Неточные совпадения
— Знаешь ли что? — говорил в ту же ночь Базаров Аркадию. — Мне в голову пришла великолепная мысль. Твой отец сказывал сегодня, что он получил приглашение от этого вашего знатного родственника. Твой отец не поедет; махнем-ка мы с
тобой в ***; ведь этот господин и
тебя зовет.
Вишь, какая сделалась здесь погода; а мы прокатимся, город посмотрим. Поболтаемся дней пять-шесть, и баста!
— Полно, не распечатывай, Илья Иваныч, — с боязнью остановила его жена, — кто его знает, какое оно там письмо-то? может быть, еще страшное, беда какая-нибудь.
Вишь, ведь народ-то нынче какой стал! Завтра или послезавтра успеешь — не уйдет оно от
тебя.
—
Тебя бы, может, ухватил и его барин, — отвечал ему кучер, указывая на Захара, —
вишь, у те войлок какой на голове! А за что он ухватит Захара-то Трофимыча? Голова-то словно тыква… Разве вот за эти две бороды-то, что на скулах-то, поймает: ну, там есть за что!..
— А вот как я скажу барину-то, — начал он с яростью хрипеть на кучера, — так он найдет, за что и
тебя ухватить: он
тебе бороду-то выгладит:
вишь, она у
тебя в сосульках вся!
— Знаешь
ты дрыхнуть! — говорил Захар, уверенный, что барин не слышит. —
Вишь, дрыхнет, словно чурбан осиновый! Зачем
ты на свет-то Божий родился?
— А я говорил
тебе, чтоб
ты купил других, заграничных? Вот как
ты помнишь, что
тебе говорят! Смотри же, чтоб к следующей субботе непременно было, а то долго не приду.
Вишь, ведь какая дрянь! — продолжал он, закурив сигару и пустив одно облако дыма на воздух, а другое втянув в себя. — Курить нельзя.
—
Вишь ведь
ты, да
ты, пожалуй, мужик умный.
— Мало чего нет!
Вишь, как вы избаловались. Поди
ты!
— Ну, полно, полно, балагур.
Вишь, барина мы с
тобой беспокоим. Женю, небось… А
ты, батюшка, не гневись: дитятко, видишь, малое, разуму не успело набраться.
— С горя! Ну, помог бы ему, коли сердце в
тебе такое ретивое, а не сидел бы с пьяным человеком в кабаках сам. Что он красно говорит —
вишь невидаль какая!
— Да пусти же его; пусти, неотвязная… — с досадой заговорил Моргач, — дай ему присесть на лавку-то;
вишь, он устал… Экой
ты фофан, братец, право фофан! Что пристал, словно банный лист?
— Это за две-то тысячи верст пришел киселя есть… прошу покорно! племянничек сыскался! Ни в жизнь не поверю. И именье,
вишь, промотал… А коли
ты промотал, так я-то чем причина? Он промотал, а я изволь с ним валандаться! Отошлю я
тебя в земский суд — там разберут, племянник
ты или солдат беглый.
— Ничего, успеет. Вот погодите, ужо я сам этим делом займусь, мигом обеим вам женихов найду.
Тебе, Надежда, покрупнее, потому что
ты сама
вишь какая выросла;
тебе, Александра, середненького.
Ты что ж, Анна, об дочери не хлопочешь?
—
Вишь, проклятая ведьма, чтоб
ты не дождала детей своих видеть, негодная! Тьфу!.. — Тут дьячиха плюнула прямо в глаза ткачихе.
— Срамница!
вишь, чем стала попрекать! — гневно возразила баба с фиолетовым носом. — Молчала бы, негодница! Разве я не знаю, что к
тебе дьяк ходит каждый вечер?
— Вот я и домой пришел! — говорил он, садясь на лавку у дверей и не обращая никакого внимания на присутствующих. —
Вишь, как растянул вражий сын, сатана, дорогу! Идешь, идешь, и конца нет! Ноги как будто переломал кто-нибудь. Достань-ка там, баба, тулуп, подостлать мне. На печь к
тебе не приду, ей-богу, не приду: ноги болят! Достань его, там он лежит, близ покута; гляди только, не опрокинь горшка с тертым табаком. Или нет, не тронь, не тронь!
