Неточные совпадения
Художник Михайлов, как и всегда, был за работой, когда ему принесли карточки графа Вронского и Голенищева. Утро он работал в студии над
большою картиной. Придя к себе, он рассердился на жену за то, что она не умела обойтись с хозяйкой, требовавшею денег.
Он знал очень хорошо манеру дилетантов (чем умнее они были, тем хуже) осматривать студии современных
художников только с той целью, чтоб иметь право сказать, что искусство пало и что чем
больше смотришь на новых, тем более видишь, как неподражаемы остались великие древние мастера.
— Как удивительно выражение Христа! — сказала Анна. Из всего, что она видела, это выражение ей
больше всего понравилось, и она чувствовала, что это центр картины, и потому похвала этого будет приятна
художнику. — Видно, что ему жалко Пилата.
В простенке, над небольшим комодом, висели довольно плохие фотографические портреты Николая Петровича в разных положениях, сделанные заезжим
художником; тут же висела фотография самой Фенечки, совершенно не удавшаяся: какое-то безглазое лицо напряженно улыбалось в темной рамочке, —
больше ничего нельзя было разобрать; а над Фенечкой — Ермолов, [Ермолов Алексей Петрович (1772–1861) — генерал, соратник А. В. Суворова и М. И. Кутузова, герой Отечественной войны 1812 года.
— Панно какого-то Врубеля,
художника, видимо,
большой силы, отказались принять на выставку.
— И потом еще картина: сверху простерты две узловатые руки зеленого цвета с красными ногтями, на одной — шесть пальцев, на другой — семь. Внизу пред ними, на коленях, маленький человечек снял с плеч своих огромную,
больше его тела, двуличную голову и тонкими, длинными ручками подает ее этим тринадцати пальцам.
Художник объяснил, что картина названа: «В руки твои предаю дух мой». А руки принадлежат дьяволу, имя ему Разум, и это он убил бога.
— Я… так себе,
художник — плохой, конечно: люблю красоту и поклоняюсь ей; люблю искусство, рисую, играю… Вот хочу писать —
большую вещь, роман…
— Я слыхал, дядюшка, что
художники теперь в
большом уважении. Вы, может быть, старое время вспоминаете. Из академии выходят знаменитые люди…
— Да, если много таких
художников, как я, — сказал Райский, — то таких артистов, как вы, еще
больше: имя им легион!
— Боюсь, не выдержу, — говорил он в ответ, — воображение опять запросит идеалов, а нервы новых ощущений, и скука съест меня заживо! Какие цели у
художника? Творчество — вот его жизнь!.. Прощайте! скоро уеду, — заканчивал он обыкновенно свою речь, и еще
больше печалил обеих, и сам чувствовал горе, а за горем грядущую пустоту и скуку.
Я лег на траву и достал книжку; но я и двух страниц не прочел, а он только бумагу измарал; мы все
больше рассуждали и, сколько я могу судить, довольно умно и тонко рассуждали о том, как именно должно работать, чего следует избегать, чего придерживаться и какое собственно значение
художника в наш век.
Его отношение ко мне
больше походило на то, которое встарь бывало между учениками итальянских
художников и их maestri [учителями (ит.).]
Огарева кружок состоял из прежних университетских товарищей, молодых ученых,
художников и литераторов; их связывала общая религия, общий язык и еще
больше — общая ненависть.
Настоящих любителей, которые приняли бы участие в судьбе молодых
художников, было в старой Москве мало. Они ограничивались самое
большое покупкой картин для своих галерей и «галдарей», выторговывая каждый грош.
Внизу была
большая квартира доктора, где я не раз бывал по субботам, где у Софьи Петровны, супруги доктора, страстной поклонницы литераторов и
художников, [С нее А. Чехов написал «Попрыгунью».
