Неточные совпадения
О финских песнях знаю мало. Мальчики-пастухи что-то
поют, но тоскливое и всё на один и тот же мотив.
Может быть, это такие же песни, как
у их соплеменников, вотяков, которые, увидев забор,
поют (вотяки, по крайней мере, русским языком щеголяют): «Ах, забёр!», увидав корову —
поют: «Ах корова!» Впрочем, одну финскую песнь мне перевели. Вот она...
У него дом больше — такой достался ему при поступлении на место; в этом доме, не считая стряпущей, по крайней мере, две горницы, которые отапливаются зимой «по-чистому», и это требует лишних дров; он круглый год нанимает работницу, а на лето и работника, потому что земли
у него больше, а стало
быть, больше и скота — одному с попадьей за всем недоглядеть; одежда его и жены дороже стоит, хотя бы ни он, ни она не имели никаких поползновений к франтовству; для него самовар почти обязателен, да и закуска в запасе имеется, потому что его во всякое время
может посетить нечаянный гость: благочинный, ревизор из уездного духовного правления, чиновник, приехавший на следствие или по другим казенным делам, становой пристав, волостной старшина, наконец, просто проезжий человек, за метелью или непогодой не решающийся продолжать путь.
— Ну, черт с вами! Вот сын
у меня растет;
может быть, он хозяйничать захочет. Дам ему тогда денег на обзаведение, и пускай он хлопочет. Только вот лес пуще всего береги, старик! Ежели еще раз порубку замечу — спуску не дам!
— Ты обо мне не суди по-теперешнему; я тоже повеселиться мастер
был. Однажды даже настоящим образом
был пьян. Зазвал меня к себе начальник, да в шутку, должно
быть, — выпьемте да выпьемте! — и накатил! Да так накатил, что воротился я домой — зги божьей не вижу! Сестра Аннушкина в ту пору
у нас гостила, так я Аннушку от нее отличить не
могу: пойдем, — говорю! Месяца два после этого Анюта меня все пьяницей звала. Насилу оправдался.
Но Генечка этого не опасался и продолжал преуспевать. Ему еще тридцати лет не
было, а уже самые лестные предложения сыпались на него со всех сторон. Он не раз
мог бы получить в провинции хорошо оплаченное и ответственное место, но уклонялся от таких предложений, предпочитая служить в Петербурге, на глазах
у начальства. Много проектов он уже выработал, а еще больше имел в виду выработать в непродолжительном времени. Словом сказать, ему предстояло пролить свет…
— Коли не знаете, где остановиться, так ступайте к Анне Ивановне в Разъезжую:
у нее много горюнов живет. Нумера порядочные, обед — тоже, а главное, сама она добрая.
Может быть, и насчет занятий похлопочет. Покуда что,
у нее и поживете.
Доброму согласию супругов много содействовало то, что
у Ардальона Семеныча
были такие сочные губы, что, бывало, Софья Михайловна прильнет к ним и оторваться не
может. Сверх того,
у него
были упругие ляжки, на которых она любила присесть. Сама она
была вся мягкая. Оба любили оставаться наедине, и она вовсе не
была в претензии, когда он, взяв ее на руки, носил по комнатам и потом бросал ее на диван.
Софья Михайловна, в свою очередь, ничего доказать не
могла и только целыми днями дулась. Можно
было предвидеть, что немке недолго ужиться
у нее, если бы Софья Михайловна не сообразила, что ежели откажет гувернантке, то, чего доброго, Ардальон Семеныч и на стороне ее устроит.
— Об этом надо еще подумать, ангелочек: такие балы обходятся слишком дорого. Во всяком случае, на следующей неделе
будет бал
у Щербиновских, потом
у Глазотовых, потом в «Собрании», а
может быть, и князь Сампантрё даст бал… для тебя… Кстати, представил его тебе вчера папаша?
Состояние
у Ладогиных
было хорошее, так что они
могли жить, ни в чем не нуждаясь.
Сверх того, старик не скрывал от себя, что Ольга
была некрасива (ее и в институте звали дурнушкой), а это тоже имеет влияние на судьбу девушки. Лицо
у нее
было широкое, расплывчатое, корпус сутулый, приземистый. Не
могла она нравиться. Разве тот бы ее полюбил, кто оценил бы ее сердце и ум. Но такие ценители вообще представляют исключение, и уж, разумеется, не в деревне можно
было надеяться встретить их.
Быть может, теперь
у нее нашлось бы уж дело;
быть может, она вместе с Надеждой Федоровной волновалась бы настоящею, реальною деятельностью, а не тою вынужденною праздностью, которая наполняла все ее существо тоскою?
— Нет, я все-таки пришлю.
Может быть, и получше ему
будет. И с доктором о нем поговорю. Посмотрит, что-нибудь присоветует, скажет, какая
у него болезнь.
Корреспонденция эта
была единственным звеном, связывающим ее с живым миром; она одна напоминала сироте, что
у нее
есть где-то свое гнездо, и в нем своя церковь, в которой старая тетка молится о ней, Лидочке, и с нетерпением ждет часа, когда она появится в свете и — кто знает —
быть может, составит блестящую партию…
Практика, установившаяся на Западе и не отказывающаяся ни от эмпиреев, ни от низменностей, положила конец колебаниям Перебоева. Он сказал себе:"Ежели так поступают на Западе, где адвокатура имеет за собой исторический опыт, ежели там общее не мешает частному, то тем более подобный образ действий
может быть применен к нам.
