Неточные совпадения
Каждые два года приезжал к набору флигель-адъютант,
и тоже утирал слезы
и подавал отчет.
И отчеты не об одном наборе, но
и обо всем виденном
и слышанном, об управлении вообще. Существует ли в губернии правда или нет ее,
и что нужно
сделать, чтоб она существовала не на бумаге
только, но
и на деле.
И опять запросы, опять отписки…
— Вот на этом спасибо! — благодарит Авдей, — добёр ты, Петр Матвеич! Это так
только вороги твои клеплют, будто ты крестьянское горе сосешь… Ишь ведь!
и денежки до копеечки заплатил,
и косушку поднес; кто, кроме Петра Матвеича, так
сделает? Ну, а теперь пойти к старосте, хоть пятишницу в недоимку отдать.
И то намеднись стегать меня собирался.
Но к этому прибавилась одна черта, которая
делает его не
только нравственно-оголтелым, но
и вредным.
— Покуда — ничего. В департаменте даже говорят, что меня столоначальником
сделают. Полторы тысячи — ведь это куш. Правда, что тогда от частной службы отказаться придется, потому что
и на дому казенной работы по вечерам довольно будет, но что-нибудь легонькое все-таки
и посторонним трудом можно будет заработать, рубликов хоть на триста. Квартиру наймем; ты
только вечером на уроки станешь ходить, а по утрам дома будешь сидеть; хозяйство свое заведем — живут же другие!
Затем, помимо личных имен, еще
только так называемые «факты» заставляют его
сделать движение бровями, но
и то потому, что этими «фактами» ему прожужжали уши ненавистники
и солидные. Их нельзя игнорировать, потому что слухами об них полна улица,
и на каждом шагу раздается...
— Нет,
и ваша жизнь переполнена крохами,
только вы иначе их называете. Что вы теперь
делаете? что предстоит вам в будущем? Наверно, вы мечтаете о деятельности, о возможности быть полезною; но разберите сущность ваших мечтаний,
и вы найдете, что там ничего, кроме крох, нет.
—
И дурно
сделали. Вам
и подчиняться не нужно, а следует
только приказать.
— Вы робят наускоре обучайте; нам ведь
только бы читать да писать умели. Да цифири малость. Без чего нельзя, так нельзя, а лишнего для нас не требуется. Нам дети дома нужны. А ежели который стараться не станет, можно такого
и попугать. Вон он в углу веник — стоит.
Сделайте милость, постарайтесь.
— Увидимся! — крикнул он ей. Она
сделала инстинктивное движение, чтобы выйти к нему, но удержалась
и только слабо улыбнулась в ответ.
Верховцевы сходили по лестнице, когда Лидочка поднималась к ним. Впрочем, они уезжали не надолго — всего три-четыре визита,
и просили Лидочку подождать. Она вошла в пустынную гостиную
и села у стола с альбомами. Пересмотрела все — один за другим, а Верховцевых все нет как нет. Но Лидочка не обижалась;
только ей очень хотелось есть, потому что институтский день начинается рано,
и она, кроме того,
сделала порядочный моцион. Наконец, часов около пяти, Верочка воротилась.
Только рассказчик сцен
делает вид, что он здесь — дома,
и наполняет залу звукоподражаниями.
Это было очень обидно, потому что сама управа предвидела наступление весны
и уже
сделала распоряжение, чтобы Глотов, как
только появятся на дороге зажоры, немедленно ехал, куда глаза глядят.
Только кроить он не умел (это
делали сами хозяева фирмы)
и лишь впоследствии самоучкой отчасти дошел до усвоения этого искусства.
— Известно, как же возможно сравнить! Раб или вольный!
Только, доложу вам, что
и воля воле рознь. Теперича я что хочу, то
и делаю; хочу — лежу, хочу — хожу, хочу —
и так посижу. Даже задавиться, коли захочу, —
и то могу. Встанешь этта утром, смотришь в окошко
и думаешь! теперь шалишь, Ефим Семенов, рукой меня не достанешь! теперь я сам себе господин. А ну-тко ступай,"сам себе господин", побегай по городу, не найдется ли где дыра, чтобы заплату поставить, да хоть двугривенничек на еду заполучить!
— А что же со мной закон
сделает, коли от меня
только клочья останутся? Мочи моей, сударь, нет; казнят меня на каждом шагу — пожалуй, ежели в пьяном виде, так
и взаправду спрыгнешь… Да вот что я давно собираюсь спросить вас: большое это господам удовольствие доставляет, ежели они, например, бьют?..
—
И добро бы я не знал, на какие деньги они пьют! — продолжал волноваться Гришка, — есть у старика деньги, есть! Еще когда мы крепостными были, он припрятывал. Бывало, нарвет фруктов, да ночью
и снесет к соседям, у кого ранжерей своих нет. Кто гривенничек, кто двугривенничек пожертвует… Разве я не помню! Помню я, даже очень помню, как он гривенники обирал,
и когда-нибудь все на свежую воду выведу! Ах,
сделай милость! Сами пьют, а мне не
только не поднесут, даже в собственную мою квартиру не пущают!
Пролежал он таким образом, покуда не почувствовал, что пальто на нем промокло.
И все время, не переставая, мучительно спрашивал себя:"Что я теперь
делать буду? как глаза в люди покажу?"В сущности, ведь он
и не любил Феклиньи, а
только, наравне с другими, чувствовал себя неловко, когда она, проходя мимо, выступала задорною поступью, поводила глазами
и сквозь зубы (острые, как у белки) цедила:"ишь, черт лохматый, пялы-то выпучил!"
Другая причина — приезд нашего родственника Бориса Павловича Райского. Он живет теперь с нами и, на беду мою, почти не выходит из дома, так что я недели две
только и делала, что пряталась от него. Какую бездну ума, разных знаний, блеска талантов и вместе шума, или «жизни», как говорит он, привез он с собой и всем этим взбудоражил весь дом, начиная с нас, то есть бабушки, Марфеньки, меня — и до Марфенькиных птиц! Может быть, это заняло бы и меня прежде, а теперь ты знаешь, как это для меня неловко, несносно…
Неточные совпадения
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне
только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе
и сейчас! Вот тебе ничего
и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь,
и давай пред зеркалом жеманиться:
и с той стороны,
и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе
делает гримасу, когда ты отвернешься.
Судья тоже, который
только что был пред моим приходом, ездит
только за зайцами, в присутственных местах держит собак
и поведения, если признаться пред вами, — конечно, для пользы отечества я должен это
сделать, хотя он мне родня
и приятель, — поведения самого предосудительного.
Я не люблю церемонии. Напротив, я даже стараюсь всегда проскользнуть незаметно. Но никак нельзя скрыться, никак нельзя!
Только выйду куда-нибудь, уж
и говорят: «Вон, говорят, Иван Александрович идет!» А один раз меня приняли даже за главнокомандующего: солдаты выскочили из гауптвахты
и сделали ружьем. После уже офицер, который мне очень знаком, говорит мне: «Ну, братец, мы тебя совершенно приняли за главнокомандующего».
Г-жа Простакова. На него, мой батюшка, находит такой, по-здешнему сказать, столбняк. Ино — гда, выпуча глаза, стоит битый час как вкопанный. Уж чего — то я с ним не
делала; чего
только он у меня не вытерпел! Ничем не проймешь. Ежели столбняк
и попройдет, то занесет, мой батюшка, такую дичь, что у Бога просишь опять столбняка.
Когда человек
и без законов имеет возможность
делать все, что угодно, то странно подозревать его в честолюбии за такое действие, которое не
только не распространяет, но именно ограничивает эту возможность.