Неточные совпадения
Дмитрий явился в десятом часу утра, Клим Иванович еще не успел одеться. Одеваясь, он посмотрел в щель неприкрытой двери
на фигуру брата. Держа руки за спиной, Дмитрий стоял пред книжным шкафом,
на сутулых
плечах висел длинный, до колен, синий пиджак, черные брюки заправлены за сапоги.
На костях его
плеч висел широкий пиджак железного цвета, расстегнутый
на груди, он показывал сероватую рубаху грубого холста;
на сморщенной шее, под острым кадыком, красный, шелковый платок свернулся в жгут, платок был старенький и посекся
на складках.
А Гапон проскочил в большую комнату и забегал, заметался по ней. Ноги его подгибались, точно вывихнутые, темное лицо судорожно передергивалось, но глаза были неподвижны, остеклели. Коротко и неумело обрезанные волосы
на голове
висели неровными прядями, борода подстрижена тоже неровно.
На плечах болтался измятый старенький пиджак, и рукава его были так длинны, что покрывали кисти рук. Бегая по комнате, он хрипло выкрикивал...
На нем
висел широкий, с чужого
плеча, серый измятый пиджак с оторванным карманом, пестренькая ситцевая рубаха тоже была разорвана
на груди; дешевые люстриновые брюки измазаны зеленой краской.
Он вышел и хлопнул дверью. Я в другой раз осмотрелся. Изба показалась мне еще печальнее прежнего. Горький запах остывшего дыма неприятно стеснял мне дыхание. Девочка не трогалась с места и не поднимала глаз; изредка поталкивала она люльку, робко наводила
на плечо спускавшуюся рубашку; ее голые ноги
висели, не шевелясь.
Одет он был в желтый, истасканный архалук с черными плисовыми патронами
на груди и полинялыми серебряными галунами по всем швам; через
плечо висел у него рог, за поясом торчал кинжал.
На голове ее был белый старушечий чепчик, несколько влажный после мытья;
на плечах свободно
висел темненький шерстяной капот, без всякого намека
на талию.
На их игру глядел, сидя
на подоконнике, штабс-капитан Лещенко, унылый человек сорока пяти лет, способный одним своим видом навести тоску; все у него в лице и фигуре
висело вниз с видом самой безнадежной меланхолии:
висел вниз, точно стручок перца, длинный, мясистый, красный и дряблый нос; свисали до подбородка двумя тонкими бурыми нитками усы; брови спускались от переносья вниз к вискам, придавая его глазам вечно плаксивое выражение; даже старенький сюртук болтался
на его покатых
плечах и впалой груди, как
на вешалке.
На них были белые, изношенные рубахи, а
на полотенцах, перекинутых через
плечи крест-накрест,
висели с одной стороны мешок для сбирания милостыни, а с другой — изодранный кафтан, скинутый по случаю жары.
Боярин Морозов уже с час, как отдыхал в своей опочивальне. Елена с сенными девушками сидела под липами
на дерновой скамье, у самого частокола.
На ней был голубой аксамитный летник с яхонтовыми пуговицами. Широкие кисейные рукава, собранные в мелкие складки, перехватывались повыше локтя алмазными запястьями, или зарукавниками. Такие же серьги
висели по самые
плечи; голову покрывал кокошник с жемчужными наклонами, а сафьянные сапожки блестели золотою нашивкой.
Другой раз он видел её летним вечером, возвращаясь из Балымер: она сидела
на краю дороги, под берёзой, с кузовом грибов за
плечами. Из-под ног у неё во все стороны расползлись корни дерева. Одетая в синюю юбку, белую кофту, в жёлтом платке
на голове, она была такая светлая, неожиданная и показалась ему очень красивой. Под платком, за ушами, у неё были засунуты грозди ещё неспелой калины, и бледно-розовые ягоды
висели на щеках, как серьги.
Скинув верхнее платье, Юрий остался в малиновом, обшитом галунами полукафтанье; к шелковому кушаку привешена была польская сабля; а через
плечо на серебряной цепочке
висел длинный турецкий пистолет.