Предусмотрительно устроитель вечера усадил среди дам двух нарочно приглашенных неляпинцев, франтов-художников, красавцев, вращавшихся в светском обществе, которые заняли хозяйку дома и бывших с ней дам;
больше посторонних никого не было.
У него —
большой литературный талант, он — необыкновенно плодовитый писатель, но он не был значительным
художником, его романы, представляющие интересное чтение, свидетельствуют об эрудиции, имеют огромные художественные недостатки, они проводят его идеологические схемы, и о них было сказано, что это — смесь идеологии с археологией.
В этом
большое значение Гоголя, помимо его значения как
художника.
— Можно видеть Марфу Тимофеевну? — спросил он, замечая, что Паншин еще с
большим достоинством принимался тасовать карты.
Художника в нем уже не замечалось и тени.
— Послушайте, — сказал он, — не будемте
больше говорить обо мне; станемте разыгрывать нашу сонату. Об одном только прошу я вас, — прибавил он, разглаживая рукою листы лежавшей на пюпитре тетради, — думайте обо мне, что хотите, называйте меня даже эгоистом — так и быть! но не называйте меня светским человеком: эта кличка мне нестерпима… Anch’io sono pittore. [И я тоже
художник (итал.).] Я тоже артист, хотя плохой, и это, а именно то, что я плохой артист, — я вам докажу сейчас же на деле. Начнем же.
При таких обстоятельствах со стороны давно известного нам
художника Белоярцева последовало заявление о возможности прекрасного выхода из тесного положения граждан путем еще
большего их сближения и отождествления их частных интересов в интересе общем.
Все общество сидело за
большим зеленым столом. Вихров постарался поместиться рядом с Заминым. До его прихода беседой, видимо, владел
художник Рагуза. Малоросс ли он был, или поляк, — Вихров еще недоумевал, но только сразу же в акценте его речи и в тоне его голоса ему послышалось что-то неприятное и противное.
И я вот, по моей кочующей жизни в России и за границей, много был знаком с разного рода писателями и
художниками, начиная с какого-нибудь провинциального актера до Гете, которому имел честь представляться в качестве русского путешественника, и, признаюсь, в каждом из них замечал что-то особенное, не похожее на нас, грешных, ну, и, кроме того, не говоря об уме (дурака писателя и артиста я не могу даже себе представить), но, кроме ума, у
большей части из них прекрасное и благородное сердце.
Три пейзажа, должно быть Калама [Калам Александр (1810—1864) — швейцарский живописец, горные пейзажи которого пользовались в 40-50-е годы XIX в.
большой популярностью.], гравированное «Преображение» Иордана [Иордан Федор Иванович (1800—1883) — русский художник-гравер.
С особенным жаром настаивал он на том, что мама его непременно хочет сделать из него купца — а он знает, знает наверное, что рожден
художником, музыкантом, певцом; что театр — его настоящее призвание; что даже Панталеоне его поощряет, но что г-н Клюбер поддерживает маму, на которую имеет
большое влияние; что самая мысль сделать из него торгаша принадлежит собственно г-ну Клюберу, по понятиям которого ничего в мире не может сравниться с званием купца!
Через четырнадцать лет, уже оставив военную службу, уже женившись, уже приобретая
большую известность как художник-портретист, он во дни тяжелой душевной тревоги приедет, сам не зная зачем, из Петербурга в Москву, и там неведомый, темный, но мощный инстинкт властно потянет его в Лефортово, в облупленную желтую николаевскую казарму, к отцу Михаилу.
Автор этого рисунка, впоследствии мой
большой приятель, Лавр Лаврович Белянкин, неподкупно честный человек, но «злой на перо», сотрудник «Развлечения» с начала издания, известный художник-миниатюрист с четким рисунком, умевший схватывать типичные черты оригинала и живо передававший сходство лиц.
Дамы и Углаков очень хорошо поняли, что
художник изображает этим историю своих отношений с Янгуржеевым; но Лябьев, по-видимому, дуэтом остался недоволен: у него
больше кипело в душе, чем он выразил это звуками.
