Неточные совпадения
— Ну и слава богу! — сказала
мне раз Катя, когда
я как тень, без дела, без мысли, без желаний, ходила из угла в угол, — Сергей Михайлыч приехал, присылал спросить о нас и хотел быть к обеду. Ты встряхнись, моя Машечка, — прибавила она, — а то что он о тебе
подумает? Он так вас любил всех.
Хотя
я жила не так,
как в начале зимы, а занималась и Соней, и музыкой, и чтением,
я часто уходила в сад и долго, долго бродила одна по аллеям или сидела на скамейке, бог знает о чем
думая, чего желая и надеясь.
«
Как он странно посмотрел на
меня, —
думала я, торопливо переодеваясь наверху.
Я думаю, что ежели бы он, против своих привычек,
как другие, вдруг сказал
мне, что у
меня прекрасное лицо,
я бы даже нисколько не была рада.
Смешно сказать, а до семнадцати лет
я прожила между этими людьми более чужая для них, чем для людей, которых никогда не видала; ни разу не
подумала, что эти люди так же любят, желают и сожалеют,
как и
я.
А Катя так сладко похрапывала под белым батистовым платочком на нашей прохладной скамейке, вишни так сочно-глянцевито чернели на тарелке, платья наши были так свежи и чисты, вода в кружке так радужно-светло играла на солнце, и
мне так было хорошо! «Что же делать? —
думала я. — Чем же
я виновата, что
я счастлива? Но
как поделиться счастьем?
как и кому отдать всю себя и все свое счастие?..»
— Этого
я не знаю, — отвечал он, — у каждого человека есть свои слова. А есть чувство, так оно выразится. Когда
я читаю романы,
мне всегда представляется,
какое должно быть озадаченное лицо у поручика Стрельского или у Альфреда, когда он скажет: «
Я люблю тебя, Элеонора!» — и
думает, что вдруг произойдет необыкновенное; и ничего не происходит ни у ней, ни у него, — те же самые глаза и нос, и все то же самое.
Мы обошли весь сад. Катя ходила рядом с нами своими маленькими шажками и тяжело дышала от усталости. Она сказала, что время вернуться, и
мне жалко, жалко стало ее, бедняжку. «Зачем она не чувствует того же, что мы? —
думала я. — Зачем не все молоды, не все счастливы,
как эта ночь и
как мы с ним?»
Но
я думала теперь о нем совсем не так,
как в ту ночь, когда в первый раз узнала, что люблю его,
я думала о нем —
как о себе, невольно присоединяя его к каждой мысли о своем будущем.
«Так только-то и было в нем! — часто
думала я, — он точно такой же человек,
как и
я, не больше».
Я часто теперь не сплю по ночам от счастья и все
думаю о том,
как мы будем жить вместе.
«Что ж, и только-то дала
мне эта минута, от которой
я ждала так много?» —
подумала я, и
мне все
как будто унизительно и оскорбительно казалось сидеть одной так близко с ним.
Я читала, занималась и музыкой, и мамашей, и школой; но все это только потому, что каждое из этих занятий было связано с ним и заслуживало его одобрение; но
как только мысль о нем не примешивалась к какому-нибудь делу, руки опускались у
меня, и
мне так забавно казалось
подумать, что есть на свете что-нибудь, кроме его.
Зато и
я права, когда
мне скучно, пусто, когда
я хочу жить, двигаться, —
думала я, — а не стоять на одном месте и чувствовать,
как время идет через
меня.
—
Как думаю? — сказал он, бросая перо. —
Я думаю, что без тебя
я жить не могу. Во всем, во всем не только ты
мне помогаешь, но ты все делаешь. Вот хватилась! — засмеялся он. — Тобой
я живу только.
Мне кажется все хорошо только оттого, что ты тут, что тебя надо…
«Нет, он больше, чем человек; он все знает! —
подумала я, —
как не любить его!»
«А! так вот
я какая!» —
подумала я.
Но, несмотря на то, внимание многих людей в свете доставляло
мне удовольствие, льстило самолюбию, заставляло
думать, что есть некоторая заслуга в моей любви к мужу, и делало мое обращение с ним самоувереннее и
как будто небрежнее.
Я взяла его руку, дрожащая улыбка была у
меня на лице, и слезы готовы были потечь из глаз, но он отнял руку и,
как будто боясь чувствительной сцены, сел на кресло довольно далеко от
меня. «Неужели он все считает себя правым?» —
подумала я, и готовое объяснение и просьба не ехать на раут остановились на языке.
Мне представлялось все, что он мог
думать обо
мне, и
я оскорбилась теми страшными мыслями, которые приписывала ему, встретив неверный и
как будто пристыженный взгляд, устремленный на
меня. Нет! он не хочет и не может понять
меня!
Я сказала, что пойду посмотреть ребенка, и вышла от него.
Мне хотелось быть одной и плакать, плакать, плакать…
«Боже мой! —
подумала я, — прости
меня, ежели
я виновна, или возврати
мне все, что было так прекрасно в моей душе, или научи, что
мне делать?
как мне жить теперь?» Шум колес послышался по траве, и перед крыльцом, и на террасе послышались осторожные знакомые шаги и затихли.
«Не так ты говорил
мне когда-то про свое счастье, —
подумала я. —
Как ни велико оно было, ты говорил, что все еще и еще чего-то хотелось тебе. А теперь ты спокоен и доволен, когда у
меня в душе
как будто невысказанное раскаянье и невыплаканные слезы».
«Вот
как он понял
меня!» —
думала я, стараясь удерживать рыдания, давившие
меня. «Кончена, кончена наша прежняя любовь», — говорил какой-то голос в моем сердце. Он не подошел ко
мне, не утешил
меня. Он был оскорблен тем, что
я сказала. Голос его был спокоен и сух.
Как в тот год, когда
я только узнал тебя,
я ночи проводил без сна,
думая о тебе, и делал сам свою любовь, и любовь эта росла и росла в моем сердце, так точно и в Петербурге и за границей
я не спал ужасные ночи и разламывал, разрушал эту любовь, которая мучила
меня.
Катерина. Как, девушка, не бояться! Всякий должен бояться. Не то страшно, что убьет тебя, а то, что смерть тебя вдруг застанет, как ты есть, со всеми твоими грехами, со всеми помыслами лукавыми. Мне умереть не страшно, а
как я подумаю, что вот вдруг я явлюсь перед Богом такая, какая я здесь с тобой, после этого разговору-то, вот что страшно. Что у меня на уме-то! Какой грех-то! страшно вымолвить!
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими:
я, брат, не такого рода! со
мной не советую… (Ест.)Боже мой,
какой суп! (Продолжает есть.)
Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай,
какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Анна Андреевна.
Я думаю, с
каким там вкусом и великолепием даются балы!
«Ах, боже мой!» —
думаю себе и так обрадовалась, что говорю мужу: «Послушай, Луканчик, вот
какое счастие Анне Андреевне!» «Ну, —
думаю себе, — слава богу!» И говорю ему: «
Я так восхищена, что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне…» «Ах, боже мой! —
думаю себе.
Городничий.
Я сам, матушка, порядочный человек. Однако ж, право,
как подумаешь, Анна Андреевна,
какие мы с тобой теперь птицы сделались! а, Анна Андреевна? Высокого полета, черт побери! Постой же, теперь же
я задам перцу всем этим охотникам подавать просьбы и доносы. Эй, кто там?
Хлестаков. Ты растолкуй ему сурьезно, что
мне нужно есть. Деньги сами собою… Он
думает, что,
как ему, мужику, ничего, если не поесть день, так и другим тоже. Вот новости!