Неточные совпадения
Княгиня Бетси, не дождавшись конца последнего акта, уехала из театра. Только что успела она войти в свою уборную, обсыпать свое длинное бледное лицо пудрой, стереть ее, оправиться и приказать чай в
большой гостиной, как уж одна за другою стали подъезжать кареты к ее огромному дому на
Большой Морской. Гости выходили на широкий
подъезд, и тучный швейцар, читающий по утрам, для назидания прохожих, за стеклянною дверью газеты, беззвучно отворял эту огромную дверь, пропуская мимо себя приезжавших.
Дом американского консула Каннингама, который в то же время и представитель здесь знаменитого американского торгового дома Россель и Ко, один из лучших в Шанхае. Постройка такого дома обходится ‹в› 50 тысяч долларов. Кругом его парк, или, вернее, двор с деревьями. Широкая веранда опирается на красивую колоннаду. Летом, должно быть, прохладно: солнце не ударяет в стекла, защищаемые посредством жалюзи. В
подъезде, под навесом балкона, стояла
большая пушка, направленная на улицу.
— Сейчас тут трактир хороший, — сказал извозчик и, завернув за угол, подвез Нехлюдова к
подъезду с
большой вывеской.
— Дюфар-француз, может слыхали. Он в
большом театре на ахтерок парики делает. Дело хорошее, ну и нажился. У нашей барышни купил всё имение. Теперь он нами владеет. Как хочет, так и ездит на нас. Спасибо, сам человек хороший. Только жена у него из русских, — такая-то собака, что не приведи Бог. Грабит народ. Беда. Ну, вот и тюрьма. Вам куда, к
подъезду? Не пущают, я чай.
— Пожалуйте, ваше сиятельство, ожидают, — сказал ласковый жирный швейцар
большого дома Корчагиных, отворяя бесшумно двигавшуюся на английских петлях дубовую дверь
подъезда. — Кушают, только вас велено просить.
Раз осенью, когда выдался особенно теплый денек, старик вывел из приваловского
подъезда полуторагодового мальчика с
большими серыми глазами: это был законный внук Василия Назарыча, Павел Привалов.
Дом и тогда был, как теперь,
большой, с двумя воротами и четырьмя
подъездами по улице, с тремя дворами в глубину. На самой парадной из лестниц на улицу, в бель — этаже, жила в 1852 году, как и теперь живет, хозяйка с сыном. Анна Петровна и теперь осталась, как тогда была, дама видная. Михаил Иванович теперь видный офицер и тогда был видный и красивый офицер.
Остановились. Молодые люди сняли гроб и вместо кладбища, к великому удивлению гуляющей публики, внесли в
подъезд «Яра» и, никем не остановленные, прошли в самый
большой кабинет, занятый молодыми людьми. Вставшего из гроба, сняв саван, под которым был модный сюртук, встретили бокалами шампанского.
Этот гранитный тротуар начинается у
подъезда небольшого особняка с зеркальными окнами. И как раз по обе стороны гранитной диагонали
Большая Дмитровка была всегда самой шумной улицей около полуночи.
— А вот и нет… Сама Прасковья Ивановна. Да… Мы с ней
большие приятельницы. У ней муж горький пьяница и у меня около того, — вот и дружим… Довезла тебя до
подъезда, вызвала меня и говорит: «На, получай свое сокровище!» Я ей рассказывала, что любила тебя в девицах. Ух! умная баба!.. Огонь. Смотри, не запутайся… Тут не ты один голову оставил.
Разумеется, с
подъезда убить
больше, чем с подхода, но все немного.
Травники оказываются весною в половине апреля: сначала пролетают довольно
большими стаями и очень высоко, не опускаясь на землю, а потом, когда время сделается потеплее, травники появляются парами по берегам разлившихся рек, прудов и болотных луж. Они довольно смирны, и в это время их стрелять с
подъезда и с подхода. В одну пору с болотными куликами занимают они болота для вывода детей и живут всегда вместе с ними. Мне редко случалось встретить травников в болотах без болотных куликов, и наоборот.
