Неточные совпадения
Катерина Матвеевна(озлобленно). Позвольте, позвольте, очень хорошо. Вы
говорите, что
у меня тридцать душ. Позвольте вам сказать, что благодаря просвещению ни
у кого уже теперь душ нет, а
у меня никогда не было. Я отреклась от своих прав, в тот же час, как стала совершеннолетняя, и на мне не лежит позорное клеймо крепостного права.
Марья Васильевна. Никто не
говорил. J'ai mon opinion,
у меня свое мнение.
Марья Васильевна. Вот ты меня никогда не понимаешь, а все напротив. Я
говорю, что ты все непорядок делаешь, а мне его жалко больше тебя: как он первый раз за столом есть стал, так мне его жалко стало! Я ему и рубашек ночных послала, и карпеток связать велела. Я хоть и глупа, но понимаю, что если он нашего сына учитель, так он в доме первый человек. Я ему ничего не жалею. Я
говорю только, ты устрой все порядком. Вот сколько раз я просила столяра
у стола ножку починить…
Любочка. А вот угадайте! С Анатолием Дмитриевичем. Я иду с девочками, а он едет, и пошел со мной. Какие мы два белых гриба нашли — знаете, под дворовыми, в канавке. Чудо! такие прелести! А Анатолий Дмитриевич ничего не видит, только один мухомор нашел. Посмотрите, какие душки! Катенька, посмотри. Машка,
у тебя, дай сюда. (Берет корзинку
у девочки и достает грибы.) А березовиков-то, Сашка, посмотри, сколько! А ты
говорил — нету в березовой аллее! Папаша, видел?
Любочка. Ну, ты удивишься, папа, об чем мы
говорили. И ты тоже, Катя, и ты… и вы удивитесь, Алексей Павлович. Петруша, дай мне, что ты ешь? (Выдергивает
у него вилку и кладет кусок в рот.)
Марья Васильевна. Ты все, няня, его бранишь, нехорошо. Ты вспомни, ведь Любочкин муж будет. Вот всего неделя осталась. Да и Любочка как влюблена, так влюблена! Я даже удивляюсь. Любочка, Любочка, а глядь,
у ней через год
у самой Любочка будет. И как это все сделалось? Нет, ты, няня, про него дурно не
говори. Точно ведь, человек он очень значительный, — так все про него судят. Все знает, везде бывал, писатель. А про кого худо не
говорят?
Любочка. А какой умный! Коли бы вы слышали, как он мне все толкует. И как Катенька будет злиться! Ну, да поделом ей. Она все
говорит, что я недоразвита. А я теперь и разовьюсь. Он
говорит, что в две недели очень развилась. Няня, ты знаешь, она влюблена в него; Она по
говорит, а уж я знаю. Вот они, вот они! Мамаша, ты не будешь плакать? Няня, не плачь, пожалуйста. Он этого не любит, да и глупо. Это все старое, а
у нас все будет по-новому. Ты и не понимаешь даже как, няня. Я так рада! Он такой умный. Да?
Марья Васильевна(вдруг сердито).Кажется, я мать, и прежде, чем решать дела с посторонними, нужно, чтоб они со мной
говорили. И так
говорят, что меня никто в грош не ставит. Почитают меньше чулка. Состояние мое, и я ничего не дам, пока не захочу. Захочу, так дам. Кажется, прежде меня надо спросить. И приличия того требуют. Хоть
у них спроси. Rien que les convenances l'exigent, — demandez a monsieur.
Иван Михайлович. Да что, братец, я тебе по правде скажу, он ничего
у меня не просил. Сначала я ему начал было — он отказался. Другой раз — то же: мне,
говорит, ничего не нужно… Ну, а потом моя старуха заломалась… Я и решил подождать. Думаю: он знает, что
у меня дочь одна, я ей назначил Волоколамское именье; посмотрю, каков будет к ней; так и дам, в день ли свадьбы, или завтра. Насчет приданого — уж это все отлично, могу сказать.
Началось с малого, а теперь
у них уже, мне
говорили, до восемнадцати членов коммуны и все прибавляется.
Студент. Вполне. Одна опасность угрожает от правительства, потому что понятно, какое громадное значение должно иметь такое учреждение. Так вот какое дело затеялось, и вот как я бы мог жить вместо того, чтоб обучать откормленного барчонка. Были бы только маленькие средства. Так вот-с. Про это дело я никогда никому не
говорил, потому что слишком задушевное дело. Но теперь сказал вам, потому что вижу, что
у вас не увлеченье, а убежденье сильное…
Иван Михайлович(все еще с хлебом).Николаев, этим шутить нельзя… Где она? Я тебе
говорю. (К лакею.)Где молодые?
У тебя спрашиваю.
Иван Михайлович(распечатывая письмо).Господа, мне слишком тяжело. Пожалейте меня! Я знаю, что я виноват. Скрывать нечего… Я не могу читать… Читайте хоть вы. (Пробегает письмо и передает шаферу.) Читайте… Постойте, эй! (Лакею.)Четверню серых в коляску! Да скажи Фильке-кучеру, что коли через минуту не будет подана, я
у него ни одного зуба во рту не оставлю. Все выбью. Вот при народе
говорю, а там суди меня бог и великий государь! Нет, прошло ваше время! Ну, читайте.
Венеровский. Какая фразистость
у вас неприятная! Но довольно-с! Я последний раз
говорю: попробуйте дать себе отчет в ваших желаниях и выразить их. Это очень просто. Я выражаюсь ясно и разумно, попытайтесь и вы сделать то же.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Вот хорошо! а
у меня глаза разве не темные? самые темные. Какой вздор
говорит! Как же не темные, когда я и гадаю про себя всегда на трефовую даму?
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время
говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть
у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас…
у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы,
говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к тебе в дом целый полк на постой. А если что, велит запереть двери. «Я тебя, —
говорит, — не буду, —
говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это,
говорит, запрещено законом, а вот ты
у меня, любезный, поешь селедки!»
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То есть, не то уж
говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет уже по семи лежит в бочке, что
у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь, ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай:
говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? и на Онуфрия несешь.