Неточные совпадения
И глаз не запускает за корсет, и
лицо бесчувственное, и
божественные книги дает читать, — кажется, довольно бы.
Лишь драматизация мирового процесса делает его нам близким и для нас осмысленным; сама
божественная диалектика, идеально протекающая в первоначальном Божестве, чуется нами как драма с драматическими действующими
лицами — ипостасями Троицы.
Учение об эманации отрицает и
лицо Творца и
лицо творимых, отрицает свободу и самостоятельность творения.] все живое пребывает в
божественном плане космоса, до времени и до мира совершается в идеальном процессе
божественной диалектики.
После того, разумеется, последовала нежная, или, скажу даже более того, страстная сцена любви: Аггей Никитич по крайней мере с полчаса стоял перед
божественной пани на коленях, целовал ее грудь,
лицо, а она с своей стороны отвечала ему такими же ласками и с не меньшею страстью, хоть внутри немножко и грыз ее червяк при невольной мысли о том, что на какие же деньги она будет кушать потом.
— И вы справедливы! — отвечал ему на это Михаил Михайлыч. — Вы вдумайтесь хорошенько, не есть ли державство то же священство и не следует ли считать это установление
божественным? Державец не человек, не
лицо, а это — возможный порядок, высший разум, изрекатель будущих судеб народа!
Православный катехизис говорит: «Церковь есть основанное Иисусом Христом на земле общество, соединенное между собою в одно целое одним
божественным учением и таинствами под управлением и руководством богоустановленной иерархии», разумея под богоустановленной иерархией именно греческую иерархию, составленную из известных таких-то
лиц, находящихся в таких-то и таких-то местах.
Чувство
божественного смиренья и кротости в
лице Пречистой Матери, склонившейся над младенцем, глубокий разум в очах
Божественного Младенца, как будто уже что-то прозревающих вдали, торжественное молчанье пораженных
божественным чудом царей, повергнувшихся к ногам его, и, наконец, святая, невыразимая тишина, обнимающая всю картину, — всё это предстало в такой согласной силе и могуществе красоты, что впечатленье было магическое.
Общественное Призрение, которое благотворит несчастным жертвам бедности и недугов, воспитывает сирых, управляет работными домами (где бедный гражданин, лишенный всего, кроме сил, трудами своими живет и другим пользу приносит), местами наказания или, лучше сказать, исправления гражданских пороков; и наконец, Совестный Суд, который есть человеколюбие правосудия (
божественная и беспримерная мысль в законодательстве!), останутся в России вечным памятником того, что некогда Добродетель в
лице Монархини управляла ею.
Печорин поднял голову, — но мог видеть только пунцовый берет и круглую белую
божественную ручку с
божественным лорнетом, небрежно упавшую на малиновый бархат ложи; несколько раз он пробовал следить за движениями неизвестной, чтобы разглядеть хоть глаз, хоть щечку; напрасно, — раз он так закинул голову назад, что мог бы видеть лоб и глаза… но как назло ему огромная двойная трубка закрыла всю верхнюю часть ее
лица.
Кроме того, она его боялась, как
лица, поставленного над нею законом Божеским и имеющего на нее
Божественное право.
«Церковь есть основанное Иисусом Христом на земле общество, соединенное между собой в одно целое одним
божественным учением и таинствами, под управлением и руководством богоустановленной иерархии», разумея под богоустановленной иерархией именно греческую иерархию, составленную из известных таких-то
лиц, находящихся в таких-то и таких-то местах.
Историческое рождение человека, существа свободного и богоподобного, не только предполагает рождение в собственном смысле, т. е. акт
божественного всемогущества, вызывающий к бытию новые жизни и осуществляющийся через брачное соединение супругов или вообще
лиц разного пола, но и некое самосотворение человека.
Алкивиад говорит Сократу бессмертные, вдохновенные слова, которые повторяет всякая душа, поставленная
лицом к
лицу пред собственной
божественной сущностью, как пред зеркалом своего несовершенства и безобразия.
Здесь также совершается в миги
божественного озарения как бы некое пресуществление человеческого естества, его обожение: недаром же Моисей, сойдя с горы Синая, сохранил на себе след сияния Божества [«Когда сходил Моисей с горы Синая, и две скрижали откровения были в руке у Моисея при сошествии его с горы, то Моисей не знал, что
лице его стало сиять лучами оттого, что Бог говорил с ним.
Божественные ипостаси же суть «Personen», о которых говорится, что «sie verfliessen in das Wesen» [Персоны;
лица… они вливаются в сущность (нем.).] (I, 85) и, «влившись в Божество, три персоны становятся неразличимым единством» (ib.).
Отвращаясь от Бога, человек обращает
лицо к миру, к творению, впадает в однобокий космизм («имманентизм») [См. прим. 9 к «От автора».]; он жаждет уже только мира, а не Бога, совершает измену любви
божественной.
Кошэ. Кошэ — статуя, поставленная роком невежеству. Прочь рутина! Кошэ последовал за Теодором. Я почувствовал, что в груди у меня осталась одна только любовь. Я пал
лицом на землю и заплакал от восторга. Слезы восторга — результат
божественной реакции, производимой в недрах любящего сердца. Лошади весело заржали. Как тягостно быть не человеком! Я освободил их от животной, страдальческой жизни. Я убил их. Смерть есть и оковы и освобождение от оков.
