Неточные совпадения
— Нет, брат, это не то, — спокойно возразил Лежнев. —
Ты вот мне не поверишь, а ведь он это сделал из хорошего побуждения. Право… Оно, вишь
ты, и благородно, и откровенно, ну, да и поговорить представляется случай, красноречие в ход пустить; а ведь нам
вот чего нужно,
вот без чего мы жить не в состоянии… Ох, язык его — враг его… Ну, зато же он и слуга ему.
— Уедешь…
вот это другое дело!
Вот с этим
я согласен. И знаешь ли, что
я тебе предлагаю? Поедем-ка вместе — на Кавказ или так просто в Малороссию, галушки есть. Славное, брат, дело!
— Ну, смотри же! — возразила с улыбкой Дарья Михайловна. —
Я тебе верю. А третьего дня, помнишь ли
ты, как… Ну, не буду. Кончено, решено и похоронено. Не правда ли?
Вот я опять
тебя узнаю; а то
я совсем было втупик пришла. Ну, поцелуй же
меня, моя умница!..
— Пигасов? — проговорил Лежнев. —
Я оттого именно и заступился так горячо за Рудина, что Пигасов был тут. Он смеет называть Рудина лизоблюдом! А по-моему, его роль, роль Пигасова, во сто раз хуже. Имеет независимое состояние, надо всем издевается, а уж как льнет к знатным да к богатым! Знаешь ли, что этот Пигасов, который с таким озлоблением всё и всех ругает, и на философию нападает, и на женщин, — знаешь ли
ты, что он, когда служил, брал взятки, и как еще! А!
Вот то-то
вот и есть!
— А
вот, батюшка, — заговорил мужик и еще сильнее задергал вожжами, — как на взволочок взберемся, версты две останется, не боле… Ну,
ты! думай…
Я тебе подумаю, — прибавил он тоненьким голосом, принимаясь стегать правую пристяжную.
— С тех пор, как
я расстался с вами… с
тобою,
я переиспытал и переизведал многое… Начинал
я жить, принимался за новое раз двадцать — и
вот видишь!
—
Вот видишь ли, — начал Рудин, —
я однажды подумал на досуге… досуга-то у
меня всегда много было…
я подумал: сведений у
меня довольно, желания добра… послушай, ведь и
ты не станешь отрицать во
мне желания добра?
Ты всегда был строг ко
мне, и
ты был справедлив; но не до строгости теперь, когда уже все кончено, и масла в лампаде нет, и сама лампада разбита, и вот-вот сейчас докурится фитиль…
— Рудин! — воскликнул он, — зачем
ты мне это говоришь? Чем
я заслужил это от
тебя? Что
я за судья такой, и что бы
я был за человек, если б, при виде твоих впалых щек и морщин, слово: фраза — могло прийти в голову?
Ты хочешь знать, что
я думаю о
тебе? Изволь!
Я думаю:
вот человек… с его способностями, чего бы не мог он достигнуть, какими земными выгодами не обладал бы теперь, если б захотел!.. а
я его встречаю голодным, без пристанища…
— Нет,
ты ошибаешься.
Ты уважение
мне внушаешь —
вот что. Кто
тебе мешал проводить годы за годами у этого помещика, твоего приятеля, который,
я вполне уверен, если б
ты только захотел под него подлаживаться, упрочил бы твое состояние? Отчего
ты не мог ужиться в гимназии, отчего
ты — странный человек! — с какими бы помыслами ни начинал дело, всякий раз непременно кончал его тем, что жертвовал своими личными выгодами, не пускал корней в недобрую почву, как она жирна ни была?
— Когда же я задремал? — оправдывался Обломов, принимая Андрюшу в объятия. — Разве я не слыхал, как он ручонками карабкался ко мне? Я все слышу! Ах, шалун этакой: за нос поймал!
Вот я тебя! Вот постой, постой! — говорил он, нежа и лаская ребенка. Потом спустил его на пол и вздохнул на всю комнату.
Неточные совпадения
Аммос Федорович.
Вот тебе на! (Вслух).Господа,
я думаю, что письмо длинно. Да и черт ли в нем: дрянь этакую читать.
Анна Андреевна. После?
Вот новости — после!
Я не хочу после…
Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал!
Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку;
я сейчас».
Вот тебе и сейчас!
Вот тебе ничего и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто
тебе делает гримасу, когда
ты отвернешься.
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к
тебе в дом целый полк на постой. А если что, велит запереть двери. «
Я тебя, — говорит, — не буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а
вот ты у
меня, любезный, поешь селедки!»
Хлестаков. Да что?
мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)
Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а
меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко…
Вот еще! смотри
ты какой!..
Я заплачу, заплачу деньги, но у
меня теперь нет.
Я потому и сижу здесь, что у
меня нет ни копейки.
Хлестаков.
Ты растолкуй ему сурьезно, что
мне нужно есть. Деньги сами собою… Он думает, что, как ему, мужику, ничего, если не поесть день, так и другим тоже.
Вот новости!