Неточные совпадения
Алексей Александрович решил, что поедет в Петербург и
увидит жену. Если ее
болезнь есть обман, то он промолчит и уедет. Если она действительно больна при смерти и желает его
видеть пред смертью, то он простит ее, если застанет в живых, и отдаст последний долг, если приедет слишком поздно.
Я не виню вас, и Бог мне свидетель, что я,
увидев вас во время вашей
болезни, от всей души решился забыть всё, что было между нами, и начать новую жизнь.
—
Видите ли что? — сказал Хлобуев. — Запрашивать с вас дорого не буду, да и не люблю: это было бы с моей стороны и бессовестно. Я от вас не скрою также и того, что в деревне моей из ста душ, числящихся по ревизии, и пятидесяти нет налицо: прочие или померли от эпидемической
болезни, или отлучились беспаспортно, так что вы почитайте их как бы умершими. Поэтому-то я и прошу с вас всего только тридцать тысяч.
— То есть не в сумасшедшие. Я, брат, кажется, слишком тебе разболтался… Поразило,
видишь ли, его давеча то, что тебя один только этот пункт интересует; теперь ясно, почему интересует; зная все обстоятельства… и как это тебя раздражило тогда и вместе с
болезнью сплелось… Я, брат, пьян немного, только черт его знает, у него какая-то есть своя идея… Я тебе говорю: на душевных
болезнях помешался. А только ты плюнь…
А тут Катерина Ивановна, руки ломая, по комнате ходит, да красные пятна у ней на щеках выступают, — что в
болезни этой и всегда бывает: «Живешь, дескать, ты, дармоедка, у нас, ешь и пьешь, и теплом пользуешься», а что тут пьешь и ешь, когда и ребятишки-то по три дня корки не
видят!
— Ты ее
увидишь, Евгений; но сперва надобно побеседовать с господином доктором. Я им расскажу всю историю
болезни, так как Сидор Сидорыч уехал (так звали уездного врача), и мы сделаем маленькую консультацию.
— Путь к истинной вере лежит через пустыню неверия, — слышал он. — Вера, как удобная привычка, несравнимо вреднее сомнения. Допустимо, что вера, в наиболее ярких ее выражениях, чувство ненормальное, может быть, даже психическая
болезнь: мы
видим верующих истериками, фанатиками, как Савонарола или протопоп Аввакум, в лучшем случае — это слабоумные, как, например, Франциск Ассизский.
Его не слушали. Рассеянные по комнате люди, выходя из сумрака, из углов, постепенно и как бы против воли своей, сдвигались к столу. Бритоголовый встал на ноги и оказался длинным, плоским и по фигуре похожим на Дьякона. Теперь Самгин
видел его лицо, — лицо человека, как бы только что переболевшего какой-то тяжелой, иссушающей
болезнью, собранное из мелких костей, обтянутое старчески желтой кожей; в темных глазницах сверкали маленькие, узкие глаза.
Нет, там
видела она цепь утрат, лишений, омываемых слезами, неизбежных жертв, жизнь поста и невольного отречения от рождающихся в праздности прихотей, вопли и стоны от новых, теперь неведомых им чувств; снились ей
болезни, расстройство дел, потеря мужа…
— Так я и знала… Она останется верна себе до конца и никогда не выдаст себя. Но ведь она не могла не
видеть, зачем вы пришли к нам? Тем более что ваша
болезнь, кажется, совсем не позволяет выходить из дому.
— Ни одной минуты не принимаю тебя за реальную правду, — как-то яростно даже вскричал Иван. — Ты ложь, ты
болезнь моя, ты призрак. Я только не знаю, чем тебя истребить, и
вижу, что некоторое время надобно прострадать. Ты моя галлюцинация. Ты воплощение меня самого, только одной, впрочем, моей стороны… моих мыслей и чувств, только самых гадких и глупых. С этой стороны ты мог бы быть даже мне любопытен, если бы только мне было время с тобой возиться…
Прежде всего
увидели, что если девушка пропускала без работы несколько дней по
болезни или другим уважительным причинам, то нехорошо за это уменьшать ее долю из прибыли, которая ведь приобретена не собственно этими днями, а всем ходом работ и общим состоянием мастерской.
