— А что, господа! — обращается он к гостям, — ведь это лучшенькое из всего, что мы испытали в жизни, и я всегда с благодарностью вспоминаю об этом времени. Что такое я теперь? — "Я знаю, что я ничего не знаю", — вот все, что я могу
сказать о себе. Все мне прискучило, все мной испытано — и на дне всего оказалось — ничто! Nichts! А в то золотое время земля под ногами горела, кровь кипела в жилах… Придешь в Московский трактир:"Гаврило! селянки!" — Ах, что это за селянка была! Маня, помнишь?
Неточные совпадения
Талантливы ли финны —
сказать не умею. Кажется, скорее, что нет, потому что у громадного большинства их вы видите в золотушных глазах только недоумение. Да и
о выдающихся людях не слыхать. Если бы что-нибудь было в запасе, все-таки кто-нибудь да создал бы себе известность.
И находятся еще антики, которые уверяют, что весь этот хлам история запишет на свои скрижали… Хороши будут скрижали! Нет, время такой истории уж прошло. Я уверен, что даже современные болгары скоро забудут
о Баттенберговых проказах и вспомнят
о них лишь тогда, когда его во второй раз увезут: «Ба! —
скажут они, — да ведь это уж, кажется, во второй раз! Как бы опять его к нам не привезли!»
Правда, что Наполеон III оставил по себе целое чужеядное племя Баттенбергов, в виде Наполеонидов, Орлеанов и проч. Все они бодрствуют и ищут глазами, всегда готовые броситься на добычу. Но история сумеет разобраться в этом наносном хламе и отыщет, где находится действительный центр тяжести жизни. Если же она и упомянет
о хламе, то для того только, чтобы
сказать: было время такой громадной душевной боли, когда всякий авантюрист овладевал человечеством без труда!
Впрочем, оговариваюсь: я говорю исключительно
о священнике бедного прихода, и притом держащемся старозаветных преданий, словом
сказать,
о священнике, не отказавшемся от личного сельскохозяйственного труда.
Поэтому все, что я
скажу дальше
о сельском священнике, вполне применимо и к причетническому быту, но, разумеется, в удвоенной степени, потому что и нужда здесь двойная, и размеры обеспечивающих средств вдвое и втрое меньше.
Словом
сказать, совершенно доволен, что его со всех сторон обступили мелочи, — ни дыхнуть, ни подумать ни
о чем не дают. Ценою этого он сыт и здоров, — а больше ему ничего и не требуется.
Выше я
сказал, что он напомнит дяде Семену
о существовании заброшенного тележного рыдвана, но одновременно с этим он прочтет дяде Авдею наставление, что вести на базар последнюю животину — значит окончательно разорить дом, что можно потерпеть, оборотиться и т. д. Вообще, где следует, он нажмет, а где следует, и отдохнуть даст. Дать мужику без резону потачку — он нос задерет; но, с другой стороны, дать захудалому отдохнуть — он и опять исподволь обрастет. И опять его стриги, сколько хочется.
В сущности, он уж решился. Он уже намекнул отцу молодой особы, да и ей самой,
о своих намерениях. Ей он открылся во время мазурки. Она ничего положительного ему не
сказала, а только загадочно спросила...
Директор одобрил записку всецело, только тираду
о страстях вычеркнул, найдя, что в деловой бумаге поэзии и вообще вымыслов допустить нельзя. Затем положил доклад в ящик, щелкнул замком и
сказал, что когда наступит момент, тогда все, что хранится в ящике, само собой выйдет оттуда и увидит свет.
Генечка последовал и этому совету. Он даже сошелся с Ростокиным, хотя должен был, так
сказать, привыкать к его обществу. Через Ростокина он надеялся проникнуть дальше, устроить такие связи,
о каких отец и не мечтал. Однако ж сердце все-таки тревожилось воспоминанием
о товарищах, на глазах которых он вступил в жизнь и из которых значительная часть уже отшатнулась от него. С одним из них он однажды встретился.
