Неточные совпадения
В груди у меня словно оборвалось что-то. Не смея, с одной стороны, предполагать, чтобы господин вице-губернатор отважился, без достаточного основания, обзывать дураком того, кого он еще накануне
честил вашим превосходительством, а с другой стороны, зная,
что он любил иногда пошутить (терпеть не могу этих шуток, в которых нельзя понять, шутка ли это или испытание!), я принял его слова со свойственною мне осмотрительностью.
Все это как-то странно подействовало на мои нервы, а ожесточенье бесчувственного мужичья до того меня озлобило,
что я
почел за нужное даже вмешаться.
Это
почти то же,
что в одиночку публично производить какое-нибудь предосудительное отправление, когда никто кругом никаких предосудительных отправлений не производит.
— Ваше превосходительство! — сказал он, — буду краток, чтоб не задерживать драгоценные ваши часы. Я не красноречив, но знаю,
что когда понадобилось отвести для батальона огороды — вы отвели их; когда приказано было варить для нижних чинов пищу из общего котла — вы приказали приобрести эти котлы в лучшем виде. Вверенный мне батальон имеет
честь благодарить за это ваше превосходительство. Ура!
Ни для кого внезапная отставка старого помпадура не была так обильна горькими последствиями, ни в чьем существовании не оставила она такой пустоты, как в существовании Надежды Петровны Бламанже. Исправники, городничие, советники, в ожидании нового помпадура, все-таки продолжали именоваться исправниками, городничими и советниками; она одна, в одно мгновение и навсегда, утратила и славу, и
почести, и величие… Были минуты, когда ей казалось,
что она даже утратила свой пол.
От остальных знакомых она
почти отказалась, а действительному статскому советнику Балбесову даже напрямки сказала, чтобы он и не думал, и
что хотя помпадур уехал, но она по-прежнему принадлежит одному ему или, лучше сказать, благодарному воспоминанию об нем. Это до такой степени ожесточило Балбесова,
что он прозвал Надежду Петровну «ходячею панихидой по помпадуре»; но и за всем тем успеха не имел.
— Нет! вас хвалят! — промолвила Надежда Петровна,
почти не сознавая сама,
что говорит.
— Так… это так! —
почти закричал он, как будто воровство груши терзало его сердце. И вслед за тем как-то так глупо заржал,
что старая помпадурша не могла не подумать: «Господи! да какой же он, однако, глупушка!»
— Господин Штановский! я имел
честь заметить вам,
что ваша речь впереди! Господа! Я уверен,
что имея такого опытного и достойного руководителя, как Садок Сосфенович (пожатие руки вице-губернатору), вы ничего не придумаете лучшего, как следовать его советам! Ну-с, а теперь поговорим собственно о делах. В каком, например, положении у вас недоимки?
— Я хочу, чтоб у меня каждый мог иметь все,
что ему нужно, за самую умеренную цену! — продолжал Митенька и даже сам выпучил глаза, вспомнив,
что почти такую же штуку вымолвил в свое время Генрих IV.
Что же касается до «плакс или канюк», то партия эта была не многочисленна и
почти исключительно состояла из мировых посредников.
— Да, Скриб тоже имеет свои достоинства, но все это не Мариво! Заметьте, вашество,
что в нас эта грация
почти врожденная была! А как я лакея представлял! Покойница Лизавета Степановна (она «маркизу» играла) просто в себя прийти не могла!
И я
почитаю себя счастливым,
что могу быть перед вами истолкователем тех чувств, которыми более или менее всякий из вас волнуется.
Таково, милостивые государи, значение труда в общей государственной системе, и я совершенно счастлив,
что имею
честь объяснять это перед вами, как перед естественными его представителями.
Очевидно было, однако ж,
что это был последний,
почти насильственный взрыв темперамента, не ведавшего узды. Мысль была уж возбуждена и ежели не осадила человека сразу, то в ближайшем будущем должна была выйти победительницей.
«По целым часам в приемной у меня коптел! у притолоки стоял! за
честь себе считал, когда я не то
что рукой — мизинцем его поманю!» — восклицает он, весь дрожа и захлебываясь от негодования.
«О, если б помпадуры знали! если б они могли знать! — мысленно обращается он к самому себе, — сколь многого бы они не совершали,
что без труда могли бы не совершить! И если даже меня, который ничего или
почти ничего не совершил, ждет в будущем возмездие, то
что же должно ожидать тех, коих вся жизнь была непрерывным служением мятежу и сквернословию?»
Таким образом мы жили, и, надо сказать правду, не видя ниоткуда притеснений, даже возгордились. Стали в глаза говорить друг другу комплименты, называть друг друга «гражданами», уверять,
что другой такой губернии днем с огнем поискать, устроивать по подписке обеды в
честь чьего-нибудь пятилетия или десятилетия, а иногда и просто в ознаменование беспримерного дотоле увеличения дохода с питий или бездоимочного поступления выкупных платежей.