Кирсанов стал бывать по два раза в день у больного: они с ним оба
видели, что
болезнь проста и не опасна. На четвертый день поутру Кирсанов сказал Вере Павловне...
— Ах, помилуйте, я совсем не думал напоминать вам, я вас просто так спросил. Мы вас передали с рук на руки графу Строганову и не очень торопим, как
видите, сверх того, такая законная причина, как
болезнь вашей супруги… (Учтивейший в мире человек!)
Вадим таял, туберкулезная чахотка открылась осенью 1842 года, — страшная
болезнь, которую мне привелось еще раз
видеть.
Не будучи ни так нервно чувствителен, как Шефсбюри, ни так тревожлив за здоровье друзей, как Гладстон, я нисколько не обеспокоился газетной вестью о
болезни человека, которого вчера
видел совершенно здоровым, — конечно, бывают
болезни очень быстрые; император Павел, например, хирел недолго, но от апоплексического удара Гарибальди был далек, а если б с ним что и случилось, кто-нибудь из общих друзей дал бы знать.
Его величество,
видя, как вы мало исправились, изволил приказать вас отправить обратно в Вятку; но я, по просьбе генерала Дубельта и основываясь на сведениях, собранных об вас, докладывал его величеству о
болезни вашей супруги, и государю угодно было изменить свое решение.
— Ничего, все обойдется благополучно, — утешала ее Марья Маревна. — Никакой
болезни у Клавденьки нет — что пустяки говорить! Вот через год мой Мишанка из-за границы воротится, в побывку к матери приедет.
Увидит Клавденьку, понравятся друг дружке — вот и жених с невестой готовы!
Христианство не считает страдание сущностью бытия,
видит в страдании лишь
болезнь бытия, лишь уклон к небытию (смерть), и победу над страданием
видит в утверждении высшего бытия, в освобождении от болезненного небытия.
Как
увидит ниже читатель, умирают они почти исключительно от
болезней пищеварительного канала.
В то мгновение, когда он потакал насилию своих сыновей, когда он к
болезни сердечной супругов присовокуплял поругание, когда на казнь подвигался,
видя сопротивление своему адскому властвованию, — тогда закон, стрегущий гражданина, был в отдаленности, и власть его тогда была неощутительна; тогда возрождался закон природы, и власть обиженного гражданина, неотъемлемая законом положительным в обиде его, приходила в действительность; и крестьяне, убившие зверского асессора, в законе обвинения не имеют.
Ни в
болезни моей и никогда прежде я не
видел еще ни разу ни одного привидения; но мне всегда казалось, еще когда я был мальчиком и даже теперь, то есть недавно, что если я
увижу хоть раз привидение, то тут же на месте умру, даже несмотря на то, что я ни в какие привидения не верю.
Нельзя,
видите ли, лечить какую-нибудь тяжкую
болезнь заочно, не видавши самого больного.
Ничего нет приятнее выздоравливанья после трудной
болезни, особенно когда
видишь, какую радость производит оно во всех окружающих.
От него я узнал, что все гости и родные на другой же день моей
болезни разъехались; одна только добрейшая моя крестная мать, Аксинья Степановна,
видя в мучительной тревоге и страхе моих родителей, осталась в Багрове, чтоб при случае в чем-нибудь помочь им, тогда как ее собственные дети, оставшиеся дома, были не очень здоровы.
После этого долго шли разговоры о том, что бабушка к Покрову просила нас приехать и в Покров скончалась, что отец мой именно в Покров
видел страшный и дурной сон и в Покров же получил известие о
болезни своей матери.