И
божественное существо этой неизбежности примиряет человека со случившимся. Нечего возмущаться, нечего проклинать богов и бросать им в
лицо буйные обвинения.
На одних изображениях
лицо светится
божественною, чистою и великою скорбью — она так нам знакома по
лицу Христа.
Припоминает Висленев, что он был введен Глафирой в почтенное собрание, где встретил очень много самых разнообразных и странных
лиц, с именами и без имен, с следами искры божией и без этого
божественного знака, но все были равны, без чинов и без различий положения.
Сошел я вниз, в комнату, где жил с братом Мишею. Зажег лампу. И вдруг со стены, из красноватого полумрака, глянуло на меня исковерканное мукою
лицо с поднятыми кверху молящими глазами, с каплями крови под иглами тернового венца. Хромолитография «Ecce homo!» [«Вот человек!» (лат.)] Гвидо Рени. Всегда она будила во мне одно настроение. Что бы я ни делал, чему бы ни радовался, это страдающее
божественною мукою
лицо смотрело вверх молящими глазами и как бы говорило...
На сцене идет «Антигона». Стоя совсем готовая у кулисы, с сильно бьющимся сердцем прислушиваюсь к монологам Сани, к ее
божественному голосу и, если не вижу, то чувствую ее полное одухотворенной силы и трагического страдания
лицо. И Елочку, воздушную, нежную и белую, как настоящий лотос, в ее белоснежных одеждах «чувствую» тоже. А бас Креона, злодея-царя, погубившего родных Антигоны, бас Боба, волною перекатывается по сцене.
Сквозь небольшие, беспорядочные расселины, местах в двух, трех, свет солнца ронял скупо свой одинокий луч то на
божественный лик распятого Христа, то на плащаницу его, то на
лицо Магдалины, облитое слезами.
Гаврила Семенович стал
лицом к громадному образу Спасителя в массивной золотой ризе, висевшему в столовой,
божественный лик которого был освещен мягким светом литой серебряной лампады.
Любовь внутри
Лиц Божественной Троицы и есть
божественная динамика.
«И вот стал Адам в своей природе и Христос в
божественной природе единым
Лицом, одним единым деревом (курсив мой)» [См. там же, т. V, с. 421.].
Бог и человек отныне — единое нераздельное
Лицо по всем трем принципам (и из всех трех), в вечности и во времени, во плоти и по душе, по всей природе человека и всей
божественной природе, исключая лишь извне напечатленной Адаму и им воспринятой змеиной природы, которую он не должен был принять в себя.
Только с
Лицами Божественной Троицы возможно личное общение и соединение.
Из Киевской академии были выписаны «вертепы». Певчие пели, семинаристы представляли зрелища
божественные в
лицах и пели поздравительные кантаты. Есть предание, что в Козельце государыня останавливалась на долгое время у матери Алексея Григорьевича — Натальи Демьяновны и что в козелецком ее доме, принадлежавшем затем Л. П. Галагану, хранилось то кресло, на котором сидела государыня.
В Легенде ставятся
лицом к
лицу и сталкиваются два мировых начала — свобода и принуждение, вера в Смысл жизни и неверие в Смысл,
божественная любовь и безбожное сострадание к людям, Христос и антихрист.
Habitues театра — несколько московских молодых коммерсантов-богачей, с Николаем Егоровичем Эдельштейном во главе, явились в директорскую ложу, где в этот вечер, вместе с Анной Аркадьевной, сидела и вновь ангажированная артистка, и представились последней. Из этой же ложи положительно не выходил в конец растаявший перед Александров Яковлевной Моисей Соломонович Шмуль. Его плотоядное, типичное
лицо даже как-то особенно лоснилось от восторга одного созерцания «
божественной».
Всюду буду цитировать по этому изданию.] [«Взирай, человек, как в одном
лице твоем смешано земное и небесное, и носишь ты в себе как земной, так и небесный образ: и затем претерпеваешь ты жестокую муку и несешь на себе уже адов образ, который прорастает в
Божественном гневе из муки вечности» (нем.).].
Бог личный — Бог троичный, три
Лица Божественной Троицы.
Клобук его лежал на снегу, а светло-каштановые волосы, вьющиеся кольцами, рассыпались шелковым пухом по широким плечам. Глаза его, устремленные к небу, были светлы, как бы озаренные
божественной искрой, а
лицо покрыто могильной бледностью.
Историки, по старой привычке признания
божественного участия в делах человечества, хотят видеть причину события в выражении воли
лицà, облеченного властью; но заключение это не подтверждается ни рассуждением, ни опытом.
Голос попа звучит крепкою верою и восторгом насытившейся жалости. Он молчит и смотрит тихо, улыбающимся взглядом, точно не хочет он расстаться с этим бедным человеком, который был слеп от рождения, не видел
лица друга и не думал, как близка к нему
божественная милость. Милость — и жалость, и жалость!..
Мир любви, мир
божественной справедливости, мир светлых и безбоязненных
лиц, не опозоренных морщинами страданий, голода, болезней.
Всё это очень может быть, и человечество готово на это согласиться; но оно не об этом спрашивает. Всё это могло бы быть интересно, если бы мы признавали
божественную власть, основанную на самой себе и всегда одинаковую, управляющею своими народами через Наполеонов, Людовиков и писателей; но власти этой мы не признаем и потому, прежде чем говорить о Наполеонах, Людовиках и писателях, надо показать существующую связь между этими
лицами и движением народов.