Неточные совпадения
— Скажите, — прибавил он, как будто только что вспомнив что́-то и особенно-небрежно, тогда как
то, о чем он
спрашивал, было главною целью его посещения, — правда, что l’impératrice-mère [вдовствующая императрица] желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену?
— Как же вы найдете такое равновесие? — начал было Пьер; но в это время подошла Анна Павловна и, строго взглянув на Пьера,
спросила итальянца о
том, как он переносит здешний климат. Лицо итальянца вдруг изменилось и приняло оскорбительно притворное, сладкое выражение, которое, видимо, было привычно ему в разговоре с женщинами.
Несмотря на
то, что чья-то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп,
спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
В
то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались
спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по-домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
— Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», — сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. — Cela nous convient à merveille. [Это к нам идет удивительно.] Уж на что́ Суворова — и
того расколотили, à plate couture, [в дребезги,] а где у нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Я вас
спрашиваю,] — беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая
спрашивать,
то ли он сделал, чтó нужно.
— И
те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? —
спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
Это значило, что Тихон подавал ему не
тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился,
спросил...
Точно
ту же фразу о графине Зубовой и
тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены. Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и
спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала
тот же разговор.
— Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в
том дело.
Спросите у Денисова, похоже это на что-нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
— Я у вас
спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме
того, что я насилу добрался до вас.
«Где, с какой стороны была теперь
та черта, которая так резко отделяла два войска?» —
спрашивал он себя и не мог ответить.
— Чтó ж ты думаешь, — сердито сказал старый князь, — что я ее держу, не могу расстаться? Вообразят себе! — проговорил он сердито. — Мне хоть завтра! Только скажу тебе, что я своего зятя знать хочу лучше. Ты знаешь мои правила: всё открыто! Я завтра при тебе
спрошу: хочет она, тогда пусть он поживет. Пускай поживет, я посмотрю. — Князь фыркнул. — Пускай выходит, мне всё равно, — закричал он
тем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.
— А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в
том дело… Ну, ты что̀? —
спросил Ростов.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не
спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о
том что́ он думает о завтрашнем сражении?
На правом фланге у Багратиона в 9 часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать
спросить о
том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10-ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют
того, кого пошлют (чтó было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, чтó было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
«Потом, чтó же я буду
спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4-й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему, не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в
том же положении нерешительности государя.
— Да, так она любит меня и тебя. — Наташа вдруг покраснела. — Ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! — Да, да? очень благородно? да? —
спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что
то, что́ она говорила теперь, она прежде говорила со слезами. Ростов задумался.
Но именно в
те минуты, когда ему приходили такие мысли, он с особенно-спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него,
спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Она не смела
спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и
то садилась в свое кресло,
то бралась за молитвенник,
то становилась на колена пред киотом.
«Что-нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении
тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и
спросил, что́ такое?
Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не
спрашивал его, а всею душой верил
тому, что́ говорил ему этот чужой человек.
— Le Roi de Prusse! [ — Прусский король!] — и сказав это, засмеялся. Все обратились к нему: — Le Roi de Prusse? —
спросил Ипполит, опять засмеялся и опять спокойно и серьезно уселся в глубине своего кресла. Анна Павловна подождала его немного, но так как Ипполит решительно, казалось, не хотел больше говорить, она начала речь о
том, как безбожный Бонапарт похитил в Потсдаме шпагу Фридриха Великого.
Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в
том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не
спросит и не узнает о
том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё
то, что́ они дают у других, т. е. всё, что́ они могут давать.
— Как же звезда
то в образе очутилась? —
спросил Пьер.
— Votre majesté me permettra-t-elle de demander l’avis du colonel [ — Позвольте мне, ваше величество,
спросить мнение полковника?] — сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между
тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и, разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о
том, чтò и чтò ему нужно о делах
спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухову замечание о его горячности и о
том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко
спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.
Он принял меня милостиво и посадил на кровати, на которой он лежал; я сделал ему знак рыцарей Востока и Иерусалима, он ответил мне
тем же, и с кроткою улыбкой
спросил меня о
том, что́ я узнал и приобрел в прусских и шотландских ложах.
Он удивил меня,
спросив о
том, помню ли я, в чем состоит троякая цель ордена: 1) в хранении и познании таинства; 2) в очищении и исправлении себя для воспринятия оного и 3) в исправлении рода человеческого чрез стремление к таковому очищению.
