Неточные совпадения
Стародум(к Правдину). Чтоб оградить ее жизнь от недостатку в нужном, решился я удалиться на несколько лет в ту землю, где достают
деньги, не променивая их на совесть,
без подлой выслуги, не грабя отечества; где требуют
денег от самой земли, которая поправосуднее людей, лицеприятия не знает, а платит одни труды верно и щедро.
Стародум (берет у Правдина табак). Как ни с чем? Табакерке цена пятьсот рублев. Пришли к купцу двое. Один, заплатя
деньги, принес домой табакерку. Другой пришел домой
без табакерки. И ты думаешь, что другой пришел домой ни с чем? Ошибаешься. Он принес назад свои пятьсот рублев целы. Я отошел от двора
без деревень,
без ленты,
без чинов, да мое принес домой неповрежденно, мою душу, мою честь, мои правилы.
Стародум. Детям? Оставлять богатство детям? В голове нет. Умны будут —
без него обойдутся; а глупому сыну не в помощь богатство. Видал я молодцов в золотых кафтанах, да с свинцовой головою. Нет, мой друг! Наличные
деньги — не наличные достоинства. Золотой болван — все болван.
Г-жа Простакова.
Без наук люди живут и жили. Покойник батюшка воеводою был пятнадцать лет, а с тем и скончаться изволил, что не умел грамоте, а умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда, бывало, сидя на железном сундуке. После всякого сундук отворит и что-нибудь положит. То-то эконом был! Жизни не жалел, чтоб из сундука ничего не вынуть. Перед другим не похвалюсь, от вас не потаю: покойник-свет, лежа на сундуке с
деньгами, умер, так сказать, с голоду. А! каково это?
Стародум. Они в руках государя. Как скоро все видят, что
без благонравия никто не может выйти в люди; что ни подлой выслугой и ни за какие
деньги нельзя купить того, чем награждается заслуга; что люди выбираются для мест, а не места похищаются людьми, — тогда всякий находит свою выгоду быть благонравным и всякий хорош становится.
Г-жа Простакова. Не трудись по-пустому, друг мой! Гроша не прибавлю; да и не за что. Наука не такая. Лишь тебе мученье, а все, вижу, пустота.
Денег нет — что считать?
Деньги есть — сочтем и
без Пафнутьича хорошохонько.
В то время как Степан Аркадьич приехал в Петербург для исполнения самой естественной, известной всем служащим, хотя и непонятной для неслужащих, нужнейшей обязанности,
без которой нет возможности служить, — напомнить о себе в министерстве, — и при исполнении этой обязанности, взяв почти все
деньги из дому, весело и приятно проводил время и на скачках и на дачах, Долли с детьми переехала в деревню, чтоб уменьшить сколько возможно расходы.
В сентябре Левин переехал в Москву для родов Кити. Он уже жил
без дела целый месяц в Москве, когда Сергей Иванович, имевший именье в Кашинской губернии и принимавший большое участие в вопросе предстоящих выборов, собрался ехать на выборы. Он звал с собою и брата, у которого был шар по Селезневскому уезду. Кроме этого, у Левина было в Кашине крайне нужное для сестры его, жившей за границей, дело по опеке и по получению
денег выкупа.
Было возможно и должно одно, на что Вронский и решился
без минуты колебания: занять
деньги у ростовщика, десять тысяч, в чем не может быть затруднения, урезать вообще свои расходы и продать скаковых лошадей.
Он слушал разговор Агафьи Михайловны о том, как Прохор Бога забыл, и на те
деньги, что ему подарил Левин, чтобы лошадь купить, пьет
без просыпу и жену избил до смерти; он слушал и читал книгу и вспоминал весь ход своих мыслей, возбужденных чтением.
Не один господин большой руки пожертвовал бы сию же минуту половину душ крестьян и половину имений, заложенных и незаложенных, со всеми улучшениями на иностранную и русскую ногу, с тем только, чтобы иметь такой желудок, какой имеет господин средней руки; но то беда, что ни за какие
деньги, нижé имения, с улучшениями и
без улучшений, нельзя приобресть такого желудка, какой бывает у господина средней руки.
