесправной, была не способна вселить в нее уверенность, заставить изменить свое мнение о себе. Теперь у Мари появился шанс сотворить новую историю для своей дочери. Если удастся. Внезапно Тесс — единственный сдерживающий фактор — превратилась в движущую силу, которая повела ее к новым свершениям.

Примечания

7

En français (фр.) — по-французски!