И в этот вечер я понял, что мое беспокойство было не разочарование,
как я думал раньше, а что-то другое, но что именно, я не понимал, и это меня еще больше раздражало.
Неточные совпадения
Я писал «Историю железных дорог»; нужно было прочесть множество русских и иностранных книг, брошюр, журнальных статей, нужно было щёлкать на счетах, перелистывать логарифмы,
думать и писать, потом опять читать, щёлкать и
думать; но едва
я брался за книгу или начинал
думать,
как мысли мои путались, глаза жмурились,
я со вздохом вставал из-за стола и начинал ходить по большим комнатам своего пустынного деревенского дома.
— Tres faciunt collegium! [Трое составляют совет! (лат.)] — сказал
я весело. — Что, если бы мы пригласили Наталью Гавриловну?
Как вы
думаете? Феня, — обратился
я к горничной, — попросите Наталью Гавриловну пожаловать к нам наверх, если можно, сию минуту. Скажите: очень важное дело.
«В самом деле, что
я так беспокоюсь? —
думал я. —
Какая сила тянет
меня к голодающим,
как бабочку на огонь? Ведь
я же их не знаю, не понимаю, никогда не видел и не люблю. Откуда же это беспокойство?»
Жена, ломая руки и с протяжным стоном,
как будто у нее болели зубы, бледная, быстро прошлась из угла в угол.
Я махнул рукой и вышел в гостиную.
Меня душило бешенство, и в то же время
я дрожал от страха, что не выдержу и сделаю или скажу что-нибудь такое, в чем буду раскаиваться всю мою жизнь. И
я крепко сжимал себе руки,
думая, что этим сдерживаю себя.
Никанор с сомнением покачал головой и медленно проговорил, что по-настоящему следовало бы запрячь в корень не Черкеса, а Мужика или Чижика, и нерешительно,
как бы ожидая, что
я отменю свое решение, забрал вожжи в рукавицы, привстал,
подумал и потом уж взмахнул кнутом.
Я думал:
какая страшная разница между Бутыгой и
мной!
«Эка
меня носит!» —
думаю я, а мои колокольчики заливаются вместе с докторскими, ветер свистит, кучера гикают, и под этот неистовый шум
я вспоминаю все подробности этого странного, дикого, единственного в моей жизни дня, и
мне кажется, что
я в самом деле с ума сошел или же стал другим человеком.
Как будто тот, кем
я был до сегодняшнего дня,
мне уже чужд.
— Natalie,
я не уехал, — сказал
я, — но это не обман.
Я с ума сошел, постарел, болен, стал другим человеком —
как хотите
думайте… От прежнего самого себя
я отшатнулся с ужасом, с ужасом, презираю и стыжусь его, а тот новый человек, который во
мне со вчерашнего дня, не пускает
меня уехать. Не гоните
меня, Natalie!
Катерина. Как, девушка, не бояться! Всякий должен бояться. Не то страшно, что убьет тебя, а то, что смерть тебя вдруг застанет, как ты есть, со всеми твоими грехами, со всеми помыслами лукавыми. Мне умереть не страшно, а
как я подумаю, что вот вдруг я явлюсь перед Богом такая, какая я здесь с тобой, после этого разговору-то, вот что страшно. Что у меня на уме-то! Какой грех-то! страшно вымолвить!
— Море вовсе не такое,
как я думала, — говорила она матери. — Это просто большая, жидкая скука. Горы — каменная скука, ограниченная небом. Ночами воображаешь, что горы ползут на дома и хотят столкнуть их в воду, а море уже готово схватить дома…
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими:
я, брат, не такого рода! со
мной не советую… (Ест.)Боже мой,
какой суп! (Продолжает есть.)
Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай,
какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Анна Андреевна.
Я думаю, с
каким там вкусом и великолепием даются балы!
«Ах, боже мой!» —
думаю себе и так обрадовалась, что говорю мужу: «Послушай, Луканчик, вот
какое счастие Анне Андреевне!» «Ну, —
думаю себе, — слава богу!» И говорю ему: «
Я так восхищена, что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне…» «Ах, боже мой! —
думаю себе.
Городничий.
Я сам, матушка, порядочный человек. Однако ж, право,
как подумаешь, Анна Андреевна,
какие мы с тобой теперь птицы сделались! а, Анна Андреевна? Высокого полета, черт побери! Постой же, теперь же
я задам перцу всем этим охотникам подавать просьбы и доносы. Эй, кто там?
Хлестаков. Ты растолкуй ему сурьезно, что
мне нужно есть. Деньги сами собою… Он
думает, что,
как ему, мужику, ничего, если не поесть день, так и другим тоже. Вот новости!