А между тем
на каждом
плече ее было по коромыслу и
на каждом коромысле
висела немалая тяжесть рубах и всякого другого тряпья; немало также предстояло ей забот: требовалось привести все это в порядок, вымыть, развесить, просушить, прикинуть кой-где заплату, кой-где попросту прихватить нитками — работы больно довольно.
Фома взглянул из-за
плеча отца и увидал: в переднем углу комнаты, облокотясь
на стол, сидела маленькая женщина с пышными белокурыми волосами;
на бледном лице ее резко выделялись темные глаза, тонкие брови и пухлые, красные губы. Сзади кресла стоял большой филодендрон — крупные, узорчатые листья
висели в воздухе над ее золотистой головкой.
На левом
плече шпиона и
на руке у него
висели рваные брюки, грязные рубахи, пиджаки.
Вадим, сказал я, почувствовал сострадание к нищим, и становился, чтобы дать им что-нибудь; вынув несколько грошей, он каждому бросал по одному; они благодарили нараспев, давно затверженными словами и даже не подняв глаз, чтобы рассмотреть подателя милостыни… это равнодушие напомнило Вадиму, где он и с кем; он хотел идти далее; но костистая рука вдруг остановила его за
плечо; — «постой, постой, кормилец!» пропищал хриплый женский голос сзади его, и рука нищенки всё крепче сжимала свою добычу; он обернулся — и отвратительное зрелище представилось его глазам: старушка, низенькая, сухая, с большим брюхом, так сказать, повисла
на нем: ее засученные рукава обнажали две руки, похожие
на грабли, и полусиний сарафан, составленный из тысячи гадких лохмотьев,
висел криво и косо
на этом подвижном скелете; выражение ее лица поражало ум какой-то неизъяснимой низостью, какой-то гнилостью, свойственной мертвецам, долго стоявшим
на воздухе; вздернутый нос, огромный рот, из которого вырывался голос резкий и странный, еще ничего не значили в сравнении с глазами нищенки! вообразите два серые кружка, прыгающие в узких щелях, обведенных красными каймами; ни ресниц, ни бровей!.. и при всем этом взгляд, тяготеющий
на поверхности души; производящий во всех чувствах болезненное сжимание!..
Никита полз к окну, хватаясь руками за
плечи брата, спинку кровати, стульев; ряса
висела на нём, как парус
на сломанной мачте; садясь у окна, он, открыв рот, смотрел вниз, в сад и в даль,
на тёмную, сердитую щетину леса.
Грязным обломком плавал по двору отец, едва передвигая больные ноги. Теперь
на его широких
плечах висела дорожная лисья шуба с вытертым мехом, он останавливал людей, строго спрашивая...
Анисим приехал за три дня до свадьбы, во всем новом.
На нем были блестящие резиновые калоши и вместо галстука красный шнурок с шариками, и
на плечах висело пальто, не надетое в рукава, тоже новое.
Рыжов действительно срубил дерево по себе: через неделю он привел в город жену — ражую, белую, румяную, с добрыми карими глазами и с покорностью в каждом шаге и движении. Одета она была по-крестьянски, и шли оба супруга друг за другом, неся
на плечах коромысло,
на котором
висела подвязанная холщовым концом расписная лубочная коробья с приданым.
Жуков встретил Лодку в прихожей, со свечой в руке;
на плечах у него
висело ватное пальто, в зубах торчала, дымясь, толстая папироса. Он радостно таращил глаза и говорил, растягивая слова...
Берегом, покачиваясь
на длинных ногах, шагает высокий большеголовый парень, без шапки, босой, с удилищами
на плече и корзиною из бересты в руках.
На его тонком сутулом теле тяжело
висит рваное ватное пальто, шея у него длинная, и он странно кивает большой головой, точно кланяясь всему, что видит под ногами у себя.
Входит старик в страннической одежде, через
плечо на ремне
висит сулея, через другое — сумка с травами и корнями. Нагибается к раненым, прикладывает траву и дает пить из сулейки.
Стоит Семён в тени, осматривая людей невидимыми глазами;
на голове у него чёрный башлык, под ним — мутное пятно лица, с
плеч до ног колоколом
висит омытая дождём клеёнка, любопытно скользят по ней отблески огня и, сверкая, сбегает вода. Он похож
на монаха в этой одежде и бормочет, точно читая молитву...