У западных адвокатов золотой век недалеко впереди виднеется, а они и его не боятся; а
у нас и этой узды, слава богу, нет. С богом! — только и всего".
— То-то, что мы думали: и
у него Анна Ивановна, и
у нас Анна Ивановна…
Может быть, господин адвокат разберет… Денег-то уж очень много, господин адвокат!
Таким образом все объясняется. Никому не приходит в голову назвать Бодрецова лжецом; напротив, большинство думает:"А ведь и в самом деле,
у нас всегда так; сию минуту верно, через пять минут неверно, а через четверть часа — опять верно". Не
может же, в самом деле, Афанасий Аркадьич каждые пять минут знать истинное положение вещей.
Будет с него и того, что он хоть на десять минут сумел заинтересовать общественное мнение и наполнить досуг праздных людей.
— Как же, сударь, возможно! все-таки… Знал я, по крайней мере, что"свое место"
у меня
есть. Не позадачится в Москве — опять к барину: режьте меня на куски, а я оброка добыть не
могу! И не что поделают."Ах ты, расподлая твоя душа! выпороть его!" — только и всего. А теперь я к кому явлюсь? Тогда
у меня хоть церква своя, Спас-преображенья,
была — пойду в воскресенье и помолюсь.
— Ну, на нет и суда нет. А я вот еще что хочу вас спросить:
может ли меня городничий без причины колотить?
Есть у него право такое?
— Да, и домой. Сидят почтенные родители
у окна и водку
пьют:"Проваливай! чтоб ноги твоей
у нас не
было!"А квартира, между прочим, — моя, вывеска на доме — моя; за все я собственные деньги платил.
Могут ли они теперича в чужой квартире дебоширствовать?
Он шел, не поднимая головы, покуда не добрался до конца города. Перед ним расстилалось неоглядное поле, а
у дороги, близ самой городской межи, притаилась небольшая рощица. Деревья уныло качали разбухшими от дождя ветками; земля
была усеяна намокшим желтым листом; из середки рощи слышалось слабое гуденье. Гришка вошел в рощу, лег на мокрую землю и,
может быть, в первый раз в жизни серьезно задумался.
Мысль о побеге не оставляла его. Несколько раз он пытался ее осуществить и дня на два, на три скрывался из дома. Но исчезновений его не замечали, а только не давали разрешенья настоящим образом оставить дом. Старик отец заявил, что сын
у него непутный, а он, при старости, отвечать за исправную уплату повинностей не
может. Разумеется, если б Гришка не
был «несуразный», то
мог бы настоять на своем; но жалобы «несуразного» разве
есть резон выслушивать? В кутузку его — вот и решенье готово.
Питомец, поступавший на службу в департамент полиции исполнительной, живший на каких-нибудь злосчастных тысячу рублей и заказывавший платье
у Клеменца,
мог иметь очень мало общего с блестящим питомцем, одевавшимся
у Сарра, мчавшимся по Невскому на вороном рысаке и имевшим виды
быть в непродолжительном времени attache при посольстве в Париже.
Я рассказал, что
мог, но запас
у меня
был не особенно обильный. В десять — пятнадцать минут все
было кончено.
— Pardon! Выражение: «мелочи» — сорвалось
у меня с языка. В сущности, я отнюдь не считаю своего «дела» мелочью. Напротив. Очень жалею, что ты затеял весь этот разговор, и даже не хочу верить, чтобы он
мог серьезно тебя интересовать.
Будем каждый делать свое дело, как умеем, — вот и все, что нужно. А теперь поговорим о другом…
Были ли
у Имярека такие друзья?
Был ли он сам таким другом? Конечно,
был, но чего-то как будто недоставало.
Быть может, именно сёмужки. Он
был когда-то здоров, но никогда настолько, чтобы
быть настоящим другом. Он бывал и весел, но опять не настолько, сколько требуется от «друга». Анекдотов он совсем не знал, гастрономом не
был, в винах понимал очень мало. Жил как-то особняком, имел"образ мысли"и даже в манерах сохранял нечто резкое, несовместное с дружелюбием.
Говорят, будто и умственный интерес
может служить связующим центром дружества; но, вероятно, это водится где-нибудь инде, на"теплых водах". Там существует общее дело, а стало
быть,
есть и присущий ему общий умственный интерес.
У нас все это в зачаточном виде.
У нас умственный интерес, лишенный интереса бакалейного, представляется символом угрюмости, беспокойного нрава и отчужденности. Понятно, что и дружелюбие наше не
может иметь иного характера, кроме бакалейного.
К счастию, Имярек, по самой природе своей, по всему складу своей жизненной деятельности, не
мог не остаться верным той музе, которая, однажды озарив его существование, уже не оставляла его.
У него и других слов не
было, кроме тех, которые охарактеризовали его деятельность, так что если бы он даже хотел сказать нечто иное, то запутался бы в своих усилиях. Одного бы не досказал, в другом перешел бы за черту и, в конце концов, еще более усилил бы раздражение.