Люди, владеющие
большим количеством земель и капиталов или получающие
большие жалованья, собранные с нуждающегося в самом необходимом рабочего народа, равно и те, которые, как купцы, доктора,
художники, приказчики, ученые, кучера, повара, писатели, лакеи, адвокаты, кормятся около этих богатых людей, любят верить в то, что те преимущества, которыми они пользуются, происходят не вследствие насилия, а вследствие совершенно свободного и правильного обмена услуг, и что преимущества эти не только не происходят от совершаемых над людьми побоев и убийств, как те, которые происходили в Орле и во многих местах в России нынешним летом и происходят постоянно по всей Европе и Америке, но не имеют даже с этими насилиями никакой связи.
— Ох ты, великодушный, — начал Шубин, — кто, бишь, в истории считается особенно великодушным? Ну, все равно! А теперь, — продолжал он, торжественно и печально раскутывая третью, довольно
большую массу глины, — ты узришь нечто, что докажет тебе смиренномудрие и прозорливость твоего друга. Ты убедишься в том, что он, опять-таки как истинный
художник, чувствует потребность и пользу собственного заушения. Взирай!
И длился этот вечер до самых заутрень, длился весело и шумно. И долго потом не мог забыть Фуксёнок рассказов Фавори о Козелкове и Марье Петровне и, возвратившись в свой мирный уезд, несколько месяцев сряду с
большим успехом изображал, как Гремикин танцует канкан. Великий
художник нашел-таки себе достойного подражателя.
Над выработкой пейзажа я бился
больше двух лет, причем мне много помогли русские художники-пейзажисты нового реального направления.
Так помаленьку устраиваясь и поучаясь, сижу я однажды пред вечером у себя дома и вижу, что ко мне на двор въехала пара лошадей в небольшом тарантасике, и из него выходит очень небольшой человечек, совсем похожий с виду на
художника: матовый, бледный брюнетик, с длинными, черными, прямыми волосами, с бородкой и с подвязанными черною косынкой ушами. Походка легкая и осторожная: совсем петербургская золотуха и мозоли, а глаза серые,
большие, очень добрые и располагающие.
Квартал святого Якова [Квартал святого Якова… — в Неаполе.] справедливо гордится своим фонтаном, у которого любил отдыхать, весело беседуя, бессмертный Джованни Боккачио и который не однажды был написан на
больших полотнах великим Сальватором Роза, [Салъватор Роза — итальянский
художник (1615–1673), уроженец Неаполя; участвовал в неаполитанском народном восстании 1647 г.] другом Томазо Аниелло [Томазо Аниелло — Мазаниелло (1623–1647), рыбак, возглавивший восстание неаполитанского народа против политического и экономического гнета неаполитанского короля.
Этот превосходный
художник тогда был в
большой моде и горячее чем когда-нибудь преследовал свою мысль для полного выражения жизни в портретах писать их с такою законченностью, чтобы в тщательной отделке совсем скрывать движения кисти и сливать колера красок в неуловимые переходы.
Для того чтобы
художник мог удобнее сообразить, как ему распорядиться, девиц свозили вместе в один из
больших домов, где им были, так сказать, художественные смотрины, обратившиеся в своего рода довольно изящное торжество.
Бакин (Васе). Значит, вы знаете, что это за человек? Это человек в высшей степени почтенный, это наш аристарх, душа нашего общества, человек с
большим вкусом, умеющий хорошо пожить, человек, любящий искусство и тонко его понимающий, покровитель всех
художников, артистов, а преимущественно артисток…
Хозяин повел княгиню Зорину; прочие мужчины повели также дам к столу, который был накрыт в длинной галерее, увешанной картинами знаменитых живописцев, — так по крайней мере уверял хозяин, и
большая часть соседей верили ему на честное слово; а некоторые знатоки, в том числе княжны Зорины, не смели сомневаться в этом, потому что на всех рамах написаны были четкими буквами имена: Греза, Ван-дика, Рембрандта, Албана, Корреджия, Салватор Розы и других известных
художников.