— Я подлец… Виноват… Я преступил… Но посудите, посудите, разве можно так поступать? Я — дворянин.
Без суда,
без следствия, бросить в тюрьму, отобрать все от меня: вещи, шкатулка… там
деньги, там все имущество, там все мое имущество, Афанасий Васильевич, — имущество, которое кровным потом приобрел…
Может быть, два-три человека извлекли себе настоящую пользу, да и то оттого, может, что и
без того были умны, а прочие ведь только и стараются узнать то, что портит здоровье, да и выманивает
деньги.
Он думал: «Не тратить же на избу работу и
деньги, когда и
без того будет она снесена татарским набегом!» Все всполошилось: кто менял волов и плуг на коня и ружье и отправлялся в полки; кто прятался, угоняя скот и унося, что только можно было унесть.
А ведь Сонечка-то, пожалуй, сегодня и сама обанкрутится, потому тот же риск, охота по красному зверю… золотопромышленность… вот они все, стало быть, и на бобах завтра
без моих-то
денег…
Кудряш. Кто же ему угодит, коли у него вся жизнь основана на ругательстве? А уж пуще всего из-за
денег; ни одного расчета
без брани не обходится. Другой рад от своего отступиться, только бы он унялся. А беда, как его поутру кто-нибудь рассердит! Целый день ко всем придирается.
Паратов. Нет, со мной, господа, нельзя, я строг на этот счет.
Денег у него нет,
без моего разрешения давать не велено, а у меня как попросит, так я ему в руки французские разговоры, на счастье нашлись у меня; изволь прежде страницу выучить,
без того не дам… Ну и учит сидит. Как старается!
— Подруги упрекают меня, дескать — польстилась девушка на
деньги, — говорила Телепнева, добывая щипчиками конфекты из коробки. — Особенно язвит Лидия, по ее законам необходимо жить с милым и чтобы — в шалаше. Но — я бытовая и водевильная, для меня необходим приличный домик и свои лошади. Мне заявлено: «У вас, Телепнева, совершенно отсутствует понимание драматизма». Это сказал не кто-нибудь, а — сам, он, который сочиняет драмы. А с милым
без драмы — не прожить, как это доказано в стихах и прозе…
— Вас, юристов, эти вопросы не так задевают, как нас, инженеров. Грубо говоря — вы охраняете права тех, кто грабит и кого грабят, не изменяя установленных отношений. Наше дело — строить, обогащать страну рудой, топливом, технически вооружать ее. В деле призвания варягов мы лучше купца знаем, какой варяг полезней стране, а купец ищет дешевого варяга. А если б дали
денег нам, мы могли бы обойтись и
без варягов.
— Нимало не сержусь, очень понимаю, — заговорила она спокойно и как бы вслушиваясь в свои слова. — В самом деле: здоровая баба живет
без любовника — неестественно. Не брезгует наживать
деньги и говорит о примате духа. О революции рассуждает не
без скепсиса, однако — добродушно, — это уж совсем чертовщина!
Бальзаминова. А ты, Миша, не обижайся! Пословица-то говорит, что «дуракам счастье». Ну, вот нам счастье и вышло. За умом не гонись, лишь бы счастье было. С деньгами-то мы и
без ума проживем.
— Ужас, ужас! Ну, конечно, с таким человеком, как Фома Фомич, приятно служить:
без наград не оставляет; кто и ничего не делает, и тех не забудет. Как вышел срок — за отличие, так и представляет; кому не вышел срок к чину, к кресту, —
деньги выхлопочет…
Обломов отдал хозяйке все
деньги, оставленные ему братцем на прожиток, и она, месяца три-четыре,
без памяти по-прежнему молола пудами кофе, толкла корицу, жарила телятину и индеек, и делала это до последнего дня, в который истратила последние семь гривен и пришла к нему сказать, что у ней
денег нет.