Музыканты, дворовые люди предводителя, стоя в буфете, очищенном
на случай бала, уже заворотив рукава сюртуков, по данному знаку заиграли старинный польский «Александр, Елисавета», и при ярком и мягком освещении восковых свеч по большой паркетной зале начинали плавно проходить: екатерининский генерал-губернатор, со звездой, под руку с худощавой предводительшей, предводитель под руку с губернаторшей и т. д. — губернские власти в различных сочетаниях и перемещениях, когда Завальшевский, в синем фраке с огромным воротником и буфами
на плечах, в чулках и башмаках, распространяя вокруг себя запах жасминных духов, которыми были обильно спрыснуты его усы, лацкана и платок, вместе с красавцем-гусаром в голубых обтянутых рейтузах и шитом золотом красном ментике,
на котором
висели владимирский крест и медаль двенадцатого года, вошли в залу.
Наконец, в один воскресный или праздничный день, рано поутру, для чего Панаев ночевал у меня, потому что я жил гораздо ближе к Арскому полю, вышли мы
на свою охоту, каждый с двумя рампетками: одна, крепко вставленная в деревянную палочку, была у каждого в руках, а другая, запасная, без ручки,
висела на снурке через
плечо.
Подходя к берегу, мы с удивлением увидели, что к лодке подходит также Микеша.
На одном
плече он нес весла,
на другом
висела винтовка, в руке у него был узелок, который он тщательно спрятал в ящик
на корме.
На плечах ее
висело полотенце.
Он кладет руку
на плечо Пьеро. — Пьеро свалился навзничь и лежит без движения в белом балахоне. Арлекин уводит Коломбину за руку. Она улыбнулась ему. Общий упадок настроения. Все безжизненно повисли
на стульях. Рукава сюртуков вытянулись и закрыли кисти рук, будто рук и не было. Головы ушли в воротники. Кажется,
на стульях
висят пустые сюртуки. Вдруг Пьеро вскочил и убежал. Занавес сдвигается. В ту же минуту
на подмостки перед занавесом выскакивает взъерошенный и взволнованный автор.
— Привезли — узнать нельзя, лица
на нем нет, оборванный весь, кафтанишка
висит клочьями, рубаха с
плеч валится, сапоги без подошв, сам весь рваный да перебитый: синяк
на синяке, рубец
на рубце.
Воротился
на родину. Не пешеходом с котомкой за
плечами он домой воротился — три подводы с добром в Сосновку привел. Всем было то видимо, а про то, что Герасим был опоясан чéресом и что
на гайтане вместе с тельником
висел у него
на шее туго набитый бумажник, того никто не видел. Много ли зашито серебра и золота в чéресе, много ль ценных бумаг положено в бумажнике, про то знал да ведал один лишь Герасим. И после никто никогда о том не узнал.
Он торопливо вышел в дверь направо. Бледная кухарка тяжело вздыхала. Солдаты смотрели
на блестящий паркет,
на большой черный рояль. Высокий подошел к двери налево и открыл ее. За ним оба другие пошли.
На потолке
висел розовый фонарь. Девушка, с обнаженными руками и
плечами, приподнявшись
на постели, испуганно прислушивалась. Она вскрикнула и закрылась одеялом. Из темноты соседней комнаты женский голос спросил...
Володя поднялся и растерянно поглядел
на Нюту. Она только что вернулась из купальни.
На ее
плечах висели простыня и мохнатое полотенце, и из-под белого шелкового платка
на голове выглядывали мокрые волосы, прилипшие ко лбу. От нее шел влажный, прохладный запах купальни и миндального мыла. От быстрой ходьбы она запыхалась. Верхняя пуговка ее блузы была расстегнута, так что юноша видел и шею и грудь.
Косарь вздрогнул и поднял голову.
На дороге стоял невысокий человек в нанковом подряснике и смотрел
на него. Добродушное лицо было потно и одутловато, за
плечами висела на ремнях объемистая котомка.
Одет он был всегда в черный мухояр, и через
плечи его
на грудь
висела длинная связка каких-то шаров, похожих
на толстые баранки.
Вот ее миниатюрный портрет
висит —
на кости, с птичкой
на плече.