У ней было предчувствие, что она более не
увидит своего сына, и она, даже еще здоровая, постоянно об этом говорила; когда же сделалась больна, то уже не сомневалась в близкой смерти и сказала: «Не видать мне Алеши!» Впрочем, причина
болезни была случайная и, кажется, от жирной и несвежей пищи, которую бабушка любила.
— А я к тебе по делу, Иван, здравствуй! — сказал он, оглядывая нас всех и с удивлением
видя меня на коленях. Старик был болен все последнее время. Он был бледен и худ, но, как будто храбрясь перед кем-то, презирал свою
болезнь, не слушал увещаний Анны Андреевны, не ложился, а продолжал ходить по своим делам.
— Прежде мы солдатчины почти не чувствовали, а теперь даже
болезнью от нее не отмолишься. У меня был сын; даже доктор ему свидетельство дал, что слаб здоровьем, — не поверили, взяли в полк. И что ж! шесть месяцев его там мучили,
увидели, что малый действительно плох, и прислали обратно. А он через месяц умер! — вторит другой немец.
Я вскочил, не дожидаясь звонка, и забегал по комнате. Моя математика — до сих пор единственный прочный и незыблемый остров во всей моей свихнувшейся жизни — тоже оторвалась, поплыла, закружилась. Что же, значит, эта нелепая «душа» — так же реальна, как моя юнифа, как мои сапоги — хотя я их и не
вижу сейчас (они за зеркальной дверью шкафа)? И если сапоги не
болезнь — почему же «душа»
болезнь?
Домашняя птица дохла от повальных
болезней, комнаты пустовали, нахлебники ругались из-за плохого стола и не платили денег, и периодически, раза четыре в год, можно было
видеть, как худой, длинный, бородатый Зегржт с растерянным потным лицом носился по городу в чаянии перехватить где-нибудь денег, причем его блинообразная фуражка сидела козырьком на боку, а древняя николаевская шинель, сшитая еще до войны, трепетала и развевалась у него за плечами наподобие крыльев.
Мальчик без штанов. То-то что ты не дошел! Правило такое, а ты —
болезнь! Намеднись приехал в нашу деревню старшина,
увидел дядю Онисима, да как вцепится ему в бороду — так и повис!
— Ты спроси, князь, — отвечала она полушепотом, — как я еще жива. Столько перенести, столько страдать, сколько я страдала это время, — я и не знаю!.. Пять лет прожить в этом городишке, где я человеческого лица не
вижу; и теперь еще эта
болезнь… ни дня, ни ночи нет покоя… вечные капризы… вечные жалобы… и, наконец, эта отвратительная скупость — ей-богу, невыносимо, так что приходят иногда такие минуты, что я готова бог знает на что решиться.
Под ее влиянием я покинул тебя, мое единственное сокровище, хоть,
видит бог, что сотни людей, из которых ты могла бы найти доброго и нежного мужа, — сотни их не в состоянии тебя любить так, как я люблю; но, обрекая себя на этот подвиг, я не вынес его: разбитый теперь в Петербурге во всех моих надеждах, полуумирающий от
болезни, в нравственном состоянии, близком к отчаянию, и, наконец, без денег, я пишу к тебе эти строчки, чтоб ты подарила и возвратила мне снова любовь твою.
Дня через три вдруг я
вижу в этой газете заметку «Средство от холеры» — по цензурным условиям ни о Донской области, ни о корреспонденте «Русских ведомостей» не упоминалось, а было напечатано, что «редактор журнала „Спорт“ В.А. Гиляровский заболел холерой и вылечился калмыцким средством: на лошади сделал десять верст галопа по скаковому кругу — и
болезнь как рукой сняло».
— Да, тебя, я
вижу, обеспокоила
болезнь Углакова?
Мы все, здесь стоящие, имели счастие знать его и быть свидетелями или слышать о его непоколебимой верности святому ордену,
видели и испытали на себе, с какой отеческою заботливостью старался он утверждать других на сем пути,
видели верность его в строгом отвержении всего излишнего, льстящего чувствам,
видели покорность его неисповедимым судьбам божиим, преданность его в ношении самых чувствительных для сердца нашего крестов, которые он испытал в потере близких ему и нежно любимых людей; мы слышали о терпении его в
болезнях и страданиях последних двух лет.