Выстрелил я с
подъезда в пару чирков, проворно отплывавших от плоского берега на середину широкого пруда, где в недоступном для ружья расстоянии плавала
большая стая черни.
Господский дом на Низах был построен еще в казенное время, по общему типу построек времен Аракчеева: с фронтоном, белыми колоннами, мезонином, галереей и
подъездом во дворе. Кругом шли пристройки: кухня, людская, кучерская и т. д. Построек было много, а еще
больше неудобств, хотя главный управляющий Балчуговских золотых промыслов Станислав Раймундович Карачунский и жил старым холостяком. Рабочие перекрестили его в Степана Романыча. Он служил на промыслах уже лет двенадцать и давно был своим человеком.
Розанов, постояв с минуту, опять вернулся к калитке и крепко толкнул ее ногою. Калитка быстро отскочила и открыла перед Розановым
большой мокрый двор и серый мрачный
подъезд с растворенными настежь желтыми дверями.
Менее чем через час доктор остановился у
подъезда довольно
большого дома, в приходе Николы Явленного.
Во всех домах отворенные окна ярко освещены, а перед
подъездами горят висячие фонари. Обеим девушкам отчетливо видна внутренность залы в заведении Софьи Васильевны, что напротив: желтый блестящий паркет, темно-вишневые драпри на дверях, перехваченные шнурами, конец черного рояля, трюмо в золоченой раме и то мелькающие в окнах, то скрывающиеся женские фигуры в пышных платьях и их отражения в зеркалах. Резное крыльцо Треппеля, направо, ярко озарено голубоватым электрическим светом из
большого матового шара.
В Чурасове крестьянские избы, крытые дранью, с
большими окнами, стояли как-то высоко и весело; вокруг них и на улице снег казался мелок: так все было уезжено и укатано; господский двор вычищен, выметен, и дорога у
подъезда усыпана песком; около двух каменных церквей также все было прибрано.
Вход в редакцию через
подъезд со двора, по шикарной лестнице, в первый раз на меня, не видавшего редакций, кроме ютившихся по переулкам, каковы были в других московских изданиях, произвел приятное впечатление сразу, а самая редакция — еще
больше. Это была
большая, светлая, с высокими окнами комната, с рядом столов, покрытых зеленым сукном, с книжными шкафами, с уложенными в порядке на столах газетами. Тишина полная. Разговор тихий.
— К завтраму к двум часам как раз в Устьеве праход застанете, — скрепила бабенка. Но Степан Трофимович упорно замолчал. Замолчали и вопрошатели. Мужик подергивал лошаденку; баба изредка и коротко перекидывалась с ним замечаниями. Степан Трофимович задремал. Он ужасно удивился, когда баба, смеясь, растолкала его и он увидел себя в довольно
большой деревне у
подъезда одной избы в три окна.
Дом этот был каменный и стоял взади двора, так что надобно было проехать, по крайней мере, сажен пятьдесят, чтобы добраться до
подъезда, имевшего форму полуцилиндра, причем налево виднелся длинный сад, уставленный посреди обнаженных деревьев разными мифологическими статуями, сделанными хоть и из мрамора, но весьма неискусно, и вдобавок еще у
большей части из них были отбиты то нос, то рука, то нога.
— Я не буду, когда вы не приказываете, — проговорил покорным голосом Углаков и, видимо, надувшись несколько на Марфину, во всю остальную дорогу ни слова
больше не проговорил с нею и даже, когда она перед своим
подъездом сказала ему: «merci», он ей ответил насмешливым голосом...
У
подъезда большого каменного дома, ярко освещенного во всех окнах, кучер остановил лошадей.
Несмотря на то, что он поздно заснул, он, как всегда, встал в восьмом часу, и, сделав свой обычный туалет, вытерев льдом свое
большое, сытое тело и помолившись богу, он прочел обычные, с детства произносимые молитвы: «Богородицу», «Верую», «Отче наш», не приписывая произносимым словам никакого значения, — и вышел из малого
подъезда на набережную, в шинели и фуражке.
