Неточные совпадения
— Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить,
что́ только думаешь.
Ну,
что ж,
ты решился, наконец, на что-нибудь? Кавалергард
ты будешь или дипломат? — спросил князь Андрей после минутного молчания.
—
Ну,
что́
тебе за дело, Вера? — тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
— Слушай, — сказал он, — о жене не заботься:
что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он
тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи
ты ему,
что я его помню и люблю. Да напиши, как он
тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет.
Ну, теперь поди сюда.
—
Ну, теперь прощай! — Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. — Помни одно, князь Андрей: коли
тебя убьют, мне старику больно будет… — Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: — а коли узнаю,
что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! — взвизгнул он.
—
Ну,
что́
ты, братец, — успокоивая сказал Несвицкий.
—
Ну,
ну, шучу, шучу, — сказал он. — Помни одно, княжна: я держусь тех правил,
что девица имеет полное право выбирать. И даю
тебе свободу. Помни одно: от твоего решения зависит счастье жизни твоей. Обо мне нечего говорить.
—
Что ты так кричишь!
Ты их напугаешь, — сказал Борис. — А я
тебя не ждал нынче, — прибавил он. — Я вчера только отдал
тебе записку через одного знакомого адъютанта кутузовского — Болконского. Я не думал,
что он так скоро
тебе доставит…
Ну,
что̀
ты, как? Уже обстрелян? — спросил Борис.
— А
ты всё такой же дипломат.
Ну, да не в том дело…
Ну,
ты что̀? — спросил Ростов.
Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели
ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут;
ну, а потом
что́ ж? — «
Ну, а потом… — отвечает сам себе князь Андрей, — я не знаю,
что́ будет потом, не хочу и не могу знать; но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват,
что я хочу этого,
что одного этого я хочу, для одного этого я живу.
—
Ну, я теперь скажу.
Ты знаешь,
что Соня мой друг, такой друг,
что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. — Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
— Да, так она любит меня и
тебя. — Наташа вдруг покраснела. —
Ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит,
что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда,
что это отлично, благородно! — Да, да? очень благородно? да? — спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно,
что видно было,
что то,
что́ она говорила теперь, она прежде говорила со слезами. Ростов задумался.
—
Ну, а
что̀ же
ты, Борису не изменила? — спросил брат.
— Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал?
Ну так
ты не поймешь. Я вот
что́ такое. — Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
— Вот видишь ли, я
тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели
ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели
ты думаешь о том,
что тебя могут убить,
ты — дурак и наверно пропал; а
ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя-то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел!
Ну, так-то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
—
Ну,
что́? как
ты чувствуешь себя? — спросил Ростов.
—
Ну, этого
ты никак не знаешь, — сказал Николай; — но мне надо поговорить с ней.
Что́ за прелесть, эта Соня! — прибавил он улыбаясь.
—
Ну, так
что́ ж
ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены.
Ну, влюблена, так выходи за него замуж, — сердито смеясь, проговорила графиня, — с Богом!
— Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. — Я строю дом, развожу сад, а
ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А
что́ справедливо,
что́ добро — предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам.
Ну ты хочешь спорить, — прибавил он, —
ну давай. — Они вышли из-за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
— После Аустерлица! — мрачно сказал князь Андрей. — Нет; покорно благодарю, я дал себе слово,
что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии.
Ну, так я
тебе говорил, — успокоиваясь продолжал князь Андрей. — Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3-го округа, и единственное средство мне избавиться от службы — быть при нем.
— Как же
ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу
тебе описать, как это обидно мне было… потому
что…
ну, оттого…
«
Ну,
что Тебе стóит, — говорил он Богу, — сделать это для меня!
— Я? — сказал Николай вспоминая; — вот видишь ли, сначала я думал,
что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и
что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? —
Ну, а
ты?
— Нет,
чего же жалеть? Бывши здесь, нельзя было не сделать почтения.
Ну, а не хочет, его дело, — сказала Марья Дмитриевна, что-то отыскивая в ридикюле. — Да и приданое готово,
чего вам еще ждать; а
что́ не готово, я вам перешлю. Хоть и жалко мне вас, а лучше с Богом поезжайте. — Найдя в ридикюле то,
что́ она искала, она передала Наташе. Это было письмо от княжны Марьи. —
Тебе пишет. Как мучается, бедняжка! Она боится, чтобы
ты не подумала,
что она
тебя не любит.