— Между тем поверенный этот управлял большим имением, — продолжал он, — да помещик отослал его именно потому, что заикается. Я дам ему доверенность, передам планы: он распорядится закупкой материалов для постройки дома, соберет оброк, продаст хлеб, привезет
деньги, и тогда… Как я рад, милая Ольга, — сказал он, целуя у ней руку, — что мне не нужно покидать тебя! Я бы не вынес разлуки;
без тебя в деревне, одному… это ужас! Но только теперь нам надо быть очень осторожными.
— Как что ж? Я тут спину и бока протер, ворочаясь от этих хлопот. Ведь один: и то надо, и другое, там счеты сводить, туда плати, здесь плати, а тут перевозка!
Денег выходит ужас сколько, и сам не знаю куда! Того и гляди, останешься
без гроша…
— Артисты — sans façons, [
без церемоний (фр.).] которые напиваются при первом знакомстве, бьют стекла по ночам, осаждают трактиры, травят собаками дам, стреляют в людей, занимают везде
деньги…
Бабушка завязала на платке узелок. Она любила говорить, что
без нее ничего не сделается, хотя, например, веревку мог купить всякий. Но Боже сохрани, чтоб она поверила кому-нибудь
деньги.
У него, взамен наслаждений, которыми он пользоваться не мог, явилось старческое тщеславие иметь вид шалуна, и он стал вознаграждать себя за верность в супружестве сумасбродными связями, на которые быстро ушли все наличные
деньги, брильянты жены, наконец и большая часть приданого дочери. На недвижимое имение, и
без того заложенное им еще до женитьбы, наросли значительные долги.
— Вы не могли брать в зачет версиловских
без его позволения, и я не мог вам давать его
деньги без его позволения… Я вам свои давал; и вы знали; знали и брали; а я терпел ненавистную комедию в своем доме!
Мне не нужно
денег, или, лучше, мне не
деньги нужны; даже и не могущество; мне нужно лишь то, что приобретается могуществом и чего никак нельзя приобрести
без могущества: это уединенное и спокойное сознание силы!
— И прекрасно, — перебила Татьяна Павловна, — и я тоже ей сто раз повторяла. Ведь он умрет же до брака-то — все равно не женится, а если
деньги оставит ей в завещании, Анне-то, так ведь они же и
без того уже вписаны туда и оставлены…
— Сам знаешь — чем. Ты
без меня как духгак и наверно будешь глуп, а я бы тебе дал тридцать тысяч, и мы бы взяли пополам, и ты сам знаешь — как. Ну кто ты такой, посмотри: у тебя ничего нет — ни имени, ни фамилии, а тут сразу куш; а имея такие
деньги, можешь знаешь как начать карьеру!
Я, например, никак не могу жить
без лишних
денег.
— Сначала высшая идея, а потом
деньги, а
без высшей идеи с
деньгами общество провалится.
— Это — не его наследство; он
деньги должен и еще другое должен. Мало наследства. Я вам дам
без процентов.
По смерти его и когда уже выяснились дела, Катерина Николаевна уведомила Анну Андреевну, через своего поверенного, о том, что та может получить эти шестьдесят тысяч когда захочет; но Анна Андреевна сухо,
без лишних слов отклонила предложение: она отказалась получить
деньги, несмотря на все уверения, что такова была действительно воля князя.
— Лиза, я сам знаю, но… Я знаю, что это — жалкое малодушие, но… это — только пустяки и больше ничего! Видишь, я задолжал, как дурак, и хочу выиграть, только чтоб отдать. Выиграть можно, потому что я играл
без расчета, на ура, как дурак, а теперь за каждый рубль дрожать буду… Не я буду, если не выиграю! Я не пристрастился; это не главное, это только мимолетное, уверяю тебя! Я слишком силен, чтоб не прекратить, когда хочу. Отдам
деньги, и тогда ваш нераздельно, и маме скажи, что не выйду от вас…
— Пожалуйста,
без театральных жестов — сделайте одолжение. Я знаю, что то, что я делаю, — подло, что я — мот, игрок, может быть, вор… да, вор, потому что я проигрываю
деньги семейства, но я вовсе не хочу надо мной судей. Не хочу и не допускаю. Я — сам себе суд. И к чему двусмысленности? Если он мне хотел высказать, то и говори прямо, а не пророчь сумбур туманный. Но, чтоб сказать это мне, надо право иметь, надо самому быть честным…
— Так, знаем, — отвечали они, — мы просим только раздавать сколько следует воды, а он дает мало,
без всякого порядка; бочки у него текут, вода пропадает, а он, отсюда до Золотой горы (Калифорнии), никуда не хочет заходить, между тем мы заплатили
деньги за переезд по семидесяти долларов с человека.