На
подъезде, обтянутом коленкоровым навесом, горели шкалики. Толпа на улице встречала приезжающих и приходящих на маскарад критическими замечаниями, по
большей части неодобрительными, тем более, что на улице, под верхнею одеждою гостей, костюмы были почти не видны, и толпа судила преимущественно по наитию. Городовые на улице охраняли порядок с достаточным усердием, а в зале были в качестве гостей исправник и становой пристав.
Подъезда с улицы нет, а у калитки нет звонка. Я взялся за
большое железное кольцо и слегка потрепал его.
А то вот кружи по тротуарам Малого театра, а потом около
подъезда Большого — ровно вдвое дальше!
Извозчики неожиданно остановились. Я открыл глаза и увидел, что мы стоим на Сергиевской, около
большого дома, где жил Пекарский. Орлов вышел из саней и скрылся в
подъезде. Минут через пять в дверях показался лакей Пекарского, без шапки, и крикнул мне, сердясь на мороз...
Боясь потерять Петра в толпе прохожих, Евсей шагал сзади, не спуская глаз с его фигуры, но вдруг Пётр исчез. Климков растерялся, бросился вперёд; остановился, прижавшись к столбу фонаря, — против него возвышался
большой дом с решётками на окнах первого этажа и тьмою за стёклами окон. Сквозь узкий
подъезд был виден пустынный, сумрачный двор, мощёный крупным камнем. Климков побоялся идти туда и, беспокойно переминаясь с ноги на ногу, смотрел по сторонам.
Самая
большая комната с
подъезда была занята магазином.
В подкрепление этой просьбы княгиня пожала Функендорфу руку, и они расстались; а чуть только карета графа отъехала от
подъезда, бабушка сейчас же позвала к себе Ольгу Федотовну и послала ее к модистке, чтобы та принесла ей «коробук самых солидных чепцов». Выбрав себе из них самый
большой, с крахмальным бантом на темени, княгиня сейчас же надела на себя этот старушечий чепец и, осмотревшись пред зеркалом, велела, чтоб ей таких еще две дюжины нашили.
— Нет, это не он один, а и более высшие сословия. Ты посмотри когда-нибудь по
большим праздникам, какая толпа рвется к
подъездам разных начальствующих лиц… Рабство и холопство — это скрывать нечего — составляют главную черту, или, как другие говорят, главную мудрость русского народа.
В девятом часу вечера карета Рославлева остановилась в
Большой Миллионной у
подъезда дома, принадлежащего княгине Радугиной.
Сани остановились около
большого странного дома, похожего на опрокинутый супник. Длинный
подъезд этого дома с тремя стеклянными дверями был освещен дюжиной ярких фонарей. Двери со звоном отворялись и, как рты, глотали людей, которые сновали у
подъезда. Людей было много, часто к
подъезду подбегали и лошади, но собак не было видно.
Подъезд Норков, против обыкновения, был отперт, и в магазине на прилавке горела свеча в
большом медном подсвечнике.
Впереди нас и сзади нас шли люди, направлявшиеся туда же, куда и мы, — мужчины в меховых пальто, женщины в длинных дипломатах и пальмерстонах из претендующей на роскошь материи: шелковые цветы по плисовому полю, с боа на шеях и в белых шелковых платках на головах; все это входило в
подъезд и, поднявшись на несколько ступенек лестницы, раздевалось, обнаруживая по
большей части жалко-роскошные туалеты, где шелк заменяла наполовину бумага, золото — бронза, бриллианты — шлифованное стекло, а свежесть лица и блеск глаз — цинковые белила, кармин и тердесьен.
Октября 18-го я убил бекаса в степи, около
большой лужи, когда уже лежал и шел сильный снег, которого 19 октября выпало столько, что
подъезд к тетеревам прекратился. В этот же год снег застал стрепетов еще не улетевших, и я отыскивал их по следам, как куропаток.