Кроме
тех оснований, что он несколько раз
спрашивал, не находится ли в нашей ложе N. и S. (на что̀ я не мог ему отвечать), кроме
того, он по моим наблюдениям не способен чувствовать уважения к нашему святому Ордену и слишком занят и доволен внешним человеком, чтобы желать улучшения духовного, я не имел оснований сомневаться в нем; но он мне казался неискренним, и всё время, когда я стоял с ним с глазу на глаз в темной храмине, мне казалось, что он презрительно улыбается на мои слова, и хотелось действительно уколоть его обнаженную грудь шпагой, которую я держал, приставленную к ней.
Несмотря на
то, что в Москве Ростовы принадлежали к высшему обществу, сами
того не зная и не думая о
том, к какому они принадлежали обществу, в Петербурге общество их было смешанное и неопределенное. В Петербурге они были провинциалы, до которых не спускались
те самые люди, которых, не
спрашивая их к какому они принадлежат обществу, в Москве кормили Ростовы.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов
спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась
тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и
спросила его, как ему нравится ее голос? Она
спросила это и смутилась уже после
того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было
спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что́ она делает.
Пьер подошел к своему другу и
спросив не тайна ли
то, что́ говорится, сел подле них.
— Мне надо, мне надо поговорить с тобой, — сказал князь Андрей. — Ты знаешь наши женские перчатки (он говорил о
тех масонских перчатках, которые давались вновь избранному брату для вручения любимой женщине). — Я… Но нет, я после поговорю с тобой… — И с странным блеском в глазах и беспокойством в движениях князь Андрей подошел к Наташе и сел подле нее. Пьер видел, как князь Андрей что-то
спросил у нее, и она вспыхнув отвечала ему.
Но несмотря на
то, в этот вечер Наташа,
то взволнованная,
то испуганная, с останавливающимися глазами лежала долго в постели матери.
То она рассказывала ей, как он хвалил ее,
то как он говорил, что поедет за-границу,
то, что он
спрашивал, где они будут жить это лето,
то как он
спрашивал ее про Бориса.
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем
спрашивать? Зачем сомневаться в
том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить
того, что́ чувствуешь».
«Неужели это я,
та девочка-ребенок (все так говорили обо мне) — думала Наташа, — неужели я теперь с этой минуты жена, равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим? Неужели это правда? Неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что́ он
спросил у меня?»
— Нет, — отвечала она, но она не понимала
того, что́ он
спрашивал.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади — в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал
спрашивать себя о
том, чтó и как он найдет в Отрадном.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, — думал он. — Еще от угла на шесть кушей я понимал когда-то, но по странице транспорт — ничего не понимаю», сказал он сам себе и с
тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о
том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи, и
спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о
том, как ей весело было на вчерашнем бале, и
спрашивала, когда он едет.
Курагин
спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про
то, как в прошлый спектакль Семенова играя упала.
Наташа оглядывалась на Элен и на отца, как будто
спрашивая их, что́ такое это значило; но Элен была занята разговором с каким-то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отца ничего не сказал ей, как только
то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».
— Ах, Соня, еслибы ты знала его так, как я! Он сказал.. Он
спрашивал меня о
том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Наташа, бледная, строгая сидела подле Марьи Дмитриевны и от самой двери встретила Пьера лихорадочно-блестящим, вопросительным взглядом. Она не улыбнулась, не кивнула ему головой, она только упорно смотрела на него, и взгляд ее
спрашивал его только про
то: друг ли он или такой же враг, как и все другие, по отношению к Анатолю? Сам по себе Пьер очевидно не существовал для нее.
«Куда?»
спросил себя Пьер. «Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или в гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с
тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с
тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из-за слез взглянула на него.
Было приказано, отыскав брод, перейти на
ту сторону. Польский уланский полковник, красивый, старый человек, раскрасневшись и путаясь в словах от волнения,
спросил у адъютанта, позволено ли ему будет переплыть с своими уланами реку, не отыскивая брода. Он с очевидным страхом за отказ, как мальчик, который просит позволения сесть на лошадь, просил, чтоб ему позволили переплыть реку в глазах императора. Адъютант сказал, что вероятно император не будет недоволен этим излишним усердием.
Унтер-офицер, нахмурившись и проворчав какое-то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала,
спрашивая его: глух ли он, что не слышит
того, что̀ ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер-офицер послал солдата к офицеру.