Но если кто пожелает непременно иметь хорошие сигары не в большом количестве, тот,
без всяких фактур и заказов, обращается к кому-нибудь из служащих на фабрике или приходит прямо и просто, как говорил мой провожатый, заказывает, сколько ему нужно, и получает за ту же цену мимо администрации, мимо магазина, куда
деньги за эти сигары, конечно, уже не поступают.
Войдя в его великолепную квартиру собственного дома с огромными растениями и удивительными занавесками в окнах и вообще той дорогой обстановкой, свидетельствующей о дурашных, т. е.
без труда полученных
деньгах, которая бывает только у людей неожиданно разбогатевших, Нехлюдов застал в приемной дожидающихся очереди просителей, как у врачей, уныло сидящих около столов с долженствующими утешать их иллюстрированными журналами.
Поэтому он просил присяжных признать Картинкина и Бочкову невиновными в похищении
денег; если же бы они и признали их виновными в похищении, то
без участия в отравлении и
без вперед составленного намерения.
Дело было в том, что мужики, как это говорил приказчик, нарочно пускали своих телят и даже коров на барский луг. И вот две коровы из дворов этих баб были пойманы в лугу и загнаны. Приказчик требовал с баб по 30 копеек с коровы или два дня отработки. Бабы же утверждали, во-первых, что коровы их только зашли, во-вторых, что
денег у них нет, и, в-третьих, хотя бы и за обещание отработки, требовали немедленного возвращения коров, стоявших с утра на варке
без корма и жалобно мычавших.
— Ведь это народ-то у нас, Маврикий Маврикиевич, совсем
без стыда! — восклицал Трифон Борисыч. — Тебе Аким третьего дня дал четвертак
денег, ты их пропил, а теперь кричишь. Доброте только вашей удивляюсь с нашим подлым народом, Маврикий Маврикиевич, только это одно скажу!
Поднял тогда цыган целый табор (в то время у нас закочевавший), которые в два дня вытащили-де у него у пьяного
без счету
денег и выпили
без счету дорогого вина.
— А что ж удивительного, что он
деньги взял, — с презрительною злобой усмехнулась Грушенька, — он и все ко мне приходил
деньги канючить, рублей по тридцати, бывало, в месяц выберет, все больше на баловство: пить-есть ему было на что и
без моего.
Мало того: Смердяков же и открыл следствию, что о пакете с
деньгами и о знаках сообщил подсудимому он сам и что
без него тот и не узнал бы ничего.
Но, не имея ни тени мотивов к убийству из таких, какие имел подсудимый, то есть ненависти, ревности и проч., и проч., Смердяков,
без сомнения, мог убить только лишь из-за
денег, чтобы присвоить себе именно эти три тысячи, которые сам же видел, как барин его укладывал в пакет.
Знал тоже, что
деньгу нажить любит, наживает, на злые проценты дает, пройдоха, шельма,
без жалости.
Разумеется, показание пана Муссяловича внесли в протокол в самой полной подробности. На том панов и отпустили. О факте же передержки в картах почти и не упомянули; Николай Парфенович им слишком был и
без того благодарен и пустяками не хотел беспокоить, тем более что все это пустая ссора в пьяном виде за картами и более ничего. Мало ли было кутежа и безобразий в ту ночь… Так что
деньги, двести рублей, так и остались у панов в кармане.