Между воротами стоял
большой одноэтажный дом, обращенный
подъездом к саду, в котором, кроме ближайшей кухни, построек не было, так как прекрасный флигель, конюшня и прочие постройки находились против дома по другую сторону улицы.
Коротков вышел от кассира, широко и глупо улыбаясь. В руках у него было четыре
больших желтых пачки, пять маленьких зеленых, а в карманах тринадцать синих коробок спичек. У себя в комнате, прислушиваясь к гулу изумленных голосов в канцелярии, он упаковал спички в два огромных листа сегодняшней газеты и, не сказавшись никому, отбыл со службы домой. У
подъезда Спимата он чуть не попал под автомобиль, в котором кто-то подъехал, но кто именно, Коротков не разглядел.
Исполнилось все так, как было назначено. Нас прямо из-за стола повели одевать, чтобы везти на травлю Сганареля. Надели наши заячьи шубки и лохматые, с круглыми подошвами, сапоги, вязанные из козьей шерсти, и повели усаживать в сани. А у
подъездов с той и другой стороны дома уже стояло множество длинных
больших троечных саней, покрытых узорчатыми коврами, и тут же два стременных держали под уздцы дядину верховую английскую рыжую лошадь, по имени Щеголиху.
Поравнявшись с
подъездом двухэтажного дома, наш караван остановился, и тотчас же рядом со мной выросла фигура мужика. Он был в
большом полушубке, с головой, закутанной в башлык. Из-под башлыка торчал конец носа, заиндевевшие брови и белые усы. В одной руке у него была
большая дубина, в другой трещотка, из чего мы заключили, что это ночной караульщик.
Дом
большой, каменный, в два яруса, с зеркальными стеклами в окнах, густо уставленных цветами, с резными дубовыми дверями
подъезда.
Они отправились в наемной карете. У Владимирской графиня указала остановиться пред
подъездом одного
большого дома. Хвалынцев повел ее в третий этаж по освещенной лестнице и остановился перед дверью, с медною доской, на которой было написано: «графиня Цезарина Фердинандовна Маржецкая».
Упруго покачиваясь на рессорах, карета подкатила к
подъезду большого, неприветливого петербургского дома. Длинная аллея, идущая вдоль вытянутого серого фасада, освещалась лишь двумя-тремя фонарями, горящими вполнакала. Швейцар в красной ливрее помог нам выйти из кареты, — мне и Люде.
Карета ехала, ехала и наконец, заворачивая из улицы в улицу, остановилась у
подъезда большого дома на Литейной: здесь жили Бодростин, Горданов и Ропшин.
Быстро расплатившись с извозчиком, Палтусов вбежал в
подъезд, по сю сторону
больших ворот, сквозь которые виден был освещенный газовыми фонарями глубокий двор, весь обстроенный. Ворота стояли еще отворенными на обе половинки.
Сани круто повернули к
подъезду. Палтусов выскочил и дернул за звонок. На одной половине дверей медная доска была занята двумя длинными строчками с
большой короной.
Надо было перейти улицу. Я
больше тащилась, чем шла. С
подъезда мы поднялись во второй этаж. Когда я очутилась на площадке перед дверью, у меня вдруг прошла моя слабость. Мне сделалось неловко, совестно. Хоть назад бежать! Но человек отпер дверь, и мы вошли. В комнатах было очень натоплено. Вся кровь бросилась мне сейчас в голову.
Подошла к
большим дверям
подъезда. Широкая лестница. На втором этаже дверь и медная дощечка с его фамилией. Постучалась в кабинет. Вошла, Марк лежал на кожаном диване, повернувшись лицом к спинке. Не обернулся, молчал. «Ге-ге! Сердит, почему опоздала». Радость хлестнула в душу: значит, ждал, тяжело было, что она опаздывает.
Когда швейцар подошел высадить ее из кареты, она оглядела
подъезд и увидала, что публика прибывает, и пешая, и в санях. Сейчас чувствовался
большой сбор, и это ее сразу настроило храбро и возбужденно.