— Я, Егор Егорыч, во время моей
болезни —
видит бог — молился, — сказал Аггей Никитич.
— Ах, как болезнь-то, однако, тебя испортила! Даже характер в тебе — и тот какой-то строптивый стал! Уйди да уйди — ну как я уйду! Вот тебе испить захочется — я водички подам; вон лампадка не в исправности — я и лампадочку поправлю, маслица деревянненького подолью. Ты полежишь, я посижу; тихо да смирно — и не
увидим, как время пройдет!
Я брезгливо не любил несчастий,
болезней, жалоб; когда я
видел жестокое — кровь, побои, даже словесное издевательство над человеком, — это вызывало у меня органическое отвращение; оно быстро перерождалось в какое-то холодное бешенство, и я сам дрался, как зверь, после чего мне становилось стыдно до боли.
Видя, что я в
болезни скучаю, и желая меня рассеять, привел ко мне собачку Пизонского, ублюдочку пуделя, коему как Ахилла скажет: „Собачка, засмейся!“ — она как бы и вправду, скаля свои зубы, смеется.
— А если я все-таки еду обратно, — продолжал Нилов, — то…
видите ли… Здесь есть многое, чего я искал, но… этого не увезешь с собою… Я уже раз уезжал и вернулся… Есть такая
болезнь… Ну, все равно. Не знаю, поймете ли вы меня теперь. Может, когда-нибудь поймете. На родине мне хочется того, что есть здесь… Свободы, своей, понимаете? Не чужой… А здесь… Здесь мне хочется родины…
— Мёртвое, которым покойника обмывают, — объяснил он. — Оно,
видите, вредное, его надо на четыре ветра выбрасывать. А Быстрецовы — не выбросили, и жена его, видно, умылась мылом этим и пошла вся нарывами, — извините, французской
болезнью. Он её бить, — муж-то, — а она красивая, молодая такая…
Он каждый день ее
видел и украдкой передавал ей — иногда на словах, иногда в маленькой записочке — все подробности хода
болезни.
Софья Николавна беспрестанно находила разные признаки разных
болезней у своей дочери, лечила по Бухану и не
видя пользы, призывала доктора Авенариуса; не зная, что и делать с бедною матерью, которую ни в чем нельзя было разуверить, он прописывал разные, иногда невинные, а иногда и действительные лекарства, потому что малютка в самом деле имела очень слабое здоровье.
Старик стосковался по дочери, считал себя причиною ее
болезни и мучился невозможностью ее
увидеть.
— От всей души, — сказал он. — Я
вижу джентльмена и рад помочь. Вы меня не стесните. Я вас стесню. Предупреждаю заранее. Бесстыдно сообщаю вам, что я сплетник; сплетня — моя
болезнь, я люблю сплетничать и, говорят, достиг в этом деле известного совершенства. Как
видите, кругом — богатейший материал. Я любопытен и могу вас замучить вопросами. Особенно я нападаю на молчаливых людей, вроде вас. Но я не обижусь, если вы припомните мне это признание с некоторым намеком, когда я вам надоем.
— Не перебивайте меня! Вы понимаете: обед стоял на столе, в кухне топилась плита! Я говорю, что на них напала
болезнь! Или, может быть, не
болезнь, а они
увидели мираж! Красивый берег, остров или снежные горы! Они поехали на него все…
Бельтов писал часто к матери, и тут бы вы могли
увидеть, что есть другая любовь, которая не так горда, не так притязательна, чтоб исключительно присвоивать себе это имя, но любовь, не охлаждающаяся ни летами, ни
болезнями, которая и в старых летах дрожащими руками открывает письмо и старыми глазами льет горькие слезы на дорогие строчки.
Вчера я его
видела в первый раз после
болезни… его голос я слыхала, как сквозь сон, но его не видала.