Теплота чувств! О вы, которые так много говорите об ней, объясните по крайней мере, в
чем должны заключаться ее признаки? Но, увы! никто даже не дает себе труда ответить на этот вопрос. Напротив того, вопрос мой возбуждает негодование,
почти ужас. Как! ты даже этого, врожденного всякому человеку, понятия не имеешь! ты этого не понимаешь! Этого!! Брысь!
Словом сказать, вопрос о взяточничестве, некогда столь славный, является в настоящее время до такой степени забытым,
что самое напоминание об нем кажется
почти ребяческою назойливостью.
Измена же хотя и казалась наиболее практическим выходом, но ведь и ее прежде надобно доказать или, по малой мере, доложить об ней, а это тоже
почти невозможно, потому
что «веяния времени» обращают человека в пепел прежде, нежели он успеет разинуть рот…
На
что я с первой же
почтой ответил: «Мы все удивляемся экспрессии твоего циркуляра: это своего рода chef d’oeuvre.
Феденька решил,
что, в крайнем случае, это будет еще очень недурно, а пожалуй, даже лучше, нежели тщетный блеск, который требует значительных денежных издержек и, сверх того,
почти всегда сопровождается скандалами…
— О том,
что почти вся палата, в полном составе, ездила в город Парэ-ле-Мониаль и от сатаны отреклась — слышали?
— Хоть иноверцы, а тоже по-своему Бога
почитают. Ничего это. Да скажи ты мне на милость, к
чему ты эту канитель завел? Мне что-то даже скучно стало.
— Ну, не хочешь, как хочешь. А то закусил бы ин! Это все у тебя от думы. Брось! пущай другие думают! Эку сухоту себе нашел: завидно,
что другие делами занимаются — зачем не к нему все дела приписаны! Ну, да уж прощай, прощай! Вижу,
что сердишься! Увидишься с сатаной — плюнь ему от меня в глаза! Только вряд ли увидишь ты его. Потому, живем мы здесь в благочестии и во всяком благом поспешении, властям предержащим повинуемся, старших
почитаем — неповадно ему у нас!
Феденька вышел от Пустынника опечаленный,
почти раздраженный. Это была первая его неудача на поприще борьбы. Он думал окружить свое вступление в борьбу всевозможною помпой — и вдруг, нет главного украшения помпы, нет Пустынника! Пустынник, с своей стороны, вышел на балкон и долго следил глазами за удаляющимся экипажем Феденьки. Седые волосы его развевались по ветру, и лицо казалось как бы закутанным в облако. Он тоже был раздражен и чувствовал,
что нелепое объяснение с Феденькой расстроило весь его день.
И прохожие, видя,
что их «просят
честью», с удовольствием бросали дела и устремлялись в храмы.
— Я, вашество, сам на себе испытал такой случай, — говорил Тарас. — Были у меня в имении скотские падежи
почти ежегодно. Только я, знаете, сначала тоже мудровал: и ветеринаров приглашал, и знахарям чертову пропасть денег просадил, и попа в Егорьев день по полю катал — все, знаете, чтоб польза была. Хоть ты
что хочешь! Наконец я решился-с. Бросил все, пересек скотниц и положил праздновать ильинскую пятницу. И
что ж, сударь! С тех пор как отрезало. Везде кругом скотина как мухи мрет, а меня Бог милует!
Мало того: даже арестовал квартального Пелепелкина, когда тот, весь бледный и
почти ополоумевший от страха, прибежал объявить,
что в соседней роще снегири затеяли бунт.
Сначала квартальным было трудно воздерживаться от заезжаний, ибо они были убеждены,
что заезжание представляет своего рода упрощение форм и обрядов делопроизводства; но так как они были легковерны (исключительно, впрочем, в сношениях с начальством), то ему не стоило
почти никакого труда уверить их,
что «незаезжание» составляет форму делопроизводства еще более упрощенную, нежели даже «заезжание».
И, к удивлению моему, он не только не бросился меня бить (как это
почти всегда делают заблуждающиеся молодые люди), но даже протянул мне обе руки и, в свою очередь, объявил,
что он русский и занимает в своем отечестве ранг помпадура.
Он с чувством пожал мне руку и был так великодушен,
что пригласил меня ужинать в café Anglais, где мы
почти до утра самым приятным образом провели время. В заключение он очень любезно предложил мне сопутствовать ему в его родные степи, где, по словам его, представлялась для меня очень выгодная карьера.
Справедливость требует, однако ж, сказать,
что по окончании церемонии он поступил со мною как grand seigneur, [Вельможа (фр.).] то есть не только отпустил условленную сумму сполна, но подарил мне прекрасную,
почти не ношенную пару платья и приказал везти меня без прогонов до границ следующего помпадурства. Надежда не обманула меня: Бог хотя поздно, но просветил его сердце!