Словом
сказать, сетованиям и испугу конца не было. Даже кухарка Авдотья начала скучать, слыша беспрестанные толки
о добыче и трудностях жизни.
О стипендии он и не мечтал: что-то еще
скажет экзамен при переходе на второй курс, а до тех пор и думать нечего…
— Да, ежели в этом смысле… но я должна вам
сказать, что очень часто это слово употребляется и в другом смысле… Во всяком случае, знаете что? попросите мосье Жасминова — от меня! — не задавать сочинений на темы, которые могут иметь два смысла! У меня живет немка, которая может…
о, вы не знаете, как я несчастлива в своей семье! Муж мой… ох, если б не ангелочек!..
— Нет, я все-таки пришлю. Может быть, и получше ему будет. И с доктором
о нем поговорю. Посмотрит, что-нибудь присоветует,
скажет, какая у него болезнь.
— Вы совсем не
о том думаете, господа, —
сказал он, — мост есть мост, а не конституция-с!
Вообще, как я уже
сказал выше, Болгария доставила ему неистощимый родник новостей. И до сих пор он занимается ею с особенной любовью: подыскивает кандидатов на болгарский престол, разузнает, будет ли оккупация и как смотрит на этот вопрос австрияк, распространяет вернейшие сведения
о путешествии болгарской депутации по Европе,
о свиданиях Стоилова с Баттенбергом, и проч., и проч.
Сказавши это, он пожал мне руку и удалился, причем не спросил, где я живу, да и сам не пригласил меня к себе. Очевидно, довольство настолько овладело им, что он утратил даже представление
о каком-либо ином обществе, кроме общества"своих".
— Мне вчера еще Valerien говорил
о вас, —
сказала она, когда Крутицын отрекомендовал меня, — и я очень рада познакомиться с вами. Друзья моего мужа — мои друзья.
— Нет, лучше
о тебе будем говорить, —
сказал я, истощив свой запас.
Выражения сочувствия могут радовать (а впрочем, иногда и растравлять открытые раны напоминанием
о бессилии), но они ни в каком случае не помогут тому интимному успокоению, благодаря которому, покончивши и с деятельностью, и с задачами дня, можешь
сказать:"Ну, слава богу! я покончил свой день в мире!"Такую помощь может оказать только «дружба», с ее предупредительным вниманием, с обильным запасом общих воспоминаний из далекого и близкого прошлого; одним словом, с тем несложным арсеналом теплого участия, который не дает обильной духовной пищи, но несомненно действует ублажающим образом.
Неточные совпадения
Городничий. В других городах, осмелюсь доложить вам, градоправители и чиновники больше заботятся
о своей, то есть, пользе. А здесь, можно
сказать, нет другого помышления, кроме того, чтобы благочинием и бдительностью заслужить внимание начальства.
Городничий. Ну что ж,
скажите, ничего не начитывали
о каком-нибудь чиновнике из Петербурга?
Осклабился, товарищам //
Сказал победным голосом: // «Мотайте-ка на ус!» // Пошло, толпой подхвачено, //
О крепи слово верное // Трепаться: «Нет змеи — // Не будет и змеенышей!» // Клим Яковлев Игнатия // Опять ругнул: «Дурак же ты!» // Чуть-чуть не подрались!
«Грехи, грехи, — послышалось // Со всех сторон. — Жаль Якова, // Да жутко и за барина, — // Какую принял казнь!» // — Жалей!.. — Еще прослушали // Два-три рассказа страшные // И горячо заспорили //
О том, кто всех грешней? // Один
сказал: кабатчики, // Другой
сказал: помещики, // А третий — мужики. // То был Игнатий Прохоров, // Извозом занимавшийся, // Степенный и зажиточный
«Отцы! —
сказал Клим Яковлич, // С каким-то визгом в голосе, // Как будто вся утроба в нем, // При мысли
о помещиках, // Заликовала вдруг.