Неточные совпадения
Было еще темно, но кое-где в домах уже засветились огни и в конце улицы из-за казармы стала подниматься бледная луна. Лаптев сидел
у ворот на лавочке и ждал, когда кончится всенощная в церкви Петра и Павла. Он рассчитывал, что Юлия Сергеевна, возвращаясь от всенощной, будет
проходить мимо, и тогда он заговорит с ней и, быть может, проведет с ней весь вечер.
Я никогда не имел успеха
у женщин, а если говорю опять, то потому только, что как-то грустно и обидно сознаваться перед самим собой, что молодость моя
прошла вовсе без любви и что настоящим образом я люблю впервые только теперь, в 34 года.
Подали самовар. Юлия Сергеевна, очень бледная, усталая, с беспомощным видом, вышла в столовую, заварила чай — это было на ее обязанности — и налила отцу стакан. Сергей Борисыч, в своем длинном сюртуке ниже колен, красный, не причесанный, заложив руки в карманы,
ходил по столовой, не из угла в угол, а как придется, точно зверь в клетке. Остановится
у стола, отопьет из стакана с аппетитом и опять
ходит, и о чем-то все думает.
У себя наверху Юлия обошла все комнаты и перекрестила все окна и двери; ветер завывал, и казалось, что кто-то
ходит по крыше.
Она жила в самых дальних комнатах, кровать и туалет ее были заставлены ширмами и дверцы в книжном шкапу задернуты изнутри зеленою занавеской, и
ходила она
у себя по коврам, так что совсем не было слышно ее шагов, — и из этого он заключил, что
у нее скрытный характер и любит она тихую, покойную, замкнутую жизнь.
Он раза три
ходил с доктором в клуб, ужинал с ним и сам предложил ему денег на постройку; он даже побывал
у Панаурова на его другой квартире.
Выйдя из Благородного Собрания, наняли извозчика на Остоженку, в Савеловский переулок, где жила Рассудина. Лаптев всю дорогу думал о ней. В самом деле, он был ей многим обязан. Познакомился он с нею
у своего друга Ярцева, которому она преподавала теорию музыки. Она полюбила его сильно, совершенно бескорыстно и, сойдясь с ним, продолжала
ходить на уроки и трудиться по-прежнему до изнеможения. Благодаря ей он стал понимать и любить музыку, к которой раньше был почти равнодушен.
Ее большой беккеровский рояль стоял пока
у Ярцева, на Большой Никитской, и она каждый день
ходила туда играть.
Придя домой, Лаптев надел халат и туфли и сел
у себя в кабинете читать роман. Жены дома не было. Но
прошло не больше получаса, как в передней позвонили и глухо раздались шаги Петра, побежавшего отворять. Это была Юлия. Она вошла в кабинет в шубке, с красными от мороза щеками.
Няня пошла наверх в спальню и, взглянув на больную, сунула ей в руки зажженную восковую свечу. Саша в ужасе суетилась и умоляла, сама не зная кого,
сходить за папой, потом надела пальто и платок и выбежала на улицу. От прислуги она знала, что
у отца есть еще другая жена и две девочки, с которыми он живет на Базарной. Она побежала влево от ворот, плача и боясь чужих людей, и скоро стала грузнуть в снегу и зябнуть.
По щеке
у Лиды поползла крупная слеза и капнула на книжку. Саша тоже опустила глаза и покраснела, готовая заплакать. Лаптев от жалости не мог уже говорить, слезы подступили
у него к горлу; он встал из-за стола и закурил папироску. В это время
сошел сверху Кочевой с газетой в руках. Девочки поднялись и, не глядя на него, сделали реверанс.
— Вы с ума
сошли! — сказала она, покраснела и испугалась так, что
у нее похолодели руки и ноги. — Оставьте, Григорий Николаич!
Доктор, еще больше пополневший, красный, как кирпич, и с взъерошенными волосами, пил чай. Увидев дочь, он очень обрадовался и даже прослезился; она подумала, что в жизни этого старика она — единственная радость, и, растроганная, крепко обняла его и сказала, что будет жить
у него долго, до Пасхи. Переодевшись
у себя в комнате, она пришла в столовую, чтобы вместе пить чай, он
ходил из угла в угол, засунув руки в карманы, и пел: «ру-ру-ру», — значит, был чем-то недоволен.
Жена его часто уходила во флигель, говоря, что ей нужно заняться с девочками, но он знал, что она
ходит туда не заниматься, а плакать
у Кости.
А Юлия Сергеевна привыкла к своему горю, уже не
ходила во флигель плакать. В эту зиму она уже не ездила по магазинам, не бывала в театрах и на концертах, а оставалась дома. Она не любила больших комнат и всегда была или в кабинете мужа, или
у себя в комнате, где
у нее были киоты, полученные в приданое, и висел на стене тот самый пейзаж, который так понравился ей на выставке. Денег на себя она почти не тратила и проживала теперь так же мало, как когда-то в доме отца.
К тому же
у Лаптевых не
проходило ни одного дня без огорчений.
Она зарыдала, потом успокоилась, и он заметил, что от слез
у нее по напудренным щекам
прошли дорожки и что
у нее растут усы.
Федор взглянул на часы и стал торопливо прощаться. Он поцеловал руку
у Юлии и вышел, но, вместо того чтобы идти в переднюю,
прошел в гостиную, потом в спальню.
— Скажите мне откровенно, начистоту, сколько мы получали и получаем дохода и как велико наше состояние? Нельзя же ведь в потемках
ходить.
У нас был недавно счет амбара, но, простите, я этому счету не верю; вы находите нужным что-то скрывать от меня и говорите правду только отцу. Вы с ранних лет привыкли к политике и уже не можете обходиться без нее. А к чему она? Так вот, прошу вас, будьте откровенны. В каком положении наши дела?
Неточные совпадения
Бобчинский. Ничего, ничего-с, без всякого-с помешательства, только сверх носа небольшая нашлепка! Я забегу к Христиану Ивановичу:
у него-с есть пластырь такой, так вот оно и
пройдет.
Уж
у меня ухо востро! уж я…» И точно: бывало, как
прохожу через департамент — просто землетрясенье, все дрожит и трясется, как лист.
Поспел горох! Накинулись, // Как саранча на полосу: // Горох, что девку красную, // Кто ни
пройдет — щипнет! // Теперь горох
у всякого — //
У старого,
у малого, // Рассыпался горох // На семьдесят дорог!
Влас наземь опускается. // «Что так?» — спросили странники. // — Да отдохну пока! // Теперь не скоро князюшка //
Сойдет с коня любимого! // С тех пор, как слух
прошел, // Что воля нам готовится, //
У князя речь одна: // Что мужику
у барина // До светопреставления // Зажату быть в горсти!..
В веригах, изможденные, // Голодные, холодные, //
Прошли Господни ратники // Пустыни, города, — // И
у волхвов выспрашивать // И по звездам высчитывать // Пытались — нет ключей!