Никакое искусство и никакая наука в отдельности не в состоянии действовать так сильно и так верно на человеческую душу, как сцена, и недаром поэтому актер средней величины пользуется в государстве гораздо
большею популярностью, чем самый лучший ученый или
художник.
В руке его я заметил щегольскую оленью ручку дорогого охотничьего ножа, который обыкновенно висел у него над постелью. Чуть только кровельные листы загремели под ногами
художника, мимо окон пролетело
большое полено и, ударившись о стену, завертелось на камнях.
Но, выигрывая преднамеренностью с одной стороны, искусство проигрывает тем же самым — с другой; дело в том, что
художник, задумывая прекрасное, очень часто задумывает вовсе не прекрасное: мало хотеть прекрасного, надобно уметь постигать его в его истинной красоте, — а как часто
художники заблуждаются в своих понятиях о красоте! как часто обманывает их даже художнический инстинкт, не только рефлексивные понятия,
большею частью односторонние!
Наиболее аристократическая часть дома, выходившая на Садовую, была занята меблированными комнатами отставного капитана Грум-Скжебицкого, отдававшего свои довольно грязные и довольно
большие комнаты начинающим
художникам, небедным студентам и музыкантам.
И не сказал
больше ничего, повернулся и ушел. Но мне ничего
больше и не было нужно. Я свободен, я
художник! Не верх ли это счастья?
Кабинет этот —
большая высокая комната с люстрой, с бронзовыми канделябрами, с коврами и мебелью, почерневшими от времени и табачного дыма, с роялем, много потрудившимся на своем веку под разгулявшимися пальцами импровизированных пианистов; одно только огромное зеркало ново, потому что оно переменяется дважды или трижды в год, всякий раз, как вместо
художников в угольном кабинете кутят купчики.
Следствием этого является, конечно, в
художнике более спокойное и беспристрастное отношение к изображаемым предметам,
большая отчетливость в очертании даже мелочных подробностей и ровная доля внимания ко всем частностям рассказа.
Коринной ли, Ундиной, Аспазией ли желали быть дамы, он с
большой охотой соглашался на всё и прибавлял от себя уже всякому вдоволь благообразия, которое, как известно, нигде не подгадит и за что простят иногда
художнику и самое несходство.
«Что, батюшка, выбрали что-нибудь?» Но
художник уже стоял несколько времени неподвижно перед одним портретом в
больших, когда-то великолепных рамах, но на которых чуть блестели теперь следы позолоты.
И вследствие этого, садясь писаться, они принимали иногда такие выражения, которые приводили в изумленье
художника: та старалась изобразить в лице своем меланхолию, другая мечтательность, третья во что бы ни стало хотела уменьшить рот и сжимала его до такой степени, что он обращался, наконец, в одну точку, не
больше булавочной головки.
Государыня заметила, что не под монархическим правлением угнетаются высокие, благородные движенья души, не там презираются и преследуются творенья ума, поэзии и художеств; что, напротив, одни монархи бывали их покровителями; что Шекспиры, Мольеры процветали под их великодушной защитой, между тем как Дант не мог найти угла в своей республиканской родине; что истинные гении возникают во время блеска и могущества государей и государств, а не во время безобразных политических явлений и терроризмов республиканских, которые доселе не подарили миру ни одного поэта; что нужно отличать поэтов-художников, ибо один только мир и прекрасную тишину низводят они в душу, а не волненье и ропот; что ученые, поэты и все производители искусств суть перлы и бриллианты в императорской короне: ими красуется и получает еще
больший блеск эпоха великого государя.
На пороге стоял сам Алехин, мужчина лет сорока, высокий, полный, с длинными волосами, похожий
больше на профессора или
художника, чем на помещика.