Ты, может быть, пьяна сегодня… Пусть, уже я сам достану.
— Это
ты, собачий сын!
вишь, бесовское рождение!
— Куды? Назад! — покрывает шум громовой возглас городового. — А
ты чего глядишь, морда?
Вишь, публика не прошла!
— Да
ты што допытываешь-то меня, окаянная твоя душа? Вот завтра
тебе Флегонт Василич покажет… Он
тебя произведет.
Вишь, какой дошлый выискался!
«Все здесь не по нем, — говаривал он, — за столом привередничает, не ест, людского запаху, духоты переносить не может, вид пьяных его расстраивает, драться при нем тоже не смей, служить не хочет: слаб,
вишь, здоровьем; фу
ты, неженка эдакой!
—
Вишь, чего захотел! Это я
тебе не скажу, брат; это всякий сам должен знать, — возражал с иронией Демосфен. — Помещик, дворянин — и не знает, что делать! Веры нет, а то бы знал; веры нет — и нет откровения.
— Наташка, перестань… Брось… — уговаривал ее Мыльников. — Не смущай свово родителя…
Вишь, как он сразу укротился. Яша, что же это
ты в самом-то деле?.. По первому разу и испугался родителей…
— На перепутье завернули! — объясняла Таисья уклончиво. — Мне бы с
тобой словечком перемолвиться, Аника Парфеныч.
Вишь, такое дело доспело, што надо в Заболотье проехать… Как теперь болотами-то: поди, еще не промерзли?
— Верно
тебе говорим: лесообъездчик Макар да Терешка-казак.
Вишь, пьяные едут, бороться хотят. Только самосадские уполощут их: вровень с землей сделают.
— Убирайся, потатчица, — закричала на нее в окошко Палагея. —
Вишь выискалась какая добрая… Вот я еще, Макарка, прибавлю
тебе, иди-ка в избу-то.
— Что это
ты, Вася, мне свои рубашки не принесешь постирать, — сказала Маша после минутного молчания, — а то,
вишь, какая черная, — прибавила она, взяв его за ворот рубашки.
— По делам ходил, Ваня, — заговорил он вдруг. — Дрянь такая завелась. Говорил я
тебе? Меня совсем осуждают. Доказательств,
вишь, нет; бумаг нужных нет; справки неверны выходят… Гм…
— Да-с, претерпел-таки. Уж давно думаю я это самое Монрепо побоку — да никому,
вишь, не требуется. Пантелею Егорову предлагал: «Купи, говорю!
тебе, говорю, все одно, чью кровь ни сосать!» Так нет, и ему не нужно! «В твоем, говорит, Монрепо не людям, а лягушкам жить!» Вот, сударь, как нынче бывшие холопы-то с господами со своими поговаривают!
А то,
вишь, ручки у
тебя больно белы, в перчатках ходишь, да нос-от высоко задираешь — ну, и ходи в перчатках.
Марья Гавриловна. Ладно, ладно, ступай-ка! там еще увидим, как это
ты меня задушишь!
Вишь, храбрец! откуда это выехать изволили! (Скопищеву.) А
ты, борода, у меня припомнишь, припомнишь, припомнишь!
— Ну вот, этак-то ладно будет, — сказал он, переводя дух, — спасибо, баринушко,
тебе за ласку. Грошиков-то у меня,
вишь, мало, а без квасу и идти-то словно неповадно… Спасибо
тебе!
— Что делать! каковы уродились, таковы и есть, не посетуй, родимый! — заметила иронически Кузьмовна, — у
тебя бы поучиться, да
ты,
вишь, только ложечки ковырять умеешь, а немца наймовать силы нетутка.
Скопищев. А
ты бы, Александра Александрыч, попреж ее-то самоё маленько помял… У меня вот жена-покойница такая же была, так я ее, бывало, голубушку, возьму, да всю по суставчикам и разомну… (Вздыхает.) Такая ли опосля шелковая сделалась! Кровать,
вишь, скрипит! а где ж это видано, чтоб кровать не скрипела, когда она кровать есть!
И, главное, ведь вот что обидно: они
тебя, можно сказать, жизни лишают, а
ты,
вишь, и глазом моргнуть не моги — ни-ни, смотри весело, чтоб у
тебя и улыбочка на губах была, и приветливость в глазах играла, и закуска на столе стояла: неровно господину частному выпить пожелается. Вошел он.