—
Ну,
что́ же,
что́?
Ну что́ ж он сказал? Наташа, как я рада,
что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду.
Что́ же он сказал?
— Я
тебе помогал, но всё же я
тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое.
Ну,
ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело,
что ты женат. Ведь
тебя под уголовный суд подведут…
— Наталья!.. — сказала Марья Дмитриевна. — Я
тебе добра желаю.
Ты лежи,
ну лежи так, я
тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как
ты виновата.
Ты сама знаешь.
Ну да теперь отец твой завтра приедет,
что я скажу ему? А?
— Да
чего ж
ты хотела? — вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна. —
Что ж
тебя запирали
что ль?
Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же
тебя, как цыганку какую, увозить?..
Ну увез бы он
тебя,
что́ ж
ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених? А он мерзавец, негодяй, вот
что!
—
Ну садись, садись тут, поговорим, — сказал Кутузов. — Грустно, очень грустно. Но помни, дружок,
что я
тебе отец, другой отец… — Князь Андрей рассказал Кутузову всё,
что он знал о кончине своего отца, и о том чтò он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
—
Ну, прощай, дружок; помни,
что я всею душой несу с
тобой твою потерю и
что я
тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я
тебе отец. Ежели
что́ нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. — Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис Les chevaliers du Gygne.
— Eh bien, vous êtes plus avancé que qui cela soit, [
Ну так
ты больше знаешь,
чем кто бы то ни было,] — сказал князь Андрей.
Ну, у отца твоего немец-лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше
тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен,
ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом, и лучше успокоишь его,
чем искусный, но чужой человек.
Ну так, милое дитя мое,
ты знаешь,
что сердце отца твоего радуется тому,
что ты…
— Voulez vous bien!?.. [ —
Ну,
что еще? — Он пойдет, чорт возьми! — Проходите, проходите. — Да нет же, он умирает… — Поди
ты к…] — злобно нахмурившись, крикнул капитан.
— Зачем же
ты днем полез? Скотина!
Ну что ж не взял?..
— А нам с
тобой пора, брат, бросить эти любезности, — продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. —
Ну этого
ты зачем взял к себе? — сказал он покачивая головой. — Затем,
что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои росписки.
Ты пошлешь их сто человек, а придут 30. Помрут с голоду или побьют. Так не всё ли равно их и не брать?
— Эдакой наглый мерзавец, — говорил он, горячась при одном воспоминании. —
Ну, сказал бы он мне,
что был пьян, — не видал… Да чтò с
тобой, Мари? — вдруг спросил он.
— Ах, какая
ты смешная! Не по хорошу̀ мил, а по милу̀ хорош. Это только Malvina и других любят за то,
что они красивы; а жену разве я люблю? Я не люблю, а так, не знаю как
тебе сказать. Без
тебя и когда вот так у нас какая-то кошка пробежит, я как будто пропал и ничего не могу.
Ну,
что я люблю палец свой? Я не люблю, а попробуй, отрежь его…
— Дорого, — сказала Наташа. —
Ну, как дети рады будут и maman. Только напрасно
ты мне это купил, — прибавила она, не в силах удержать улыбку, любуясь на золотой в жемчугах гребень, которые тогда только
что стали входить в моду.
— О, пойду смотреть, — вскакивая сказал Пьер. —
Ты знаешь, сказал он, останавливаясь у двери: отчего я особенно люблю эту музыку — они мне первые дают знать,
что всё хорошо. Нынче еду:
чем ближе к дому, тем больше страх. Как вошел в переднюю, слышу заливается Андрюша о чем-то,
ну, значит, всё хорошо…
—
Ну, да к
чему ты это говоришь? — сказал Николай.
—
Ну так
ты знаешь, — горячась при одном воспоминании о споре продолжал Николай, — он хочет меня уверить,
что обязанность всякого честного человека состоит в том, чтоб итти против правительства, тогда как присяга и долг…
— Нет не то. Я никогда не перестаю
тебя любить. И больше любить нельзя; а это особенно…
Ну, да… — Он не договорил, потому
что встретившийся взгляд их договорил остальное.