Трофимов. Верьте мне, Аня, верьте! Мне еще нет тридцати, я молод, я еще студент, но я уже столько вынес! Как зима, так я голоден, болен, встревожен, беден, как нищий, и — куда только судьба не гоняла меня, где я только не был!
И все же душа моя всегда, во всякую минуту, и днем и ночью, была полна неизъяснимых предчувствий. Я предчувствую счастье, Аня, я уже вижу его…
Неточные совпадения
Любовь Андреевна. Детская, милая моя, прекрасная комната… Я тут спала, когда была маленькой… (Плачет.)
И теперь я как маленькая… (Целует брата, Варю, потом опять брата.) А Варя по-прежнему
все такая
же, на монашку похожа.
И Дуняшу я узнала… (Целует Дуняшу.)
Любовь Андреевна(смеется). Ты
все такая
же, Варя. (Привлекает ее к себе
и целует.) Вот выпью кофе, тогда
все уйдем.
Лопахин. Вы будете брать с дачников самое малое по двадцать пять рублей в год за десятину,
и если теперь
же объявите, то, я ручаюсь чем угодно, у вас до осени не останется ни одного свободного клочка,
все разберут. Одним словом, поздравляю, вы спасены. Местоположение чудесное, река глубокая. Только, конечно, нужно поубрать, почистить, например, скажем, снести
все старые постройки, вот этот дом, который уже никуда не годится, вырубить старый вишневый сад…
Лопахин(взглянув на часы). Если ничего не придумаем
и ни к чему не придем, то двадцать второго августа
и вишневый сад,
и все имение будут продавать с аукциона. Решайтесь
же! Другого выхода нет, клянусь вам. Нет
и нет.
Вышла за не дворянина
и вела себя нельзя сказать чтобы очень добродетельно. Она хорошая, добрая, славная, я ее очень люблю, но, как там ни придумывай смягчающие обстоятельства,
все же, надо сознаться, она порочна. Это чувствуется в ее малейшем движении.
Гаев. Сейчас, сейчас. Ты уходи, Фирс. Я уж, так
и быть, сам разденусь. Ну, детки, бай-бай… Подробности завтра, а теперь идите спать. (Целует Аню
и Варю.) Я человек восьмидесятых годов… Не хвалят это время, но
все же могу сказать, за убеждения мне доставалось немало в жизни. Недаром меня мужик любит. Мужика надо знать! Надо знать, с какой…
Лопахин. Я вас каждый день учу. Каждый день я говорю
все одно
и то
же.
И вишневый сад
и землю необходимо отдать в аренду под дачи, сделать это теперь
же, поскорее — аукцион на носу! Поймите! Раз окончательно решите, чтобы были дачи, так денег вам дадут сколько угодно,
и вы тогда спасены.
Мой папаша был мужик, идиот, ничего не понимал, меня не учил, а только бил спьяна,
и все палкой. В сущности,
и я такой
же болван
и идиот. Ничему не обучался, почерк у меня скверный, пишу я так, что от людей совестно, как свинья.
Слышно, как Епиходов играет на гитаре
все ту
же грустную песню. Восходит луна. Где-то около тополей Варя ищет Аню
и зовет: «Аня! Где ты?»
Трофимов. Уж очень она усердная, не в свое дело суется.
Все лето не давала покоя ни мне, ни Ане, боялась, как бы у нас романа не вышло. Какое ей дело?
И к тому
же я вида не подавал, я так далек от пошлости. Мы выше любви!
Варя. Ты
все еще не ушел, Семен? Какой
же ты, право, неуважительный человек. (Дуняше.) Ступай отсюда, Дуняша. (Епиходову.) То на бильярде играешь
и кий сломал, то по гостиной расхаживаешь, как гость.
Наконец хромой таза вернулся, и мы стали готовиться к переправе. Это было не так просто и легко, как казалось с берега. Течение в реке было весьма быстрое, перевозчик-таза каждый раз поднимался вверх по воде метров на 300 и затем уже пускался к противоположному берегу, упираясь изо всех сил шестом в дно реки,
и все же течением его сносило к самому устью.
Борьба насмерть шла внутри ее, и тут, как прежде, как после, я удивлялся. Она ни разу не сказала слова, которое могло бы обидеть Катерину, по которому она могла бы догадаться, что Natalie знала о бывшем, — упрек был для меня. Мирно и тихо оставила она наш дом. Natalie ее отпустила с такою кротостью, что простая женщина, рыдая, на коленях перед ней сама рассказала ей, что было,
и все же наивное дитя народа просила прощенья.
Неточные совпадения
Подсмотри в щелку
и узнай
все,
и глаза какие: черные или нет,
и сию
же минуту возвращайся назад, слышишь?
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет
и в то
же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое
и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается
и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену.
Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий. Я сам, матушка, порядочный человек. Однако ж, право, как подумаешь, Анна Андреевна, какие мы с тобой теперь птицы сделались! а, Анна Андреевна? Высокого полета, черт побери! Постой
же, теперь
же я задам перцу
всем этим охотникам подавать просьбы
и доносы. Эй, кто там?
Городничий.
И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как
же и не быть правде? Подгулявши, человек
все несет наружу: что на сердце, то
и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет
и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что
и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
О! я шутить не люблю. Я им
всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! я не посмотрю ни на кого… я говорю
всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра
же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается
и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)