Неточные совпадения
Впрочем, сегодня
и я, переживая потерю Смелого, все-таки чувствую себя неожиданно счастливой… Я испытала грозу в горах, такую
же грозу, от которой погибли мои отец
и мать… Я была на краю гибели
и видела Керима… Жаль Смелого!.. Жаль бесконечно, но без жертв обойтись нельзя… Чтобы видеть Керима, этого страшного для
всех удальца-душмана, можно пожертвовать конем…
Но вовремя удержалась
и, плеснув в ее хорошенькое личико студеной водой, крикнула со смехом: «Ну
и трусиха
же ты!»
и со
всех ног кинулась из комнаты — пожелать доброго утра отцу.
И такой тебя увидит сегодня
весь Гори. Постарайся
же быть милой, любезной хозяйкой, дитя! Сбрось свою обычную застенчивость, хотя бы на время. Не дичись. Будь настоящей молоденькой хозяйкой. Не правда ли, ты постараешься доставить мне удовольствие, Нина?
— Что вы! Что вы! Нареченная знатная дочь богатого генерала, для которой
вся жизнь должна быть дивной сказкой, вдруг жалуется на скуку
и — когда
же? В день своего рождения, на веселом балу, устроенном в ее честь. Опомнитесь, Нина, что с вами?
В ту
же минуту черная борода
и остроконечная шапка упали к моим ногам. Персидский халат соскользнул с плеч танцора,
и ага-Керим-бек-Джамал, горный душман, предстал перед
всеми во
всем своем удалом бесстрашии
и красоте.
Я открываю глаза
и тут
же зажмуриваюсь, ослепленная ярким светом солнца. Горный день во
всем блеске пришел в аул.
— Там, в этой башне, была комната покойной княгини Джавахи, сестры нашей госпожи, — начал старик, — она жила в Гори
и умерла там
же, в доме своего сына, пораженная припадком безумия. — Голос старого Николая, по мере того как он говорил, делался
все глуше
и глуше
и, наконец, понизился до шепота, когда он, почти вплотную приблизив губы к моему уху, произнес...
Призрак являл собой невысокую фигуру во
всем белом, в белой
же чадре, из-под которой сверкали, искрясь
и мерцая, подобно черным алмазам, два огненных черных глаза…
— Отлично-с! Превосходно-с! Прекрасно-с!.. Я в восторге от вашего возмущения… Можете продолжать… я мешать не буду… Вы хотите разыгрывать рыцаря — пожалуйста… Наша баронесса-начальница не знает, должно быть, как вы ведете себя во время моих уроков. Непременно доложу-с! Да-с!
И весьма скоро!.. Невоспитанные девицы-с! Невоспитанные-с!.. Можно сказать, девочки по возрасту,
и вдруг демонстрация-с, учителя критикуют!
Все будет известно баронессе, сию
же минуту известно, да-с!
Та не удостоила классную ответом. Я с трудом узнавала Рамзай. Неужели
же это она еще утром заставляла неуклюжую Пуд обливаться потом
и на потеху
всем выплясывать дикие па!
И наоборот — неужели та самая Рамзай грудью защищает теперь интересы Пуд, прекрасно зная, что это заступничество может обернуться строгим взысканием.
— Какая срамота? — зазвенел дрожащий голосок,
и я увидела, как темные брови баронессы сошлись в одну прямую тонкую полоску. — Какая
же тут срамота, Аннушка? Ну да, обожаю, если у вас это так принято называть, обожаю вас за вашу доброту, трудолюбие, способности, уменье воспринимать прочитанное, уменье образовать себя. Потому что вы лучше
всех этих изверченных, пустых, расчетливых девчонок. Да, обожаю
и буду обожать, то есть любить вас,
и никому не обязана давать в этом отчета. Да!
В ту
же минуту из зала, с эстрады, устроенной для военного оркестра, понеслись нежные, чарующие звуки модного вальса… Они наполнили
все мое существо, мое сердце, мою душу. Не помню, как я очутилась в зале, как заняла указанное место среди подруг, не слышала
и не видела, что делалось вокруг… Из забытья меня вернул знакомый голос Перской...
Борьба насмерть шла внутри ее, и тут, как прежде, как после, я удивлялся. Она ни разу не сказала слова, которое могло бы обидеть Катерину, по которому она могла бы догадаться, что Natalie знала о бывшем, — упрек был для меня. Мирно и тихо оставила она наш дом. Natalie ее отпустила с такою кротостью, что простая женщина, рыдая, на коленях перед ней сама рассказала ей, что было,
и все же наивное дитя народа просила прощенья.
Неточные совпадения
Подсмотри в щелку
и узнай
все,
и глаза какие: черные или нет,
и сию
же минуту возвращайся назад, слышишь?
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет
и в то
же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое
и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается
и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену.
Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий. Я сам, матушка, порядочный человек. Однако ж, право, как подумаешь, Анна Андреевна, какие мы с тобой теперь птицы сделались! а, Анна Андреевна? Высокого полета, черт побери! Постой
же, теперь
же я задам перцу
всем этим охотникам подавать просьбы
и доносы. Эй, кто там?
Городничий.
И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как
же и не быть правде? Подгулявши, человек
все несет наружу: что на сердце, то
и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет
и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что
и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
О! я шутить не люблю. Я им
всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! я не посмотрю ни на кого… я говорю
всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра
же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается
и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)