— Да, — говорит, — это точно, что от
тебя приношение бывает, и мы, говорит, оченно за это
тебе благодарны; да то,
вишь, приношение вообще, а Степка в него не входит. Степка, стало быть, большой человек, и за этакого человека с другого три тысячи целковых взять нельзя: мало будет; ну, а
тебя начальство пожаловать желает, полагает взять только три. Так
ты это чувствуй; дашь — твой Степка, не дынь — наш Степка.
— Ах, да это барин какой-то, — сказала Марфа, глядя ему вслед, — а
ты выдумал: мошенник!
Вишь, ведь хватило ума сказать! Станет мошенник реветь в чужих сенях!
— Пустяки, — ворчал про себя Евсей, — как не пустяки: у
тебя так вот пустяки, а я дело делаю.
Вишь ведь, как загрязнил сапоги, насилу отчистишь. — Он поставил сапог на стол и гляделся с любовью в зеркальный лоск кожи. — Поди-ка, вычисти кто этак, — примолвил он, — пустяки!
— Поди-ка
ты, не корова! — ворчала Аграфена, воротясь к себе. —
Вишь, корову нашла! много ли у
тебя этаких коров-то?
—
Вишь, как господь
тебя соблюл, боярыня, — сказал незнакомый старик, любопытно вглядываясь в черты Елены, — ведь возьми конь немного левее, прямо попала бы в плёс; ну да и конь-то привычный, — продолжал он про себя, — место ему знакомо; слава богу, не в первый раз на мельнице!
— Не слушай его, государь, — умолял Малюта, — он пьян,
ты видишь, он пьян! Не слушай его! Пошел, бражник,
вишь, как нарезался! Пошел, уноси свою голову!
— Мы, батюшка-князь, — продолжал он с насмешливою покорностью, — мы перед твоею милостью малые люди; таких больших бояр, как
ты, никогда еще своими руками не казнили, не пытывали и к допросу-то приступить робость берет! Кровь-то,
вишь, говорят, не одна у нас в жилах течет…
— Ах
ты чертов кум этакий! Провались
ты и с своею каморой!
Вишь, чем потчевать вздумал! Ребята, едем на постоялый двор! Далеко ль дотудова, старик?
— Вот как! — сказал Иоанн насмешливо. — Так
ты, Максимушка, меня осилить хочешь?
Вишь, какой богатырь! Ну где мне, убогому, на
тебя! Что ж, не хочешь быть опричником, я, пожалуй, велю
тебя в зорники вписать!
—
Вишь, боярин, — сказал незнакомец, равняясь с князем, — ведь говорил я
тебе, что вчетвером веселее ехать, чем сам-друг! Теперь дай себя только до мельницы проводить, а там простимся. В мельнице найдешь ночлег и корм лошадям. Дотудова будет версты две, не боле, а там скоро и Москва!
—
Вишь, какой у
тебя озноб, батюшка! Вот погоди маленько, я велю
тебе сбитеньку заварить…
—
Вишь, что выдумал! Какой
тебе родни?
«
Вишь, тетка его подкурятина! — подумал Михеич, — куда вздумал посылать! Верст пять будет избушка, в ней жди до ночи, а там черт знает кто придет, больше скажет. Послал бы я
тебя самого туда, хрен этакий! Кабы не боярин, уж я бы дал
тебе!
Вишь, какой, в самом деле! Тьфу! Ну, Галка, нечего делать, давай искать чертовой избушки!»
— Тише, Галка, полно те фыркать, — говорил он, трепля лошадь по крутой шее, —
вишь, какая неугомонная, ничего расслушать не даст. Фу
ты пропасть, никак и места не спознаю! Все липа да орешник, а когда в ту пору ночью ехали, кажись, смолою попахивало!
«Да! — подумал Михеич, — посмотрел бы я, какого
ты, чертов кум, хлеба подсыпешь? Я чай, кости жидовские ведьмам на муку перемалываешь! Тут и завозу быть не может;
вишь, какая глушь, и колеи-то все травой заросли!»
—
Вишь, — продолжал Малюта, — разговорился я с
тобой; скоро ночь глубокая, пора к царю, ключи от тюрьмы отнести.