Неточные совпадения
У меня были старые тутовые деревья в саду. Еще дедушка мой посадил их. Мне дали осенью золотник семян шелковичных червей
и присоветовали выводить червей
и делать шелк. Семена эти темно-серые
и такие маленькие, что в моем золотнике я сосчитал их 5835. Они меньше самой маленькой булавочной головки. Они совсем мертвые:
только когда раздавишь, так они щелкнут.
Я
сделал из нее чучелу,
и она лежит у меня в горнице. Раны у меня на лбу зажили, так что
только чуть-чуть видно, где они были.
Черемуха, чтобы ее не глушила липа, перешла из-под липы на дорожку, за три аршина от прежнего корня. Тот корень, что я срубил, был гнилой
и сухой, а новый был свежий. Она почуяла, видно, что ей не жить под липой, вытянулась, вцепилась сучком за землю,
сделала из сучка корень, а тот корень бросила. Тогда
только я понял, как выросла та первая черемуха на дороге. Она то же, верно,
сделала, — но успела уже совсем отбросить старый корень, так что я не нашел его.
После Вольты придумали еще усилить электричество тем, что промеж металлов стали наливать разные жидкости — воду
и кислоты. От этих жидкостей электричество стало еще сильнее, так что уж не нужно, как прежде
делали, тереть, чтобы было электричество; а стоит
только положить в одну чашку кусков разного металла
и налить жидкостей,
и в этой чашке будет электричество,
и будет выходить искра из проволоки.
— Я, — говорит, — далеко не уйду, —
только на ту гору поднимусь: мне траву нужно найти — ваш народ лечить. Пойдем со мной; я с колодкой не убегу. А тебе завтра лук
сделаю и стрелы.
Собрались татары в кружок,
и старик из-под горы пришел. Стали говорить. Слышит Жилин, что судят про них, что с ними
делать. Одни говорят: надо их дальше в горы услать, а старик говорит: «надо убить». Абдул спорит, говорит: «я за них деньги отдал, я за них выкуп возьму». А старик говорит: «ничего они не заплатят,
только беды наделают.
И грех русских кормить. Убить, —
и кончено».
Только на другой день нет Дины. А слышит Жилин — затопали лошади, проехали какие-то,
и собрались татары у мечети, спорят, кричат
и поминают про русских.
И слышит голос старика. Хорошенько не разобрал он, а догадывается, что русские близко подошли,
и боятся татары, как бы в аул не зашли,
и не знают, что с пленными
делать.
«Ну, из восьми вычесть десять, сколько выйдет?» — Василий Иванович ходил как помешанный, предлагал то одно средство, то другое и
только и делал, что покрывал сыну ноги.
Другая причина — приезд нашего родственника Бориса Павловича Райского. Он живет теперь с нами и, на беду мою, почти не выходит из дома, так что я недели две
только и делала, что пряталась от него. Какую бездну ума, разных знаний, блеска талантов и вместе шума, или «жизни», как говорит он, привез он с собой и всем этим взбудоражил весь дом, начиная с нас, то есть бабушки, Марфеньки, меня — и до Марфенькиных птиц! Может быть, это заняло бы и меня прежде, а теперь ты знаешь, как это для меня неловко, несносно…
Неточные совпадения
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне
только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе
и сейчас! Вот тебе ничего
и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь,
и давай пред зеркалом жеманиться:
и с той стороны,
и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе
делает гримасу, когда ты отвернешься.
Судья тоже, который
только что был пред моим приходом, ездит
только за зайцами, в присутственных местах держит собак
и поведения, если признаться пред вами, — конечно, для пользы отечества я должен это
сделать, хотя он мне родня
и приятель, — поведения самого предосудительного.
Я не люблю церемонии. Напротив, я даже стараюсь всегда проскользнуть незаметно. Но никак нельзя скрыться, никак нельзя!
Только выйду куда-нибудь, уж
и говорят: «Вон, говорят, Иван Александрович идет!» А один раз меня приняли даже за главнокомандующего: солдаты выскочили из гауптвахты
и сделали ружьем. После уже офицер, который мне очень знаком, говорит мне: «Ну, братец, мы тебя совершенно приняли за главнокомандующего».
Г-жа Простакова. На него, мой батюшка, находит такой, по-здешнему сказать, столбняк. Ино — гда, выпуча глаза, стоит битый час как вкопанный. Уж чего — то я с ним не
делала; чего
только он у меня не вытерпел! Ничем не проймешь. Ежели столбняк
и попройдет, то занесет, мой батюшка, такую дичь, что у Бога просишь опять столбняка.
Когда человек
и без законов имеет возможность
делать все, что угодно, то странно подозревать его в честолюбии за такое действие, которое не
только не распространяет, но именно ограничивает эту возможность.