О. Иоанн был человек среднего роста, худощавый, с резко очерченными линиями выразительного лица и проникающим в душу взглядом добрых, ясных, серых глаз. Жиденькие светло-каштановые усы и бородка закрывали верхнюю губу и подбородок; такого же цвета волосы жидкими прядями ниспадали
на плечи. Одет он был в коричневую камлотовую рясу.
На груди его
висел золотой наперсный крест.
Она действительно была неузнаваема. Исхудалое до невозможности лицо освещалось двумя горевшими безумным огнем, казавшимися огромными от худобы, глазами, распущенная коса
висела прядями, волосы
на макушке были сбиты в колтун, кости, обтянутые кожей, — все, что осталось от ее роскошного тела, — были еле прикрыты рваными лохмотьями, остатками платья. Одно
плечо и половина исхудалой груди были совершенно обнажены.
Сам Суворов был одет в такой же серый кафтан
на лисьем меху и шапку. Через
плечо на перевязи
висел у него барабан.
С правой стороны его стоял оседланный конь и бил копытами о землю, потряхивая и звеня сбруей, слева — воткнуто было копье,
на котором развевалась грива хвостатого стального шишака; сам он был вооружен широким двуострым мечом, висевшим
на стальной цепочке, прикрепленной к кушаку, чугунные перчатки, крест-на-крест сложенные, лежали
на его коленях; через
плечо висел у него
на шнурке маленький серебряный рожок;
на обнаженную голову сидевшего лились лучи лунного света и полуосвещали черные кудри волос, скатившиеся
на воротник полукафтана из буйволовой кожи; тяжелая кольчуга облегала его грудь.
Ловко накинула девушка
на плеча свой парчовой полушубок, от которого левый рукав, по туместной моде,
висит небрежно; из-под него выказывается круглое зеркальце, неотъемлемая принадлежность новоторжской красоты.
— А что, видно, за живое задело, господин рыцарь белого медведя… Ты, верно, и от него хотел уйти, чтобы пожаловаться своему мечу, так как вместо него у тебя
на боку торчала колбаса, а через
плечо висела фляга. Я, признаюсь, сам этого не видел, но мне рассказывал Бернгард…
Наддал он
плечом, взошел в горницу. Видит,
на лавке старая старушка распространилась, коленки вздела,
на полати смотрит, тяжело дышит. Из себя словно мурин, совсем почернела. В переднем углу заместо иконы сухая тыква
висит, лапки в одну шеренгу прибиты.
С правой стороны его стоял оседланный конь и бил копытами о землю, потряхивая и звеня сбруею; с левой — воткнуто было копье,
на котором развевалась грива хвостного стального шишака; сам он был вооружен широким двуострым мечом, висевшим
на стальной цепочке, прикрепленной к кушаку, чугунные перчатки, крест-накрест сложенные, лежали
на его коленях; через
плечо висел у него
на шнурке маленький серебряный рожок;
на обнаженную голову сидевшего лились лучи лунного света и полуосвещали черные кудри волос, скатившиеся
на воротник полукафтанья из буйволовой кожи; тяжелая кольчуга облегала его грудь.
Были осенние сумерки, слякоть. Лелька, забыв пообедать, ушла далеко в лес. Капельки
висели на иглах сосен, туман закутывал чащу. Лелька бродила и улыбалась, и недоумевала. Что такое? Что она такого особенного делала, за что такая небывалая, огромная честь? Останавливалась с застывшею
на лице улыбкою, пожимала
плечами, разражалась смехом и опять без дороги шла через чащу леса, обдававшую ее брызгами.
Раз, поздним вечером, ранней весною, звякнуло железное кольцо калитки у дома Евпраксии Михайловны. Тихим, слабым, чуть слышным голосом кто-то сотворил Иисусову молитву. Привратник отдал обычный «аминь» и отпер калитку. Вошел древний старец высокого роста. Преклонные лета, долгие подвиги сгорбили стан его; пожелтевшие волоса неровными всклоченными прядями
висели из-под шапочки.
На старце дырявая лопатинка,
на ногах протоптанные корцовые лапти; за
плечами невеликий пещур.
С тех пор, как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть
на тонком ремне
висела через
плечо), и тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел
на своей бодрой лошадке.